Полмесяца назад адмирал очень даже кстати нанял Хмурое Утро сопровождать свой контейнер с имуществом на материк. Геологи рассчитали бича еще в ноябре прошлого года, оставив ему после всех вычетов ящик сгущенки, штормовку и ватные штаны с дыркой от сигареты, а военные сняли его с довольствия как истопника котельной и бани за ненадобностью: базу приказом из Москвы ликвидировали, желая доказать миру, что ему больше не противостоит мохнарылый русский медведь во всей своей звериной простоте, оскорбляющей демократию и прогресс.

"И никто рычать не будет!" - съязвил уже уволенный в запас адмирал в приватной беседе с истопником, полюбившимся ему своим консерватизмом.

После этого почти самурайского акта доброй воли есть бичу на архипелаге стало совсем нечего, и он, залоснившийся было от вареной сгущенки, потерял весь свой лоск и стал жить, как эскимосская собака: ел впрок, проглатывая случайные куски, даже не пережевывая их, потом ходил по три дня голодный; спал в котельной, свернувшись в клубок у давно остывшей топки, но на судьбу не роптал: читал запоем и голодал весело.

Военные демонтировали технику что-то прятали в деревянные ящики, что-то зарывали в землю, предварительно законсервировав,- мол, русские-то мы русские, но все же не такие дураки, чтобы верить в любовь к нам всего цивилизованного мира...

Как только вокруг застучали топоры с молотками, Хмурое Утро ощутил мучительный прилив ностальгии: ему захотелось туда, на материк, вместе со всеми. Но на военный корабль его бы не пустили, а лететь на самолете бичу было не по карману.

Хмурое Утро было заскорбел лицом и совсем ушел в себя от подобной невозможности, но тут его вызвал к себе дядя Петя (а как еще может именоваться адмирал в отставке?) и предложил за сухой паек и законное койко-место в матросской каюте стать сопровождающим бесценного адмиральского имущества результата многолетних накоплений.

Адмиральская жена маленькая аккуратная брюнеточка из знойного Харькова с двумя золотыми зубами и командным голосом - поначалу до смерти расстроенная мужниной скоропостижной отставкой, вскоре однако взбодрилась предстоящей встречей с городом своей мечты, где у ее никчемного мужа была для нее припасена на Васильевском острове двухкомнатная квартирка с видом на баню.

Хорошо, что матросы паковали груз в отсутствие маленькой людоедки, ведь если бы она только увидела что именно паковали морячки под видом румынского мебельного гарнитура, ненадеванной песцовой шубы и нераспечатанной японской видеодвойки, то морскому волку пришлось бы из окон своей служебной квартиры душераздирающе подавать сигнал SOS в окружающее пространство.

- Ну если только ты меня обманул! - кричала она своему притихшему мужу во время погрузки контейнера на судно, невзирая на присутствие младшего командного состава.- Если там окажутся твои проклятые рога, кости и вонючие чучела, то я за себя не ручаюсь! Я на тебя молодость потратила, я всю свою жизнь отдала тебе, такому... (слово "подлецу" все же не сорвалось с ее ядовитого язычка, поскольку адмирал, во-первых, мог в самом деле не врать ей, а, во-вторых,- решиться и на рукоприкладство в присутствии молодых лейтенантиков, которым она последние года два небезуспешно строила глазки), и если там не окажется румынского гарнитура, хотя ты мне обещал итальянский, если ты меня все это время водил за нос!!! грозно наступала она на законного супруга.- А интересно почему это ты мне не показал его и шубу тоже, а?

Багровый от унижения отставной дядя Петя хрипло уверял свою атаманшу, что в точности исполнил все ее предначертания в отношении цвета обивки и формы кресел, вероятно полагаясь на какой-нибудь счастливый случай: ну, скажем, на кораблекрушение судна в районе острова Колгуева, что, вероятно, лишало бы атаманшу возможности проверить подлинность адмиральских заверений...

Хмурое Утро закончил свой завтрак (он же обед и ужин) и уже собрался на полчаса перед чтением любимой своей книги предаться приятным воспоминаниям картин осенней тундры с мирно вкрапленными в ландшафт представителями тамошней фауны... Неожиданно в помещение пакгауза вошли двое мужчин, одним из которых был таможенный служащий, а второй показался бичу очень знакомым, где-то он его уже видел.

Но где и когда?

Оглядевшись по сторонам и не заметив притихшего за ящиками бича, таможенник стал говорить:

- Сами понимаете, я рискую. И потом, кроме меня еще есть погранцы. С ними-то вы как договоритесь? Ведь они непременно проверят контейнер.

- Это не ваша забота,- спокойно ответил второй, солидный, уверенный в себе мужчина средних лет, внушительной строгости лица которого придавали оттенок величия очки в дорогой роговой оправе.- Я вам плачу. Три тысячи - деньги немалые, и даже если вас с этого места попросят - хотя это, конечно же, бред чистой воды! - вы сможете открыть собственное дело, имея начальный капитал, или купить машину.

- У меня есть машина, шестерка.

- Вот и хорошо. Поменяете ее на какую-нибудь престижную, на девятку, скажем... И потом, не волнуйтесь: когда контейнер придет из пункта А в пункт В, разбираться с тамошними таможенниками и властями буду я, а не вы, поскольку в контейнере мои вещи... Все, за что вы получаете деньги,-это лишь маленькая неувязочка, так, пустячок, не стоящий внимания. Вы же сами убедились, что ничего незаконного нет; всего лишь пара иконок из антикварного магазина на случай, если ностальгия замучает, да бабушкино колечко.

- Так что ж вы не хотите обычным, законным порядком вещи послать?

- Не хочу, чтобы здесь считали, что я за рубеж насовсем собрался. Знаете ли, школьные друзья, клятвы юности... Ни с кем не хочу расставаться врагом.

Нет, все же мне это не понятно,- гундосил таможенник, либо по неопытности своей боявшийся срыва или огласки, либо просто набивавший себе цену. Сам-то он прекрасно понимал, не мог не понимать, что клиент больше ни с кем из таможни договариваться не будет, дабы не платить двоим - это ведь вдвое больше!

- Да что же тут непонятного! Весь сыр-бор-то в том, что вместо некоего порошка в адрес иностранной фирмы придут мои вещи, только и всего! А уж с фирмой я сам разбираться буду. Видите, и в документах-то числится порошок, который как раз эта фирма в наш адрес отсылала, а теперь вроде назад отзывает не понадобился. У нас в стране такого добра оказалось навалом. Так что ничего страшного нет, зато вы, мой дорогой, получаете хорошие деньги. Ну как, все в порядке?

- Я не знаю...

- Да что тут знать-то! Порошок - на сторону, а в ящик мои вещи. Вы же понимаете, власть не любит, когда антиквариат за кордон идет, даже если он не представляет реальной ценности; вдруг мне за мои иконки старые, пару акварелек и бабушкино колечко еще и платить придется? Так я эти деньги лучше вам отдам! Ну, голубчик, вы как, созрели?

Когда к Паше вернулось ощущение реальности, он увидел перед собой чьи-то ноги.

Над ним стоял крепко сбитый человек в легкой куртке и джинсах. В руках он держал здоровенную "пушку". Лица его нельзя было разглядеть в темноте. Паша автоматически потянулся к своему "бульдогу", который покоился в кобуре под мышкой, но крепыш заметил это и, уперев дуло "пушки" в Пашин лоб, при казал сидеть смирно и не шевелиться, иначе ему придется грамм на девять облегчить свой револьвер.

Паша подумал, что дело обстоит совсем не хорошо, поскольку денег у него в карманах не так много, чтобы налетчик мог удовлетвориться ими и посчитать, что его бандитская работа оплачена в должной мере "И на сутенера вроде не похож,думал Паша. У тех повадки другие. Да и зачем сутенеру нападать на меня, когда он потом может мои деньги снять со своей девочки? Значит, это - местный бандит, который решил срубить бабки в одиночку и потом залечь на дно, пока они в мыле тщетно будут искать его по всем "малинам" областного центра. Наверное, он сидел в ресторане и видел, как я "снимал" подружку... Ладно, тем хуже для него. Из свидетелей останется только Танечка, а с ней уж я договорюсь".