— От чего этот ключ? — спрашивает Саманта.

— От чердака, — протягивает руку няня. — Вам это вряд ли понадобится, но по лестнице карабкаться легче, чем по трубе. Особенно в первый раз.

— Вы же хотели отправить нас спать, — говорит Клер.

Няня не обращает на нее внимания.

— Когда я была маленькая, отец запирал меня на чердаке, но я особо не возражала. Там был велосипед, и я выписывала восьмерки вокруг труб, пока не приходила мама и не выпускала меня. Вы умеете ездить на велосипеде?

— Конечно, — кивает Клер.

— Если ездить быстро, Специалист не поймает.

— Какой Специалист? — спрашивает Саманта. Велик — тоже неплохо, но лошадь намного быстрее.

— Специалист ходит в шляпе, — говорит няня, — а шляпа издает разные звуки.

И больше ничего не объясняет.

Ты мертв, и трава зеленей на могиле,
И ветер пронзительней, быстрый и стылый.
Дыра вместо рта, разлагается тело,
Ты учишься ждать, привыкаешь к безделью.

Чердак оказался большой и пустынный, гораздо больше, чем думали двойняшки. Нянин ключ открывает запертую дверь в конце коридора, за ней лестница с высокими узкими ступеньками. Няня машет им, приглашая вперед, наверх.

Там совсем не так темно, как им представлялось. Листва дубов, из-за которых весь дом такой тусклый, зеленоватый и таинственный, до крыши не достает. В слуховые окна щедро льется бледный пыльный свет — лунные лучи. При таком освещении хорошо видно весь чердак, где хватило бы места даже для игры в софтбол. Саманте мерещится, что в стоящих вдоль стены сундуках кто-то сидит и подглядывает за ними. Наклонную крышу протыкают восемь толстых кирпичных труб — резко, почти со злобой, как живые существа, которых нельзя запирать в таком пустом и заброшенном месте. В лунном свете кажется, что трубы дышат.

— Такие красивые, — говорит Саманта.

— А какая труба идет через детскую? — спрашивает Клер.

— Вот эта, — няня показывает на ближайшую справа. — Начинается в бальной зале на первом этаже, проходит через библиотеку и через детскую.

Из трубы торчит гвоздь, на котором висит какой-то длинный черный предмет. С виду тяжелый, будто чем-то набитый. Няня снимает его и вертит на пальце. Эта черная штуковина, оказывается, вся в дырах, и при каждом движении жалобно посвистывает.

— Шляпа Специалиста, — говорит няня.

— Не похоже на шляпу, — хмурится Клер, — вообще ни на что не похоже.

Она рассматривает коробки и сундуки, сваленные у дальней стены.

— Это такая специальная шляпа, — объясняет няня, — она и не должна быть на что-то похожа. Но она издает любые звуки, какие только можно вообразить. Ее сделал мой папа.

— А наш папа пишет книги, — сообщает Саманта.

— Мой папа тоже писал, — няня вешает шляпу обратно на гвоздь. Длинный черный конец уныло сворачивается вокруг трубы. Саманта смотрит. Шляпа вдруг тихо ржет. — Поэтом он был плохим, но с магией получилось еще хуже.

Прошлым летом Саманта больше всего на свете хотела, чтобы у нее была лошадь. Все что угодно отдала бы за это — даже иметь сестру-близнеца не так интересно, как лошадь. Но лошади у нее нет, а теперь нет и мамы; Саманта часто думает, насколько она в этом виновата. Шляпа снова ржет. А может быть, это ветер в трубах.

— Что с ним произошло? — спрашивает Клер.

— Когда он сделал шляпу, пришел Специалист и забрал его. Я пряталась в детской, в трубе, когда он искал папу. Он не нашел меня.

— Страшно было?

Раздается дрожащее позвякиванье и постукиванье. Клер нашла нянин велосипед и тащит его за руль из-за трубы.

Няня пожимает плечами:

— Правило третье.

Клер срывает шляпу с гвоздя.

— Я Специалист! — кричит она, нахлобучивая черную штуковину на голову. Шляпа съезжает ей на глаза; болтающиеся бесформенные поля расшиты светлыми пуговицами разной формы, блестящими в лунном свете, как зубы. Саманта смотрит внимательнее — это и есть зубы. Она вдруг видит, даже не считая, что на шляпе их ровно пятьдесят два и что это зубы ленивца, муравьеда, капибары и жены Чарльза Читхема Рэша. Трубы глухо стонут, из-под шляпы доносится голос Клер:

— Бегите, а то поймаю! Я вас съем!

Саманта и няня, смеясь, бросаются прочь, а Клер забирается на ржавый скрипучий велосипед и едет за ними, изо всех сил накручивая педали и дергая за звонок. Шляпа Специалиста подпрыгивает у нее на голове и фыркает, как кошка. У звонка высокий пронзительный звук, велосипед жалобно скрипит и взвизгивает. Его клонит то направо, то налево. Круглые коленки Клер мелькают с двух сторон, как гирьки на весах.

Клер кружит между кирпичных стволов в погоне за Самантой и няней. Саманта то и дело отстает, оборачивается назад. Клер почти догоняет ее, отрывает от руля руку и протягивает к сестре. Ей почти удается схватить Саманту, но в последнюю секунду няня срывает шляпу у нее с головы.

— Черт! — няня вскрикивает и роняет шляпу. На руке выступает кровь, черная в лунном свете — шляпа Специалиста укусила ее.

Клер, смеясь, слезает с велосипеда. Саманта смотрит, как шляпа катится по полу. Описывая дугу, она вдруг набирает скорость и исчезает на лестнице, прыгает по ступенькам вниз.

— Иди достань, — говорит Клер Саманте. — Теперь ты будешь Специалистом!

— Нет, — няня слизывает кровь с ранки, — пора спать.

Когда они спускаются с чердака, на лестнице пусто. Никакой шляпы Специалиста. Двойняшки чистят зубы, залезают в свою постель-корабль и укрываются одеялом. Няня садится у них в ногах.

— Когда ты Мертвая, — спрашивает Саманта, — ты все равно устаешь и обязательно надо спать? Тебе снятся сны?

— Когда ты Мертвая, — говорит няня, — все гораздо проще. Если ты чего-то не хочешь, то и не надо. Необязательно спать, необязательно иметь имя, необязательно помнить. Даже дышать необязательно.

Няня показывает, как это делается.

Когда есть время подумать (а теперь у нее есть целая вечность, чтобы подумать), Саманта с легким болезненным толчком понимает, что застряла где-то между десятью и одиннадцатью годами, застряла вместе с няней и Клер. Она размышляет об этом. Число 10 — круглое, симпатичное, как пляжный надувной мяч, и все-таки год был нелегким. Каким был бы следующий, с числом 11? Наверно, еще острее и неудобнее. Эти единицы как иголки. Но Саманта выбрала быть Мертвой. Хоть бы это был правильный выбор. Интересно, мама тоже выбрала бы быть Мертвой, а не мертвой, если бы могла выбирать?

В прошлом году, когда мама умерла, они в школе проходили дроби. Дроби напоминали Саманте диких лошадей, пестрых, пегих, пятнистых. Их так много, и все — вот, пожалуйста, — неправильные, норовистые и непослушные. Стоит только подумать, что справилась с какой-нибудь, как она тут же взбрыкивает и сбрасывает тебя. У Клер любимое число 4, она говорит, это высокий худенький мальчик. Саманту мальчики интересуют меньше. Ей нравятся числа и цифры. Например, цифра 8, которая может быть совершенно разной. Если восьмерка стоит вертикально, она похожа на женщину с узкой талией и пышными волосами. А если положить ее на бок, она напоминает свернувшуюся змею с собственным хвостом во рту. Это что-то вроде разницы между Мертвой и мертвой. Если устанешь от одного состояния, можно попробовать другое.

Кто-то стоит на газоне под дубами и зовет ее. Саманта вылезает из постели, идет к окну. За волнистым стеклом машет руками мистер Коуслек.

— Саманта, Клер! — кричит он. — С вами все в порядке? Отец вернулся?

Луна светит ему в спину; кажется, свет идет сквозь него.

— Вечно запирают меня в кладовке с инвентарем! Проклятые призраки! Саманта, вы здесь? Клер! Девочки!

Няня тоже подходит к окну и смотрит вниз. Прижимает палец к губам. Из темной постели блестят глаза Клер. Саманта молча машет рукой мистеру Коуслеку. Няня тоже машет. Наверное, он их увидел, потому что почти сразу перестал кричать и ушел.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: