Оказалось, что приготовленная таким образом птица — бесподобное блюдо, и я до отказа набил себе живот курятиной. Матросы и местные жители, которые без долгих церемоний принялись уничтожать угощение, с легкостью поглощали огромные порции. Рядом со мной сидел боцман; за час-другой он съел двух кур, не меньше десяти летучих рыб, огромный омлет, кусок ската и множество омаров. И запил все это двумя бутылками вина. Остальные тоже могли поспорить аппетитом с Гаргантюа. Ели истово, молча. Конечно, это не свадьба и не какой-нибудь другой праздник, требующий искрометных шуток и длинных речей. К тому же, что ни говори, последние дни были для команды довольно утомительными…

Вдруг я услышал непонятный шум. Один из матросов уснул во время еды, не успев даже проглотить свою порцию ската, да так и упал. Соседи отодвинули его в сторону и продолжали пировать. Остальных матросов, одного за другим прямо за «столом» из банановых листьев тоже сморил сон. Я сам было задремал, но взял себя в руки и дотащился до берега, где нашел уютный уголок в сарайчике.

Копры в поселке не оказалось, и на следующее утро мы отправились дальше. Матросы, веселые, оживленные, отыскали меня в сарае и разбудили. Я спросонок как-то забыл о художнике и спохватился только тогда, когда шлюпка была уже на полпути к шхуне.

— А чего его искать, — вздохнул суперкарго. — Он нашел такие интересные сюжеты для живописи, что решил остаться.

— Господи, новая Хакапау! — ахнул я.

— На этот раз ее зовут иначе, — улыбнулся суперкарго. — Слава Великой Любви!

Художник был явно безнадежен, я не стал даже просить капитана посылать за ним шлюпку. К тому же вскоре у меня появились другие заботы. Вдруг обнаружилось, что мы идем не на юг, не в сторону Хива-Оа и Эиаоне, а на запад!

— Эй! — окликнул я капитана; он в этот миг спускался вниз по трапу. — Мы не туда плывем!

Высунув голову из люка, он смущенно ответил:

— Вы уж извините, но сперва надо будет зайти на Нукухиву. Кажется, появился конкурент, я должен его опередить. Придется уж вашей жене обождать немного, ничего не поделаешь. По сравнению с нукухивскими деревнями Эиаоне маленький поселок, я не могу отдать ему предпочтение. Но вы не боитесь, раз я обещал, значит, зайду и туда.

Что мне оставалось делать? Я не мог не беспокоиться. Маршрут нашей шхуны очень уж неопределенный, наверно, пройдет не меньше недели, пока мы доберемся до Эиаоне… Из Атуаны мы вышли пять дней назад; Мария-Тереза, конечно, волнуется. Если получила мое письмо, в чем я, кстати, не был уверен.

На Нукухиве (во всяком случае, в долине Таноа, куда мы сперва подошли) конкурирующих шхун и в помине не было. Здесь вообще уже несколько месяцев не появлялось ни одной шхуны и скопилось много копры. Капитан и суперкарго сияли: работы на два дня, не меньше! Я же мрачнел не по дням, а по часам. Если в каждом заливе Нукухивы столько торчать, не скоро доберемся мы до Эиаоне…

Облокотись на поручни, я уныло размышлял о своем невезении. Вдруг меня окликнул местный вождь:

— Хое эната туэте коэ? Ты не швед? А то скорей отправляйся в Таиохаэ, туда пришли твои соотечественники.

По его словам, в заливе Таиохаэ стоял парусник со шведами на борту. Но они собирались вскоре идти дальше, надо спешить, если я хочу их застать. Я знал, что мой друг Сверре Хольмсен вышел с товарищами на «Тамате» в Полинезию. Конечно, не исключено, что вождь видел другое судно. Шведов можно встретить в самых неожиданных местах. На всякий случай я, достав коня, отправился в Таиохаэ. Все равно шхуна придет туда следом.

Четыре-пять часов верхом по плохой извилистой тропе, и я достиг огромного — самого большого во всем архипелаге — полукруглого залива Таиохаэ. Совершенно верно: метрах в ста от берега качался на волнах белый парусник, сверху он казался игрушечным. Я поспешил вниз но склону, предвкушая встречу, и остановился только у маленькой деревянной пристани. Мне повезло. Двое светловолосых мужчин, сидя в лодчонке, переговаривались со стоящим на пристани маркизцем.

— Привет, давненько не видел шведов! — радостно закричал я издали.

— Хелло, — любезно отозвался один из светловолосых. — Я не понимаю по-маркизски. Может быть, вы говорите по-английски?

Они были шотландцы. Я успел лишь перекинуться с ними несколькими словами, как парусник уже приготовился выходить из залива, продолжая свое кругосветное плавание.

Таиохаэ совсем не похожа на Атуану, с которой соперничает за честь считаться лучшей долиной Маркизского архипелага. Атуана — тесное, глубоко врезанное в горы ущелье, домики сгрудились в кучу; Таиохаэ — окаймленная полукруглой грядой долина, вдоль узкой береговой полосы цепочкой вытянулся поселок. В Атуане большие, приносящие хороший урожай плантации; в Таиохаэ всего несколько пальмовых рощиц. Правда, у второй есть свое преимущество: широкий залив, защищенный двумя длинными мысами. Природа создала превосходную гавань, в которой может разместиться целая эскадра; как обстоит дело с якорной стоянкой в Атуане, я незадолго перед тем испытал на себе…

Миссионеров в Таиохаэ не было, зато я увидел роскошную резиденцию администратора. Хозяин дома и его супруга приняли меня тепло, они явно были рады гостю. Не удивительно: располагая лишь плохоньким катером, мотор которого постоянно капризничал, они были фактически отрезаны от всего мира. Не представляю себе, как в таких условиях администратор выполнял свои обязанности. Разве что направлял все рвение на заботу о сотне жителей Танохаэ… Кстати, там вполне можно было найти применение административной энергии — местный люд производил довольно унылое впечатление.

Кроме дома администратора долина могла похвастать церковью, лавкой, принадлежащей шотландцу, тюрьмой и телеграфом. Правда, церковь оказалась на запоре — миссионер уехал на время в соседнюю долину, где строили новый храм божий взамен разрушенного первого апреля 1946 года той самой могучей волной, которая снесла все дома в Пуамау. Лавка лишь в одном отношении отличалась от других, виденных мной в Полинезии: хозяин с такой точностью определил розничные цены, что на ценниках значились даже сантимы. Скажем, 39 франков 87 сантимов, 17 франков 35 сантимов, 3 франка 17 сантимов… Отпуская товар, купец всегда округлял в свою пользу. Кажется, покупатели только радовались этому: легче складывать.

Возле тюрьмы, покуривая, слонялись заключенные. Их «наказали» за изнасилование: предоставили бесплатное жилье и питание. Похоже, они не были огорчены, тем более что не признавали за собой вины. На Маркизских островах, как и во всей Французской Океании, женщины предпочитают, чтобы ими овладевали силой; идя им навстречу, мужчины всего-навсего следуют древнему обычаю. Но кроме обычая есть французский закон; достаточно кому-нибудь со зла донести властям, и «злодей» попадает и тюрьму. Впрочем, заключенные большую часть времени проводят на вольном воздухе и чувствуют себя совсем неплохо.

Но меня сейчас больше всего интересовала не церковь, не лавка и не тюрьма. Я рвался на телеграф, который поддерживал связь с Атуаной и Папеэте. И был вознагражден: у телеграфиста лежало послание на мое имя от Марии-Терезы; ей удалось с оказией отправить весточку на телеграф в Атуане. Она получила мое письмо и в полной готовности ждет шхуну и меня в Эиаоне.

Что ж, отлично! Одно худо: ожидание может затянуться…

В этот день у телеграфиста было много хлопот. Я узнал, что в Таиохаэ должен вот-вот прибыть для инспекции его превосходительство губернатор Французской Океании. Губернатор уже посетил несколько островов архипелага Туамоту; он решил, прежде чем возвращаться на Таити, заглянуть на Маркизские острова. Меня эта новость ничуть но обрадовала. Если губернатор поспеет сюда прежде моей шхуны, местным жителям будет не до того, чтобы грузить копру. Новая задержка…

С телеграфа я отправился осматривать местные достопримечательности: мумию, минеральный источник и Станислава Таупотини — потомка «короля» Темоаны, которого французы сделали монархом в прошлом столетии. Мумия явно считалась ценнейшей туристской достопримечательностью, ибо лежала в гробу под стеклянной (!) крышкой. Минеральный источник потряс меня не больше, чем любая иная лужа. А в Станиславе Таупотини не было ничего королевского. Разочарованный, не зная, куда себя девать до прихода шхуны, я, чтобы убить время, стал читать старый австралийский журнал на террасе лавочника.