Через несколько дней он принял постриг с именем Николай. После утомительного путешествия через всю Сибирь в трясучей кибитке ему пришлось зазимовать в г. Николаевске–на–Амуре, где он познакомился и получил наставления у епископа Камчатского святителя Иннокентия (Вениаминова), ставшего затем митрополитом Московским. Наконец через год после отправления из Санкт–Петербурга, 2 июля 1861 года, Касаткин прибыл к месту своего служения. Первые восемь лет его жизни в Японии можно назвать подготовительным этапом, они были в основном заполнены изучением страны и ее языка. Надо сказать, что вторую волну христианства японцы встречали крайне подозрительно. Отец Николай позже писал: «При появлении американской и российской эскадр у берегов Японии в 1853 году вся Япония, естественно, была крайне встревожена: люди более образованные ждали от иностранцев неприятельских, завоевательных действий, народ же с ужасом смотрел на каждого. иностранца как на колдуна и поминутно ждал от него чудес… Тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христиан как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи»[6].

Образ России у японцев тоже был негативным. С самого начала наших контактов Япония боялась России, считала, что та хочет ее завоевать. «Вся Япония была полна этой злостью, ненавистью, фанатическим зложелательством по отношению к России»[7]. Однако это не остановило молодого священника в его стремлении проповедовать Православие.

Прежде всего необходимо было выучить японский. язык. Отцу Николаю пришлось признать, что язык этот «труднейший на свете». Ни грамматик, ни иных пособий не было, и приходилось «учиться инстинктом, чрез чтение книг и механическое приучение себя к тем или иным оборотам разговорной и письменной речи»[8]. Однако через несколько лет отец Николай овладел письменным и разговорным японским практически в совершенстве. Именно ему принадлежат переводы Священного Писания и многих других богословских книг, которыми до сих пор пользуются японские православные. Его ораторские способности также были велики. Как позже вспоминал известный востоковед Дмитрий Позднеев, учившийся в Токийской духовной семинарии, созданной отцом Николаем, у того был «сильный иностранный акцент. · Кроме того, восемь лет пребывания в Хакодате дали его произношению сильный оттенок северо–японского диалекта. Но это не мешало ему быть понимаемым всеми японцами от мала до велика, богатство словаря и легкость построения фраз давали его речи силу, приводившую в восторг всех японцев… Фразы были короткие, обороты самые неожиданные, но. чрезвычайно яркие и сильные… Он черпал из своей изумительной эрудиции образы, примеры и сравнения, о которых японцы никогда и не думают, что они могут быть известными европейцу…»[9] Овладел отец Николай и английским языком. Одновременно он глубоко изучал литературу, философию, историю Японии, ходил в буддийские храмы и слушал там проповедников, приглашал к себе для бесед буддийских бонз. Все это было необходимо, ведь без проникновения в характер, образ мысли японского народа нельзя было ожидать, что православная проповедь будет услышана.

Все же первые попытки обращения японцев в Православие не были удачны. Отец Николай убедился в отсутствии у японцев логического мышления. Образование их происходило по китайской системе и состояло во многом из механического заучивания текстов. Еще несколько лет спустя один из участников русской миссии писал: «Японцы народ славный, но младенцы все. По образованию, разумея под ним распространение грамотности и ремесел, они куда зашвырнут не только нас, но и почище кого‑нибудь. Только все это заквашено китайщиной: у всех какая‑то интеллектуальная мертвость»[10]. Однако, по мнению отца Николая, революция Мэйдзи реформировала не только политико–экономическую сферу, но и сознание японцев, им стало более понятным европейское мышление.

О современной ему Японии он писал так: «В этой 35миллионной империи крайнего Востока все как‑то чудно, все не по–нашему, но вместе и не повосточному…»[11] Поэтому он верил в большой потенциал христианства, и особенно Православия, на этой земле: «Японский народ слишком умен, развит и свеж, а его религии слишком отсталы и нелепы, чтобы могли удовлетворить его»[12]… «Не знают еще японцы Истинного Бога, по «естественным законам творят». Три доселешние няньки японского народа каждая воспитали в нем нечто доброе: синто честность, буддизм взаимную любовь, конфуцианизм взаимное уважение. Этим и стоит Япония. Но пора уже Японии узнать своего Отца Небесного»[13].

Только на четвертый год отец Николай смог обратить в Православие первого японца. Им стал буддийский жрец Савабе. Он ходил к сыну российского консула преподавать фехтование и никогда не упускал случая показать свою неприязнь к отцу Николаю и его вере. Однако после того, как отец Николай однажды предложил разъяснить ему сущность христианского учения, Савабе пережил настоящий духовный переворот и из недоброжелателя превратился в самого горячего сторонника Православия. К 1868 году Православие были готовы принять 20 японцев. Первыми, 18 мая, были крещены Павел Савабе и двое приведенных им японцев врачи Иоанн Сакая и Иаков Урано. Так была заложена основа православной общины в Японии.

Видя, что труд многих лет наконец начал давать плоды, в 1869 году отец Николай отправился в Россию ходатайствовать перед Священным Синодом об открытии в Японии русской православной миссии. 22 марта 1871 года он возвратился в Хакодате ее начальником.

В 1870 году Священный Синод издал «Положение для Российской Духовной Миссии в Японии» и «Инструкцию для начальника Российской Духовной Миссии в Японии», которые определяли состав миссии и ее задачи. Находилась миссия в ведении Священного Синода, формально относясь к Камчатской епархии. Миссия должна была состоять из четырех иеромонахов (или вдовых священников) и причетника. Все они отправлялись на бессрочное время. Произвольные поездки участников миссии в Россию воспрещались, на это требовалось специальное разрешение Синода. Иеромонахи должны были иметь академическое образо–вание и при отправлении в Японию быть не старше 33 лет от роду. Тем, кто отслужит в миссии не менее 15 лет или же будет вынужден вернуться в Россию по болезни, при условии достойного служения, полагалось пожизненное пособие. Четверо иеромонахов должны были разъехаться по четырем городам Японии, включая Хакодате. Один из иеромонахов назначался начальником миссии (это был отец Николай), и все остальные обязаны были подчиняться ему как законной власти. Начальник миссии получил 10 ООО рублей на постройку домов для миссионеров, а также ежегодно должен был получать 6 ООО рублей на жалованье себе и другим членам миссии. В ведение миссии передавалась хакодатская консульская церковь, на содержание которой (ремонт, изготовление просфор, вино, свечи, ладан и т. п.) предусматривалось 200 рублей ежегодно. Служба должна была отправляться в церкви «во все воскресные, праздничные и высокоторжественные дни». Миссионерам рекомендовалось приложить все старания, чтобы как можно быстрее начать службы на японском языке. Причетник также обязан был изучать японский и одновременно преподавать русский японцам. Все члены миссии должны были делиться полученными сведениями с российской общественностью, то есть посылать материалы в русские газеты, журналы и другие издания. Начальник в конце каждого года посылал Священному Синоду отчет.