Переводчик/редактор/вычитчик – Валерия Стогова

Обложка – Валерия Стогова

Оформление – Наталия Павлова

Перевод выполнен для группы – https://vk.com/beautiful_translation

Иногда истории — это все, что у нас осталось.

Сколько их хранится в клетках наших тел, написанных, подобно тайнам, на карте нашей кожи. Большинство из нас скорее покрыты шрамами, чем татуировками: ходячие раны, опасающиеся того, как окончится наша история.

Некоторые из нас находят утешение в фантазиях, словно в них притаилась правда, в которую проще поверить.

Но то, что происходит сейчас, — не фантазия. А выносить реальность я больше не могу. Не могу. Мне хотелось бы прожить не такую историю. Я хочу другую, иную реальность — иную жизнь.

Разумеется, об этом я Сэму не говорю.

Когда я вообще рассказывал ему правду?

Откуда бы мне знать про различия?

Мне нравится делать вид, будто в моих словах кроется истина.

Я рассказываю ему о том, что мы будем лежать на спине среди высокой травы и пьяно раскачивающихся маков, а яркое солнышко будет ослеплять настолько, что нам придется прикрывать глаза. И лежа там, нас будут переполнять умиротворение и счастье, мы будем петь дурацкие песни темно-бирюзовому небу во всю мощь наших голосов.

Иногда мне приходится забывать, что Сэм не говорит, что я никогда не слышал его пения. Мне много о чем приходится забывать — особенно о том, что больно помнить.

Мне приходится забывать, что даже если эта поляна с полевыми цветами существует, мы никогда ее не отыщем. Время не на нашей стороне.

С каждым днем становится лишь до боли очевиднее. Истории — это все, что у нас осталось.

На сегодня мой словарный запас иссякает, и я замолкаю. Я не готов начинать новый рассказ. Душа не лежит — если вообще когда-нибудь лежала. Я изможден, полностью и абсолютно.

Я никак не могу найти удобное положение и соскальзываю вниз по потрепанному кожаному сиденью автомобиля, впадая в состояние, которое никогда не захватывает достаточно глубоко, чтоб называться сном. В состояние, которое никогда не позволяет мне сбежать.

— Хави?

Приоткрываю глаза. В тусклом пурпурном освещении Сэм никогда не выглядел таким измученным. Испарина тонким слоем покрывает его кожу, словно самая его суть неспешно растворяется. Я в курсе, что ему не очень тепло. В последнее время все, что он чувствует, — это холод.

— Который час? — спрашиваю я, будучи не в состоянии скрыть свою усталость. Мучительную, угнетающую усталость, для которой у меня нет маски.

— Начало пятого. — Он снова пользуется языком жестов, рука шевелится неестественно и медленно, напоминая танец робота в исполнении мима.

— Ты замечтался? Видел полевые цветы? — сонно интересуюсь я. Знаю, этот вопрос его успокаивает. Кажется, он цепляется за бессмысленный поиск этой поляны.

Да и я цепляюсь.

Он лежит на откинутом сиденье и едва заметно кивает.

Включаю обогреватель, и он закрывает глаза.

— Все хорошо, — шепчу я, рука возле его виска. — Я с тобой.

Будучи моложе, я верил, что решимость и самоуверенность помогут добиться чего угодно. Меня ничто не ограничивало, возможности были бескрайними, и я планировал изменить мир.

Но теперь мне известна истина. Я споткнулся о первое же препятствие. Можно достичь лишь того, что позволяют твои ограничения. Только вот нельзя забрать себе судьбу другого человека.

Нельзя заставить другого человека тебя полюбить или спасти его от безнадежного, бесполезного полета в тартарары. И нельзя запретить ему умереть. Каждый из нас сам несет за себя ответственность.

Сэм умирает.

Мы не собираемся искать больницу. И он ни минуты не хочет находиться один.

Едем мы уже несколько недель. Больше всего ему подходит движение. Наверно, ему кажется, что путешествие по направлению к месту назначения предпочтительнее бесцельного ожидания прихода смерти, потому что оно похоже на упавшую с небес гирю весом в тонну.

У нас есть «кадиллак» аквамаринового цвета, украденный мной с парковки возле библиотеки, где я раньше работал. На солнце хромированные бамперы ослепляют, словно зеркала.

Завожу двигатель, опасаясь, что из-за работы обогревателя разрядится аккумулятор.

— Хочешь послушать музыку?

Сэм не отвечает. Глаза его закрыты, а лицо расслабленно. Меня охватывает паника. Прикладываю ладонь к его груди и, задержав дыхание, жду. В ушах слышу собственное сердцебиение.

Наконец-то его грудь вздымается, он глубоко вздыхает и переворачивается на бок, но руку я ни на минуту не убираю.

Включаю радио.

«Стеклянное сердце». «Блонди». Стараюсь не вслушиваться в лирику.

Позади нас быстро занимается рассвет. Я наблюдаю за ошеломляющим своими огненными цветами восходом солнца. Как он освещает стеклянные инструменты на приборной панели и наполняет автомобиль теплом и светом.

Знаю, Сэму осталось недолго — возможно, несколько дней, вряд ли недель. Про то, что будет после, я не думаю. Может, если ехать довольно быстро и забраться довольно далеко, линейная траектория времени нас обогнет и поглотит в бесконечный цикл.

Дергаю ручник, нажимаю на педаль газа, стискиваю руками руль и пускаюсь в путь.

Я в него не влюблен. Я не давал никаких обещаний. Может, поэтому все так горько.

В нескольких километрах от нас замечаю стены города на холме. Будто по наитию, направляюсь к нему. Сэм ерзает на сиденье, он совершенно обессилен.

Было бы легче, если б я ничего не чувствовал, если б он не был красив, если б его глубокие янтарные глаза не заглядывали мне в душу и не видели прижившуюся там пустоту.

Когда мы взбираемся на холм, мотор начинает глохнуть, и я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание и смертельной хваткой вцепляюсь в руль. Молюсь всем силам, что протекают через вселенную, чтоб наше путешествие не закончилось у черта на рогах на полпути к вершине какого-то склона.

Это путешествие наносит вред моей потребности все держать под контролем.

Несмотря на ясное небо и яркое солнце, день погрузился в серость. Я стал настоящим знатоком в определении точного времени по расположению солнца. Но минуя городские ворота и въезжая на пустые мощеные улочки, я понятия не имею, который час. Знаю лишь, что я голоден, и мне нужно справить малую нужду.

Рядом со мной шевелится Сэм. Развернувшись в кресле, он касается меня пальцами. Молниеносно убираю руку от коробки передач — пускай Сэм коснулся меня случайно, мои эмоции все равно выходят из строя — и останавливаю машину в переулке неподалеку от кафе.

Никак не могу решить, разбудить его или нет. Ему нужен сон, пусть и лишенный спокойствия. Однако если он проснется, а меня не будет рядом, наше и без того хрупкое доверие пошатнется еще больше, чем уже есть.

Я обещал, что не оставлю его в одиночестве. Вообще.

Представить не могу, каково быть настолько отчаявшимся. Да и желания нет.

Выбираюсь из машины через опущенное окошко, чтоб не потревожить Сэма скрипом дверцы, и разминаю ноги. Прогуливаюсь до конца переулка и оглядываю улицу. Никого. Крошечный городок вымер. Но в кафе горит свет, значит, кто-нибудь должен быть поблизости.

Возвращаюсь к машине. Лежа на боку, Сэм свернулся калачиком, лицо спрятано за черными волосами. Он полностью неподвижен и глубоко спит.