— Дело в том, что года четыре тому назад он звонил со своего телефона по этому адресу. — Лана протянула Кузьмичу листок с адресом.

— Ну, эту квартиру я знаю. Одна из немногих коммуналок, которую так и не удалось расселить. Когда первые этажи пользовались спросом, жильцы выдвинули такие условия, что на эти деньги дешевле было купить особняк где-нибудь в Америке. Ажиотаж быстро спал, вот они и маются там до сих пор. А скоро их снесут и выкинут в какую-нибудь халупу на окраине.

— Давайте сходим туда и расспросим все на месте.

— Так они ничего не расскажут.

— А вы представьте меня, как работника социальной службы, занимающейся расселением коммунальных квартир в центре Москвы. Вам-то они поверят?!

— Лады. — Они вышли на улицу и направились по адресу, продиктованному Дином.

Лана уже отвыкла от вида старых обшарпанных многоэтажек с разбитыми входными дверьми, окрашенными жуткой краской стенами, облупившимся крыльцом и неистребимым запахом кислых щей, протухших тряпок и мочи, который буквально заполнял все пространство подъезда. Им открыли сразу, так как участковый не раз разнимал их коммунальные склоки. Лану приняли хорошо, а одинокая старушка, живущая, впрочем, в самой большой комнате, пригласила ее даже испить чаю. Так и сказала «испить». Видимо, была еще из тех, прежних хозяев страны, которых когда-то всего лишили.

Комната была обставлена старинной красивой мебелью, немного тяжеловатой для столь маленького пространства, но сделанной настоящим мастером. Чай они пили из тонких фарфоровых чашек, что никак, правда, не отражалось на качестве самого напитка, который был совершенно безвкусным. Видно, старушка забыла положить в чайник заварку, а может, ее вовсе не было в этом нищем пристанище старости. Старушка долго рассказывала Лане о своей жизни, о том, что в свое время весь этот дом принадлежал семье Труваровых, известному дворянскому роду, ведущему свою родословную от родного брата легендарного Рюрика — Трувора. Она, конечно, бывших хозяев не знала, так как родилась уже в тридцатые годы, а вот мать ей много чего интересного про них рассказывала. Когда бывшие хозяева уезжали в Париж, они попросили ее сохранить эту мебель и некоторые предметы, среди которых есть одна весьма забавная вещица — ларец с секретом, который может быть открыт только специальным ключом, перстнем с печаткой. За ним якобы в свое время придет представитель их семьи. Свидетельством, подтверждающим его личность, будет тот самый перстень. Лана не была специалистом в области психиатрии, но поняла, что старушка слегка тронулась от нужды и возраста, если рассказывает ей, постороннему человеку, такие секреты. Кузьмич же, в свою очередь, подумал: «И как же это вам от НКВД спрятаться удалось?»

— Вот я и жду, потому что маменька, умирая, завещала мне обязательно Его дождаться. По условиям договора, мы не должны были менять место жительства, но могли продавать вещи, чтобы ни в чем не нуждаться. Но в конце двадцатых нас уплотнили и сделали из квартиры коммуналку. Хорошо, что хоть эта комната осталась! Некоторых просто повыбрасывали на улицу или сгнобили в лагерях. А вещи помогли выжить. Правда, сегодня ими уже мало кто интересуется, оттого и жить стало труднее.

Лана все никак не могла перейти к главной теме разговора. Но, услышав, что бабуля опять заговорила о квартире, умело направила разговор в нужное русло.

— Да нет, мы здесь живем уже, как пещерные люди. Все о нас забыли. Удивительно. Вроде русские, вроде православные, а никто не помогает. Да, а вот таджикам повезло.

— Каким таджикам? — Лана почувствовала, что нащупала верный след.

— Да снимала здесь комнатку, каморку без окна, одна таджичка с пацаненком. Он ей даже не сыном был, а внуком. Его родителей сожгли в какой-то заварухе, и Хадиша, так ее звали, сбежала с внуком сюда в Москву, здесь у нее средний сын вроде как работал. Но как в таких случаях и бывает, сына она не нашла. Но женщина была замечательная: красивая, работящая, аккуратная, готовила хорошо. В общем, устроилась она на работу, стала здесь конуру снимать, вроде понемногу жизнь налаживалась. А тут началась эта кампания под лозунгом «Очистим Москву от мусора», и всех кавказцев и азиатов стали преследовать, избивать, даже убивать. Как-то и на Хакима напали, избили сильно, а он совсем маленький был. И представляете, его спас какой-то русский молодой человек! Разогнал шпану, отбил у них мальчугана, принес сюда, а потом стал о них заботиться и где-то через полгода купил им квартиру, сделал там ремонт. В общем, повезло им.

— А имя этого человека вы, случайно, не знаете? — Лана поняла: это именно то, что она искала.

— Нет, имени я его не помню.

— Это был он? — Лана показала старушке экран телефона с фотографией Артемьева.

— Память у меня не очень, да и времени много прошло. Но похож! Очень похож! Да вы спросите у самой Хадиши. Она, добрая душа, единственная, кто меня не забывает: то чебуреков нажарит и принесет, то пловом угостит, то лепешек напечет и Хакимчика пришлет. Живут они на Енисейской улице, недалеко от метро «Бабушкинская». Вот ее телефон. Позвоните, если хотите. — Старушка не скрывала своего любопытства: зачем это работнику социальной службы узнавать про какого-то молодого человека?

Лана, поняв, что новоявленная мисс Марпл ее раскусила, поблагодарила ту за чай, положила рядом с зеркалом так, чтобы хозяйка видела, 500 евро и вышла на улицу. Она оставила Кузьмичу номер своего телефона, обещала как-нибудь его навестить, в ответ он скептически кивал головой, понимая, что вряд ли их пути еще когда-нибудь пересекутся. Ему и так было хорошо, и впервые за многие годы радостно на душе. Все-таки не зря он, наверное, живет на белом свете: ведь если бы не помог ей тогда, кто знает, что стало бы с этой хорошей женщиной? На радостях он решил выпить и побрел к себе в отделение, где его дожидалась заначенная с утра бутылка французского коньяка (подношение, мать его!).

Это было последней «новостью», которую он узнал из «Криминального бюллетеня» непосредственно перед посадкой.

В 10 часов 15 минут скрипучий Ту-154 рейсом из Парижа приземлился в аэропорту «Внуково». Евгений Викторович дождался, когда самолет покинул последний пассажир (не любил давки и суеты), поднялся со своего кресла, забрал с верхней полки ноутбук и портфель и вышел из салона. На паспортном контроле неулыбчивый (как быстро все вернулось на круги своя!) пограничник долго и внимательно проверял его документы.

— С какой целью прибыли в Московию?

«Такой молодой и такой сердитый», — подумал Труваров, а вслух произнес: — По делам.

Неприветливый юноша еще раз внимательно посмотрел в глаза Труварову, потом что-то там прихлопнул, чем-то прихрустнул и протиснул паспорт в узкую щель окошка.

Еще совсем недавно, каких-нибудь десять лет назад, симпатичные девчушки с радостью штамповали въездные документы прибывающим из зарубежья гостям столицы. И вот надо же, не успела страна еще остыть от распада, а самое худшее, что было при Союзе, вернулось. Евгений Николаевич прошел в зону таможенного досмотра, где его бесцеремонно начали трясти церберы «царевой службы». Они тщательно обыскали портфель, вывалили на стол нехитрый багаж, после чего принялись за компьютер. Хорошо, что его предупредили заранее о бесчинствах московских таможенников, и он не оставил на жестком диске информацию, которая хоть каким-то образом могла его скомпрометировать в глазах местной службы безопасности.