— Р-р-р… — сказал лев, желая сказать — «Разрешите?»

— З-з-з… — сказал Яшка, желая сказать — «Здравствуйте!»

Лишь малый миг видели они пятки убегающих, выпрыгивающих из харчевни туристов. Лишь несколько секунд слышали они их затухающий в отдалении визг. Под окнами и у дверей в кухню валялись оторванные пуговицы, пряди волос, деньги, женская туфелька, пенсне… А на столах стояли тарелки с почти доеденными отбивными.

Яшка потянулся было схватить одну, но лев сказал:

— Яша, твоя гордость дала большой крен.

И они, из последних сил удерживая гордость в вертикальном положении, направились на кухню, как две яхты класса «Дракон».

А там… На кухне!.. На плите!..

Стояло громадное блюдо с громадным окороком. И этот окорок был обложен круглыми картофелинами, от которых шел пар. А эти картофелины были посыпаны укропом…

Лев схватил это блюдо!

Устроившись у окна, они принялись наслаждаться. А насладившись, облизали пальцы. И тут услышали вздох под столом.

Яшка приподнял скатерть и увидел: сидит под столом король.

— Но почему вы под столом? — спросил Яшка.

— По двум причинам, — ответил король. — Причина первая — естественное для короля чувство страха, если в харчевню, где он обедает, врывается рычащий лев. Причина вторая — естественное для короля чувство такта — присутствие коронованной особы отрицательно влияет как на аппетит, так и на пищеварение львов. Кстати, нам следует смываться.

— Прямо сейчас? — спросил лев.

— Немедленно. Окорок, который вы съели, был приготовлен для знаменитого силача Карателло, который вот-вот прибудет на автомобиле. Карателло — смелый мужчина, он пойдет на вас с кулаками, и вам придется перебить ему хребет ударом лапы. Вы же этого не хотите?

— Не хочу, — сказал лев.

— Тогда вперед! — Король, придерживая корону, выскочил в окно.

За ним Яшка. Последним лев.

Нырнули они в темные заросли рододендронов и олеандров, глициний и горной горчицы. И вовремя. В харчевне уже громко звучали бранные выражения и угрозы. Нужно сказать, что ни король, ни лев, ни Яшка Кошкин этого не любили.

— А чем вы, собственно, занимаетесь? — спросил король.

— Мы — справедливые разбойники, — сказал Яшка, тяжело дыша.

— Но нам не ясно направление и круг нашей деятельности, — сказал лев.

Король рукой махнул.

— Ерунда. Даже очень просто. Приходим в харчевню, нанимаемся колоть дрова. Назначаем цену за покол. Спрашиваем у хозяина: «Справедлива ли цена?» Он радостно отвечает: «Справедлива!» — сейчас покольщиков мало — много радиотехников. Колем дрова, получаем деньги и уходим. А хозяин спрашивает у кухарки: видала ли она когда-нибудь подобных разбойников? Получается, и справедливые, и разбойники. А почему? Потому что несделанная работа всегда дороже сделанной. Я знаю — столько лет работал королем… Сейчас-то я в бегах. Не могу больше. Ну зачем я им? Я имею в виду подданных. Все они работают хорошо. Сапоги тачают сапожники. Пироги пекут пирожники. Никто не строит лестниц в никуда. Все как один стараются. Обо мне, короле, верите, могут целый год не вспоминать. На день рождения букет цветов и торт — и все. И остается мне только мечтать. — Король лег на бугорок, поросший шелковистой травкой, корону на глаза надвинул, заслоняясь от солнца.

— А вы не склонны поделиться вашими мечтами? — спросил лев Альваро очень вежливо. — Вас интересно слушать.

— Я мечтаю работать в цирке. Цирк — самое правдивое, что есть на свете. Следите за моей мыслью. Если в театре актер так страстно говорит о смерти, и закалывает себя кинжалом, и падает, и хрипит леденящим душу хрипом, то закрывается занавес, актер встает и направляется пить пиво. А в цирке? Если гимнаст падает с трапеции на арену, то не закрывается занавес и гимнаст не идет пить пиво. Вам ясно? Фокусник в цирке — фокусник. А картонные гири поднимает клоун.

— И кем бы вы хотели быть в цирке? — спросил лев Альваро.

— Я бы хотел объявлять номера громким голосом и первым начинать аплодисмент. Иногда я бы позволял себе шутить. Например: «Уважаемые зрители, сейчас известный разбойник с большой дороги лев прямо без разбега сделает двойное сальто… Ха-ха! Это была шутка, дорогие зрители!»

А лев взял и сделал.

Король снял корону, вытер лоб носовым платком:

— Вы тот знаменитый лев Альваро, которым я так восхищался!

— Нет, — сказал лев смущенно. — Я не тот. Я разукротился.

Король еще раз вытер лоб платком:

— Можно разукротиться от униженности, от запуганности, но из артиста разукротиться нельзя. Артист — всегда артист. В разукрощенном сердце артистизма еще больше… — Тут король повернулся к Яшке Кошкину: — А если я объявлю вас, юноша?

Тут Яшка Кошкин сильно покраснел. Захотелось ему даже заплакать настоящими слезами: ведь ничего не умел Яшка Кошкин по-настоящему. Правда, умел пуговицы пришивать. А это уже не мало. Вспомнил Яшка Кошкин, что он новгородец, вспомнил свой выдающийся класс второй «А», вспомнил, что есть такое понятие — сила воли, и таким стал волевым, решительным, что лев Альваро с беспокойством сказал:

— Яша, остерегайся необдуманных действий.

А король кивнул.

— Все в порядке, — сказал король. — Теперь нужно полностью выкладываться на тренировках. Скажем, «Сальто-мортале с подкидной доски». Для мальчика это красиво.

Горные склоны были лиловы. Горные лисы охотились на горных мышей. Горные перепела целовались с горными куропатками. Горный орел, выбравшись из курятника, снова висел в небесах.

С бугра, на котором лежали король, лев и Яшка, была видна большая дорога. Силач Карателло, чертыхаясь и размахивая кулаками, уже проехал в другую харчевню. Дорога была пустынна. Но! Тут из-за поворота вышла белая лошадь Роза, украшенная цветами. Она легко тащила повозку с цирковым реквизитом. В ногу с ней шли акробат Примо-Два и Даруня — гении остались дома. Разукротительная микстура оказалась нестойкой, как все микстуры.

Встречу артистов цирка словами прозы описать нельзя. Словами прозы легко описываются расставание и работа.

Чтобы обновить реквизит и починить балаган, лев и Примо-Два раскололи сто кубометров дров. Король, Даруня и Яшка сложили их в ровные поленницы. А лошадь Роза отдыхала. Стала она великолепной белой лошадью, готовой полностью выкладываться на тренировках.

Сластена Зуб и Верзила Грохот уже который день находились в Аструйне. Граждане города Форса, изумленные превращением гениев в циркачей, позабыли о жуликах, и те, естественно, удрали.

Аструйна — город большой и богатый. На берегу моря. Пальмы растут в Аструйне, агавы, земляничное и клубничное дерево.

Сластена и Верзила сытно ели, сладко пили и вскоре от выручки за то знаменитое выступление льва Альваро у них осталось четыре монеты.

Размышляя, на что их потратить, Сластена и Верзила вышли на балаганную площадь. Посередине площади стоял цирк, расцвеченный флагами. Играла музыка. На афише было написано: «Большая цирковая программа — рекордные трюки!»

В кассе сидела женщина тощая, но вежливая.

— Мадам, вы крутите сальто или ходите на ходулях? — спросил ее Сластена.

— Ни то ни другое, — приветливо ответила женщина. — Я живу тут рядом. Меня пригласили поработать кассиром, а моего мужа — на контроль. В молодости он был боксером. Приобретайте билеты. Рекомендую. Уже мало осталось.

Сластена приобрел. Наверно, в нем жила тяга к прекрасному — у жуликов это бывает. На сдачу они купили папирос — такие отпетые.

Вечером Сластена Зуб и Верзила Грохот отправились на представление.

В цирке яблоку негде было упасть. Жители Аструйны, даже старики, очень любили цирк. Мальчишки и девчонки — безбилетники, конечно, нашли лазейку. Они сопели и едва удерживались от воплей, мол, пора!

На арену вышли юные отличники аструйнской школы фанфаристов. Они протрубили «Привет Аструйне». Потом вышел король и громким голосом объявил:

— Воздушный полет! Выполняется без сучка без задоринки! — и первым похлопал в ладоши.