Александр Рубан

МИРОЗДАНИЕ ПО МНЕ

(Фантастическая книга стихов и рубаек)

Под небесами путник дома.

Всегда легки его следы.

Ему всё внове, всё знакомо,

и в каждой капле — свет звезды.

ПОД НЕБЕСАМИ... (Часть первая)

Мироздание по мне

1.

Влюблённый Демиург творит миры.

Из ничего, из-под ладони голой

возник хаос тончайшего помола,

и замысел, весёлый до крамолы,

уже диктует правила игры.

ОН кружит —

раз-два-три —

в беспечном вальсе,

швыряет звёзды в пажити небес.

Покалывая лучиками пальцы,

они спирально сыплются окрест.

ОН отбежал — полюбоваться с краю,

не утерпел, склонился над одной

и рядом стал лепить подобье раю...

(И я там был. Там дух витает мой.

Там и поныне ждёт о НЁМ известий

невеста — дочь небесного Отца...)

Горели ровно шандалы созвездий,

и капал воск на маковку Творца.

Творец играл. Лепил и снова комкал,

то хохоча, а то срываясь в плач.

(Меж Марсом и Юпитером обломки —

одна из тех досадных неудач.

Учти и ты: в тяжёлые моменты

сочти игрой работу ни за грош!..)

ОН раздвигал перстами континенты,

ОН сочинял на фауну патенты,

САМ у СЕБЯ срывал аплодисменты

и находил, что мир ЕГО — хорош!

2.

А человек был прихотью, ошибкой,

вне замысла наброском на полях,

парадоксальным вывертом, не шибко

удачным, с прогрессирующей сшибкой

двоичного мышления в мозгах.

Что видит разделяющий на «да»

и «нет» всё в мире? Только плюс и минус,

жара и холод, свет и темнота,

добро и зло, реальность и мечта —

вот всё, что человек из Бога вынес,

вся в этом мощь его и красота!

Пожал плечами: «Не принципиально.

Живи себе!» — добрейший из Творцов.

Так началась история отцов.

Она жестока и сентиментальна.

И кровь потоком, экспоненциально

растущим, потекла с материков.

Судить по-человечески об этом?

На минусы и плюсы разлагать?

Стать гражданином, перестав поэтом

быть? А игру в работу превращать?

Любовь и кровь, как прежде, рифмовать,

но не стилом отныне, а стилетом?

Делить свои творенья на козлищ

и агнцев?

Дудки! Разделитесь сами!

Допустим так: на идолов с усами

и смертных без.

И прочь!

И только лишь

последний взгляд на снова неудачу.

Разрушится сама, как Фаэтон.

А Я слеплю ещё. И не заплачу,

коли опять получится не то —

убогое, из глины и огня,

подобие Вселенной и Меня,

а всё же предыдущим — не чета.

Вперёд! Игра опять не начата.

Вперёд! Вон к той планетке. А Земле —

последний взгляд Мой. Долгий, но после...

3.

Без божества — с Его последним взглядом,

проникшим не во всех, не насовсем.

Без мира — с унаследованным Адом,

взаимно отрицающим Эдем.

Без мудрости — с посильным разуменьем

добра и зла... А всё-таки живём.

И даже что-то вроде вдохновенья

на пешеходной «зебре» познаём,

то гневаясь, то истово лаская,

то сдерживая судороги чувств...

А жизнь такая... как тебе... такая...

Не высказать. Я от неё тащусь.

Есть что-то в ней (шепну тебе на ухо,

а ты поверь!), что нас лишает сна —

и тесен мир мятущемуся духу,

и оболочка смертная тесна.

В темнице тела и в колодках быта

влюблённый человек творит миры,

и замысел, преступно НЕ забытый,

нашёптывает правила игры.

Vox populi & vox Dei

1. Голос народа

О Господи, коли Ты есть

на небе или возле,

наш хлеб насущный даждь нам днесь,

а масло можно после!

Высок Твой замысел, Творец,

а наша просьба ниже:

пока не возведён дворец,

не выселяй из хижин!

Мы верим: цель Твоя блага —

к обетованным рощам,

и неисповедим пока

Твой путь, но мы не ропщем.

Пускай ветра, пускай репьи

цепляются за гачи —

Ты нас, убогих, укрепи,

Ты нас направь, незрячих,

зажги нам путеводный столп,

дно моря обнажи нам.

Мы всё сметём напором толп,

молитвой одержимы:

Создатель! Ежели Ты есть,

Ты Сам всему виною!

Так ДАЙ нам хлеб насущный днесь,

а завтра — остальное!

Мы — Твой позор, Твоя вина,

венец, конец природы —

так ДАЙ же к хлебу нам вина,

и зрелищ, и свободы!

ДАЙ, Бог, чтоб новый день прошёл

по краешку над кручей!

И пусть нам будет хорошо,

и с каждым днём всё лучше!

2. Голос Бога

Хорош ли мир, что Мною создан?

Хорош. Поскольку не вполне!

А что недостижимы звёзды —

так замышлялось Мне.

А что стихии необорны —

так есть на что пенять.

А что вы сами не проворны —

так есть о чём мечтать.

Ни состраданья, ни участья

не ждите от Меня.

Хочу, чтоб вам хотелось счастья,

как мотыльку — огня,

чтоб о несбыточном мечталось

и чудилось: «вот-вот...»,

чтоб в снах мучительно леталось,

а в яви верилось в полёт.

Мечтайте. Ползайте и мучьтесь,

ужами прыгайте со скал.

Мою, Божественную участь

Я вам предначертал:

пылать душею возмущенной,

переплавлять в ея огне

мир,

только тем и совершенный,

что не вполне.

Старая-старая книга

1.

Пастух играет на свирели,

досуг с работой совместив.

Созвучны Авель и веселье,

бесхитростен его мотив.

А под рукой — праща и посох,

а от костра — шашлычный дух.

Славит Бога и не просит

Божьих милостей пастух.

Суровый Каин спит на сене,

жуёт коренья и плоды,

клянёт погоду, невезенье

и непосильные труды.

Он тщится превозмочь природу

да так, что тошно самому...

Разве сторож огорода —

сторож брату своему?

2.

Рыбам — сети, а птицам — силки,

а сынам человеческим — время

неожиданных бед.

С чьей-то лёгкой руки

мы не так назовём своё время.

Будем петь: «Время славных побед!»,

забывая охотно про беды.

И совсем не затем,

что ушедшим от бед

безопаснее петь про победы.

Разве птица поёт о силках,

или рыба — о пагубной сети,

ускользая из них?

И несётся в веках:

«Мы счастливого времени дети!»

3.Воспоминание о Капернауме

Мне богиня ноги мыла

и умащивала мирром.

Мир в густой вечерней сини

был, как боль моя, огромен.

Ничего не помню, кроме

боли. Не достало силы

встать. Я полз. Куда? Не помню.

Помню чьи-то ноги, спины.

Помню свет в убогом доме

и её в дверном проёме —

девку блудную, богиню...

Мне богиня мыла ноги,

вытирала волосами,

а потом смотрела долго

в душу грешными глазами,

и от взора глаз недетских —

двух озёр Генисаретских,

отразивших небеса, —

гнев бессильный угасал.

Снова, как давным-давно,

подо мной был мир земной,

опрокинутый чудно:

круча, тучи, птичья стая

и смоковница сухая

с корнем, вырытым волной...

Я рассказывал богине,

что живу на свете втуне,

что никем не понят ныне,

что избит был накануне,

что опять пойду бродяжить,

в кровь сбивать босые ноги,

что я всех люблю, и даже

что распнут меня в итоге.

А она смотрела в душу

и ни в чём не упрекала.

Даже в маленькую лужу

смотрит небо с облаками.

4. Иуда

Слыть умудрённым. А быть молодым.

Знать: доброта — только на руку злым;

правы лишь те, кто силён и суров;

зряшна толпу веселящая кровь.