— Давай, — согласился Внучек и опрокинул стопку.

— А говорили, что ты не пьешь! — сказал Узякин, закусив огурцом.

— Ну, ты провокатор, — возмутился Внучек, — пригласил, угостил, а теперь…

— Да я так, — сказал Узякин, нисколько не смутившись, — вот ты приехал к нам в город и ведешь себя, как тихушник… хотя все вы кэгэбэшники — тихушники…

— Ну и что из этого вытекает?

— Да ничего… Вот приехал ты к нам, а знаешь ли ты, что за город Каминск?

— Город как город…

— Э, брат, нет, Каминск — это центр России, понял? Я еще когда в школе учился, сидел раз на географии, измерил расстояние от западных границ до Каминска и от Каминска до восточных границ… и понял ты, оказалось, что они одинаковы… Каминск — это сердце России, понял?

— Понял.

— Ну давай еще по одной, а потом поговорим… Выпили.

— Слушай, — сказал Узякин, — давай Собинову позвоним…

И хозяин, не ожидая ответа Внучека, стал набирать номер телефона…

— Так и есть, — сказал он, поговорив с женой комбата, — они на происшествии… гы-гы-гы… Давай еще…

— Давай…

— Слушай, КГБ, — сказал Узякин, — куда мы катимся?

— Не знаю, — отрезал Внучек.

— А-а, темнила… в бардак мы катимся… Ты думаешь, расхлебали мы эту кашу, и все? Не-ет, это только первые ласточки… Скоро на такие происшествия каждый день выезжать будем… Понял?

— Угу…

— Ни хрена ты не понял, — сказал Узякин, — ты работал по диссидентам, а они люди культурные, заточек к глоткам не приставляют…

— Не работал я по диссидентам, — вскипел Внучек.

— Ну ладно, извини, — сказал Узякин, — давай еще по чуть-чуть…

Незаметно выпили бутылку, и хозяин тут же достал другую.

— Давай выпьем за тех, кого мы сегодня спасли, — напыщенно произнес Узякин.

— Спасли? — переспросил Внучек.

— Ну да, — ответил Узякин.

— Ну ты загнул, да если бы их не освободили захватчики, они были бы мертвы.

— Да брось ты. Ты думаешь у Марова это первая операция?

— Судя по тому, как он организовал это дело, безусловно…

— Ну это ты зря, у нас в милиции, брат, дисциплина, не то что у вас в КГБ — демократия, потому вы и развели всякую нечисть… Генерала тоже можно понять…

— Отстань ты со своим генералом…

— Нет, погоди, — не уступал Узякин, как будто генерал мог услышать и оценить его преданность, — его можно понять…

— А чего тут понимать… если с таких позиций подходить, то и Бузу понять можно…

— При чем тут Буза?

— А при том, что он тоже вроде как жертва обстоятельств. Генерал вынужден так поступить, а этот…

— Ого, — удивился Узякин, — в этом что-то есть… Мы все заложники чего-то… Буза и его подельники — заложники воровских правил… Мы с тобой — заложники правил других…

— Ну да, а настоящие заложники — вроде уже и не заложники… Поэтому их и в расчет брать не стоит… Бросил гранату в будку и доложил рапортом, что в ходе операции заложники погибли…

— Ну, а как бы ты освободил их другим способом, ты же видишь, что эта зараза для нас непривычна, мы к ней не готовы… У нас нет средств, как на Западе, чтобы можно оглушить или шокировать, нет людей, которые могли бы это сделать…

— Хватит, — сказал Внучек, — так мы далеко зайдем, этого у нас нет, другого у нас нет, а мне кажется, что у нас нет чувства того, что мы отвечаем за людей… Генерал, ты, я деньги получаем за то, чтобы людей защищать, и должны делать все, чтобы было тип-топ.

А мы не сделали такой малости, какую должны были сделать, не дали машины, чтобы они могли вовремя уехать… Вот, что нас характеризует больше всего…

— А-а, — дались тебе эти заложники. Да и заложники они были в будке, а когда их освободили, они стали обычными гражданами… Наше дело их освободить, а развозить по вокзалам — не наше… Не согласен?

— Не согласен.

— Ну, давай еще по одной…

— Не хочу…

— Как не хочешь? Ты что, не мужик?

— Мужик.

— Ну тогда давай…

— Не буду…

— Да ладно тебе, — сказал Узякин, — уже и обиделся, на обиженных воду возят. Ну давай помиримся и померяемся, кто победит, тот и прав будет…

Узякин, оставив тарелки, поставил локоть на стол.

— Отстань.

— Ну давай, — сказал Узякин. — Его распирало от прилива сил, и он, чтобы разозлить собеседника, ткнул Внучека в плечо открытой ладонью.

Удар был не сильный и не болезненный, но очень уж бесцеремонный, и Внучек ответил коротким тычком в печень. Но разве можно хорошо ударить сидя? Тычок этот только раззадорил хозяина. Он облапил Внучека, не давая ему возможности ударить еще. Чтобы вырваться, Внучек потянул его вправо, а затем рванулся в обратную сторону.

Узякин, потеряв равновесие, упал на четвереньки, задев стол.

До квартиры Николаева Внучек добрался нормально: его не останавливали на улице, не просили закурить. Было уже поздно, Внучеку не спалось. Он вспомнил разговор с шефом, снайперов, генерала, Писаренкова с гранатой, заложников. «Все мы заложники чего-нибудь», — подумал он.

Он встал, долго искал записную книжку, а когда нашел, то не мог вспомнить нужную фразу. Долго смотрел на чистую страницу, потом перевел взгляд на предыдущую, где было записано выражение неизвестного автора: «Смерть одного человека — трагедия, смерть миллионов — статистика». Чтобы окончательно не забыть, что он хотел закрепить на бумаге, Внучек начал писать, удивляясь, что пишет не то, о чем говорил Узякин…

Решив завтра на свежую голову отредактировать запись, он улегся в постель и попытался уснуть.

Глубокая ночь опустилась на землю. Было ясно и морозно. Яркие звезды, рассыпавшись по небу, наблюдали земную жизнь. Они видели, как исчезли прохожие с улиц Каминска. С их исчезновением стали расходиться по домам каминские хулиганы и подростки, искатели приключений. Не тузить же им друг друга: в мире человека, как и в мире животных, не едят себе подобных…

Каминск засыпал…

Пометавшись по камере, заснул подвижный и юркий Шнырь. Мысль, что дело, которое они с Бузой провернули, повысит его авторитет в том мире, что будет средой его обитания еще несколько лет, а может, и всю жизнь, согревала его.

Давно спал Хряк. Ему снился тюремный сон, в котором он командовал группой «гладиаторов», захватывающих заложников… Среди заложников был и Буза. Стоя на коленях перед Хряком, он просил прощения за удар рукояткой заточки по затылку… Сны компенсируют неисполненные человеческие желания…

Спал Буза, в своих снах он не видел ни Хряка, ни Шныря. И перед тем, как заснуть, он не вспомнил о своих подельниках, не покаялся, что обманул их. Буза не умел сострадать кому-либо.

Он спал спокойно, как человек достигший цели, к которой стремился. Он проиграл борьбу за место пахана в колонии и решил свалить на другую зону, но так, чтобы чертям стало тошно, и все помнили бы Бузу… Он обманул Хряка и Шныря: никто не ждал их на одном из переездов… Он дал Хряку возможность завестись и проморгать сигнал. Он сам наказал Хряка и сделал это так, что ни у Хряка, ни у Шныря ни на секунду не возникло сомнения в том, что все сказанное Бузой — правда… А раз уж сегодня не усомнились в этом, то не усомнятся никогда, а если и усомнятся, то никому об этом не скажут: на обманутых и обиженных воду возят, а кому хочется быть водовозом…

После ссоры с женой спал гроза блатного мира Каминска Узякин.

Уснул, наконец, и Внучек, еще не зная, какой подарок готовит ему судьба на следующий день.

Осторожно, чтобы не разбудить соседей, возвращался домой после встречи с подружками комбат, каждый раз забывая, что для благополучного возвращения ему как раз нужно делать все наоборот, подъехать к дому шумно и не идти на цыпочках по лестнице…

Где-то далеко от Каминска мчалась в ночи электричка. Стоя и сидя кемарили в ней люди. По-прежнему стояли в тамбуре Виктор и Валентина, по-прежнему бесновалась в соседнем вагоне пьяная компания, выясняя отношения между собой…

И сама земля мчалась куда-то в темноте космоса…