Еще отец рассказывает о корабельных дневниках поэта — там нашлось доказательство, что самое известное его стихотворение, «Шляпа Специалиста», совсем не стихотворение и написал его вовсе не Рэш. Эти слова бормотал один из пассажиров их китобоя, надеясь таким образом подманить кита. Рэш просто записал всё, приставил концовку и объявил своим стихотворением.

Тот человек был с острова Мулатуппу, о котором ни Клер, ни Саманта ни разу не слышали. Он был кем-то вроде колдуна, но утонул вскоре после возвращения Рэша в Восемь Труб. Матросы хотели вышвырнуть за борт его торбу, но Рэш уговорил их подождать до ближайшей остановки на побережье Северной Каролины, где ее отправили на берег вместе с колдуном.

Няня Саманте и Клер понадобилась потому, что отец встретил в лесу какую-то женщину. Сегодня вечером они с ней решили устроить поздний пикник и полюбоваться звездами. Сейчас пора метеорных потоков, в ясные ночи Персеиды чертят по небу свои яркие стрелы. Отец сказал, что теперь каждый день гуляет в лесу с этой женщиной. Она как-то связана с Рэшем, и потом, сказал он, нужно же ему хоть иногда поговорить со взрослым человеком, провести ночь на воздухе!

Мистер Коуслек отказался ночевать в Восьми Трубах, но обещал найти няню для Клер и Саманты. Найти самого мистера Коуслека отец потом так и не смог, однако няня появилась ровно в семь. Эта няня, чье имя ни одна из двойняшек толком не расслышала, была в синем платье с короткими широкими рукавами. Старомодно, решили Саманта и Клер, но красиво.

Когда она пришла, двойняшки сидели с отцом в библиотеке и искали в красном кожаном атласе Мулатуппу. Няня не стала стучать у входа, просто вошла и поднялась в библиотеку, — будто знала, где их искать.

Отец торопливо чмокнул двойняшек на ночь, сказал, чтобы вели себя хорошо, и тогда в выходные он отвезет их в город на мультфильмы. Клер и Саманта смотрели из окна, как он идет по тропинке к лесу.

Темнело, над лужайкой уже вились светляки — крошечные желтые искорки в сумерках. Когда отец совсем исчез за деревьями, двойняшки отошли от окна и повернулись к няне.

— Ну? — подняла она брови. — Во что вы любите играть?

Они поиграли в ловись-рыбка, потом в сумасшедшие восьмерки, а потом в мумию. Забальзамировали няню — намазали ее отцовским кремом для бритья и обмотали туалетной бумагой. Это оказалась лучшая няня из всех, что сидели с Клер и Самантой.

В половине десятого она попробовала уложить их в постель. Ни Саманта, ни Клер в постель не хотели, и тогда они стали играть в Мертвых. Двойняшки играли в эту игру уже двести семьдесят четыре дня — все время, когда оставались без отца или других взрослых. Когда ты Мертвая, можно делать все что хочешь. Даже летать. Прыгаешь на огромной кровати и машешь руками. Иногда получается, если очень стараться.

У игры в Мертвых три правила.

Первое. Числа — это очень важно. Все важные и интересные числа двойняшки записывают в зеленую записную книжку, которую носила в сумочке мама. Особенно много они почерпнули из рассказов мистера Коуслека. Двойняшки пишут собственную трагическую историю чисел.

Второе. При взрослых в Мертвых играть нельзя. Клер и Саманта подумали насчет новой няни и решили, что она не считается. Ей можно рассказать.

Третье правило — самое лучшее, самое главное. Когда ты Мертвая, ты не должна ничего бояться. Двойняшки не знают, кто такой Специалист, но его они тоже не боятся.

Чтобы стать Мертвой, надо задержать дыхание и посчитать до тридцати пяти — почти столько лет было маме, только нескольких дней не хватило.

— Ничего вы здесь не жили, — заявляет Клер. — Здесь живет только мистер Коуслек.

— Но он уходит на ночь, — говорит няня. — А я здесь спала, когда была маленькая. Это моя бывшая спальня.

— Правда? — удивляется Саманта.

— Докажите, — требует Клер.

Няня смотрит на них оценивающим взглядом, словно меряет их рост, возраст, сообразительность, храбрость. Потом кивает. По дымоходу гуляет ветер, из камина ползут молочно-белые струи тумана.

— Если забраться в трубу, — говорит няня, — встать на цыпочки, как можно выше, и пошарить рукой — там слева будет выемка, а в выемке ключ.

Саманта оглядывается на Клер, а та говорит:

— Иди.

Клер старше Саманты на пятнадцать минут и неизвестно сколько секунд, поэтому обычно решения принимает она. Вспоминается неразборчивое бормотание в трубе, но Саманта тут же одергивает себя — она же Мертвая. Подходит к камину и залезает внутрь.

Когда целиком забираешься в трубу, внизу виден только маленький краешек комнаты: бахрома старого синего ковра, край покрывала с кровати, нога Клер в кроссовке — качается, как маятник. Шнурки развязались, на лодыжке белеет пластырь. Из трубы все это выглядит очень мирным и уютным, будто хороший сон, и Саманта на секунду жалеет, что она Мертвая. Но так лучше, правда-правда.

Она ведет ладонью по крошащимся кирпичам, выше, выше, насколько можно достать, и нащупывает выемку. Чудятся пауки, отрезанные пальцы, ржавые лезвия. Не отрывая глаз от полоски света у пола, от качающейся ноги Клер, Саманта сует руку куда-то в пыль и сырость.

Там лежит маленький холодный ключик, бородкой наружу. Саманта забирает его и выныривает обратно.

— Точно, не врет, — сообщает она Клер.

— Конечно, не вру, — улыбается няня. — Когда ты Мертвая, тебе нельзя врать.

— Можно, только если очень хочется, — поправляет Клер.

С семи лет двойняшки ездили на каникулы в лагерь. В этом году отец так и не спросил, хотят ли они поехать туда; ну и хорошо, решили Клер и Саманта. Зато не надо будет рассказывать друзьям о своем сиротстве. Они привыкли, что им все завидуют, потому что они двойняшки. Не хочется, чтобы тебя жалели.

Даже года еще не прошло, но Саманта вдруг замечает, что уже не так хорошо помнит маму. Забывается не только ее лицо, забывается запах — что-то вроде запаха сухого сена, «Шанель № 5» и еще чего-то такого. Саманта пробует вспомнить, какие у мамы были глаза — се-ерые, как у Клер, или сер-рые, как у нее? Мама больше не снится ей, зато снится Принц, гнедой жеребец, на котором она каталась в лагере. Во сне от Принца совсем не пахло лошадью. От него пахло «Шанель № 5». Когда ты Мертвая, у тебя могут быть все лошади, какие хочешь, и каждая пахнет «Шанель № 5».