– Если получится.

Артемьев ожидал следующего вопроса старика о том, что может помешать новому знакомцу вернуться домой. Это сразу же заставило бы его насторожиться. Он чувствовал, что встреча эта не случайна, и теперь ждал, когда же тот закончит «лирику» и перейдет к делу. Но старик продолжал говорить. Иногда создавалось впечатление, что он забыл о своем собеседнике и говорит сам с собой. «А вдруг ненормальный», – подумал Сергей.

– Я психически абсолютно здоров, – вдруг засмеялся старик, – чего не скажешь о моем физическом состоянии.

– Почему вы решили, что я считаю вас ненормальным? – изумился Артемьев.

– По лицу могу читать, молодой человек. Практика богатая.

– Скажите, а кто вы в прошлом? По профессии.

– Военный. Горжусь, что моя Родина – СССР, что я – сын советского генерала, что состоял в КПСС. Горжусь, что я советский офицер. Знаете, я уверен, если, скажем, году в 2010м тогдашняя российская армия сошлась бы в схватке с вермахтом образца 43го, и не применялось бы ядерное оружие, то «дорогие россияне» были бы разбиты за месяц. Максимум – за два.

Артемьев задумчиво покачал головой:

– Может быть, и так. Но вы не ответили на вопрос. Кто же виноват в распаде?

– А какие вы можете выдвинуть версии?

Артемьев вдруг осознал, что этот вопрос его никогда особенно не интересовал. До краткой встречи с Таубергом он вообще над ним не задумывался. Да и сейчас этот вопрос вряд ли волновал его, но он чувствовал интерес к старику, как к музейному экспонату. Отзвуку того бесконечно далекого, великого и загадочного, что в его стране презрительно именовалось «совок».

– Не знаю, – честно сказал он, – скорее всего, тогдашний режим.

– Двойка, молодой человек. Виновно то скопище засранцев, которое высокопарно именовали «русским народом». А режим… Что режим? Никакого приличного режима у этих недочеловеков быть не могло. Я еще в «лихие девяностые» говорил, что режим меньше всех виноват. Режим – это естественное отражение народа. Можешь менять его хоть пять раз в день, когда народ из одних мразей состоит, то на место одних мразей неизбежно такие же придут. Ну ладно, на сегодня политзанятия окончены. Давайте перейдем к делу. Вы прекрасно поняли еще в кафе на набережной, что наша встреча не случайна. Кстати, книгу прочитали?

– Читаю.

– Интересно?

– Не столько интересно, сколько познавательно. Должен сказать, что спорить с автором трудно.

– Хорошо. Но книгу мы с вами какнибудь потом обсудим. Сейчас поговорим о перспективах сотрудничества. Вам, надеюсь, понятно, что вы нужны нам, а мы – вам.

– Скажите, – перебил старика Артемьев, – в вашей иерархии вы стоите выше тех, с кем я встречался?

– Выше, – сухо сказал тот. – Выше меня только Господь. Мы вас не приглашаем в наши ряды, поскольку мы люди советские, а вы – «дорогой россиянин», но на работу по специальности принять можем. А это для вас, вопервых, деньги, вовторых, крыша. Крыша, которая вас от «Криптоса» защитит.

– Вы обо мне все знаете?

– Все о человеке знает только Бог. Но знаем достаточно.

– А если я не приму ваше предложение?

– Тогда, по нашим расчетам, «Криптос» вас ликвидирует через две недели. Максимум через три.

– Вы наведете?

Старик поморщился:

– Они уже у вас на хвосте. Мы просто наблюдать будем.

– Хорошо, я согласен. Только не думайте, что я сильно испугался. Здесь нечто другое. Итак, – он вынул диск, который с утра носил за пазухой, и положил перед Константином Сергеевичем, – кого отстреливать?

Глава XII

Дин

«По сообщению Московской службы новостей, вчера войска Кавказского халифата перешли в наступление на оборонительные рубежи Аварского нуцальства в Дагестане в направлении Буйнакска. В прессревю официального Грозного сказано, что сопротивление „неверных отступников“, именно так называются вооруженные формирования горцев Дагестана, не согласных с идеей вхождения этой республики в единое государство под эгидой Чечни, будет непременно сломлено, что откроет дорогу на Махачкалу и позволит уничтожить это „гнездо сепаратизма“».

Сообщение исламского информбюро «Джихад», март 2016 года.

Дин внимательно прослушал сообщение и с несвойственной ему злостью выключил приемник.

«Господи! Ну почему у нас столько идиотов?! Кому это все нужно? – подумал он и, остановившись перед зеркалом, начал внимательно себя разглядывать: – Опять располнел. Но с этим ничего не поделаешь. Наследственность плюс склонность к гурманству. Больше надо спортом заниматься». Он снял халат и стал тщательно изучать свое тело, на котором все явственнее проступали первые признаки увядания. Правда, мускулатура еще просматривалась, живот, хоть и требовал теперь постоянного контроля «на втягивание», не был безобразно вислым, как у многих его сверстников, злоупотреблявших пивом и предававшихся праздности.

– Седеем, блин, лысеем, – он ладонью провел по своей коротко стриженной голове, не без удовольствия отметив, что ни седина, ни лысина пока еще не отвоевали доминирующих позиций на этой, стратегически важной для хорошего самочувствия, отметке.

Иногда он любил посетовать на свой возраст, особенно в присутствии женщин. При этом явно кокетничал (простим ему эту маленькую слабость), так как сил и энергии у него хватало не только на то, чтобы вести достаточно серьезное дело, но и на плотские утехи, которым он предавался, правда, уже не так часто как раньше, но все же с регулярностью, вызывающей зависть ровесников. Вот и этой ночью он раза три входил в роскошное Ланочкино тело, каждый раз испытывая не просто наслаждение, а настоящий эмоциональный взрыв, на пике которого он ощущал себя эдаким самцомпобедителем, добившимся своей цели, что подтверждалось учащенным дыханием его партнерши, ее благодарными объятиями и стонами.

Утром, после привычного холодного душа, он, накинув халат, направился на кухню, чтобы выпить традиционную чашку капучино. По пути заглянул в спальню, где его подруга сладко посапывала, свернувшись калачиком, словно ребенок. В ее позе было столько сладострастной неги, что Дин вновь ощутил прилив желания.

– Нет, дорогой! Так дело не пойдет, – он силой заставил себя отвести взгляд от сулящих удовольствие округлостей, ложбинок и впадинок возлюбленной и решительно закрыл дверь в альков.

С тех пор как он получил заказ на устранение Артемьева, прошла уже неделя. Сделано было вроде много, а результата – никакого. Артемьев исчез бесследно, но ведь человек (на то он и общественное животное) не может не оставлять своих меток в окружающем его мире. Он должен гдето жить, с кемто общаться, иметь друзей или врагов или и тех, и других одновременно, встречаться с женщинами, по любви и просто так, навещать родных и близких, и прочая, и прочая, и прочая. Дин достал из пачки сигарету, отломал фильтр («Когданибудь меня вычислят по этой идиотской привычке», – пронеслось у него в голове), закурил и в очередной раз стал прокручивать в голове всю накопившуюся к этому времени информацию.

Итак, он получает заказ первой категории на устранение вполне конкретного субъекта. Зовут его Артемьев Сергей Петрович. Ему 41 год («Совсем еще молодой», – подумал Дин, вспомнив о своем полтиннике). Он бывший флотский офицер, уволившийся по собственному желанию из вооруженных сил в 2004 году. Срочную службу нес в составе батальона морской пехоты на Балтийском флоте, откуда и поступил в высшее военноморское училище. После его окончания был направлен по собственной просьбе в ту же самую часть, но уже на офицерскую должность. Не женат. Детей не имеет. Родители погибли в результате автокатастрофы, когда ему не было пяти лет. Воспитывался бабушкой, которая мирно скончалась в 2000 году. Дурных привычек нет («Не то что у меня», – с грустью констатировал Дин).

После увольнения пытался заняться мелким бизнесом в сфере торговли, но дела шли не очень хорошо. Несколько раз «закрывался», потом уехал в Москву, устроился на работу в консалтинговую фирму «Криптос». Неделю назад убыл в Петербург в командировку, из которой благополучно вернулся в Москву, после чего его след оборвался. Ни на принадлежащей ему квартире на улице Марины Расковой, ни на второй его квартире в районе «Сокола» не появлялся. Своими телефонами не пользовался, в банке, где на его имя был открыт счет, не засветился.