Когда Фёдор Кузьмич зашёл к себе в кабинет, все сотрудники отдела уже собрались на утреннюю оперативку. Лосев, конечно, о чём-то азартно спорил, и длинная, тощая его фигура прямо-таки сломалась над спинкой стула, так он перегнулся через неё, обращаясь к сидящему сзади него Откаленко, на хмуром лице которого с упрямо выступающим подбородком было написано упорное несогласие.
— Так принято, и надо с его мнением считаться, — сердито гудел он, когда Фёдор Кузьмич зашёл в кабинет. — Принято, ясно?
— Ты мне скажи, в каком это законе записано! Подумаешь, чей-то племянник! Да я… — Но тут он заметил входящего Фёдора Кузьмича и добавил, отворачиваясь: — Ладно, потом договорим. Закон для всех один.
Между тем Фёдор Кузьмич привычно расположился за своим столом, достал из кармана очки, привычно утвердил их на носу, затем вынул из принесённой папки скреплённые листки суточной сводки и объявил, строго оглядев собравшихся поверх очков:
— Прошу внимания. Для начала — картина по городу за истекшие сутки.
Глуховатым своим голосом, не спеша, словно вдумываясь в каждую фразу, он прочёл сводку. И все, конечно, тоже отметили про себя крупную квартирную кражу и драки в парке.
— Есть что добавить, — неожиданно объявил Пётр Шухмин.
И он рассказал про записку, оставленную в квартире неподалёку от той, которую затем обокрали.
— Если это одна и та же группа, — заметил Лосев, — то можно предположить, что в первый раз они действительно ошиблись адресом. А значит, адрес-то был. То есть был подвод. Кто-то им на ту, вторую, квартиру указал. И второе. Думаю, группа та приезжая и город знает плохо.
— Ну, тут у тебя натяжечка, — покачал головой Откаленко. — Тем более кто-то из них уронил там гильзу от нагана. А наган был месяц назад на преступлении.
— Ну и что? — задиристо спросил Лосев. — Значит, они приехали снова.
— Прошлый раз где этот наган применили? — поинтересовался Фёдор Кузьмич у Откаленко. — Ты не проверил у экспертов?
— Проверил. Его применили ночью на путях станции Курская-Пассажирская, — ответил Игорь. — Недалеко от вокзала. Перестрелка с охраной.
— Значит, так, милые мои, — энергично произнёс Фёдор Кузьмич и прихлопнул ладонью по столу, после чего секунду помедлил, как бы в последний раз что-то прикидывая, и наконец заключил: — Ты, Откаленко, займёшься этой кражей, её нам отдали. Поезжай к ребятам в район, возглавь розыск. Вечером нас с тобой вызывает по этому делу генерал. Версию о приезжих не отбрасывай, тут Лосев прав. Записочку ту получше изучи. Пригодится, я думаю. Помни, группа опасная. Мы за этим чёртовым наганом уже сколько бегаем. Он ведь каждую минуту снова выстрелить может. Понял ты меня?
— Так точно, — подтвердил Откаленко. — Еду.
Он уже собрался было встать, но Фёдор Кузьмич махнул ему очками.
— Посиди. Ещё один пункт надо обсудить.
— Это насчёт парка?
— Вот-вот. Ты вчера на убийство туда выезжал?
— Так точно. Около двадцати четырёх часов его там в кустах нашли, человека этого. Умер в больнице, не приходя в сознание. Выпивши был, но не очень. Две ножевые раны, одна смертельная. На месте происшествия ни одной зацепки. Да и неизвестно, место ли это происшествия. Может, уже потом его в кусты сволокли. Но и другого места не нашли. Словом, так пока…
— Словом, пока глухо, — резюмировал Лосев.
— А по второй драке что там есть? — спросил Фёдор Кузьмич.
— Там оба участника задержаны. Серьёзных ранений нет, у одного только царапина. Сегодня ребята будут с ними разбираться.
— Есть что добавить, — вдруг снова сказал Пётр, вид у него при этом был ещё более смущённый. — Ещё одна драка в парке вчера случилась, тоже вечером.
И Пётр рассказал о странной слежке, которую за ним установили в парке, и о заключительной схватке с двумя парнями.
— Нет, всё тут, по-моему, не так, — вздохнув и неожиданно посерьёзнев, сказал Лосев. — Они же потребовали, чтобы он из парка убрался и больше там не показывался. И только когда он отказался, они на него напали. Так что это не простое хулиганство и к девушке отношение тоже не имеет. Что-то тут другое.
— Вот именно, — неожиданно подвёл итог Фёдор Кузьмич и снова пристукнул ладонью по столу. — Именно работать. Вот ты, Лосев, сейчас и поезжай в парк.
— Всё, милые мои. Оперативка закончена. Как наш генерал говорит: «В бой!»
Но в его устах этот энергичный призыв прозвучал как-то буднично.
Откаленко собрался ехать в отделение милиции, на территории которого произошла квартирная кража, сразу, как только закончилась оперативка. Но ему повезло. В коридоре управления он неожиданно встретил Костю Красильщикова.
— Вы почему решили, что записку оставили те же самые, кто потом квартиру ограбил? — прежде всего поинтересовался он.
— Адреса, понимаешь, больно похожи, — объяснил Красильщиков, вытирая цветным платком красную, потную шею. — Там Первый строительный проезд, тут Второй строительный, и номер дома одинаковый. Да и время совпадает. Из одной квартиры вылезли и сразу в другую влезли.
— А номера квартир совпадают?
— Квартир — нет, — виновато ответил Красильщиков. — Но зато этаж один, шестой.
Он раскрыл папку, которую только что достал из сейфа, и, перебрав немногие бумаги, вытащил одну и протянул Игорю.
— Вот эта записка, гляди.
Игорь рассмотрел записку с обычным, неторопливым вниманием. Очень важная это была улика. И несла она в себе немало информации, надо было только суметь её извлечь. Текст записки гласил: «Извини. Ошиблись адресом. Бедно живёшь». Особенности так называемой письменной речи здесь свидетельствовали, во-первых, о некоем всё же культурном уровне автора, в пределах, скажем, средней школы, во-вторых, о свойственной ему браваде, наглости и некоей безбоязненности, присущей скорей всего неопытности. Значит, наряду с опытными преступниками — ведь кража совершена была вполне квалифицированно, да и наличие нагана об этом свидетельствовало, — в группе был и новичок. Вероятно, на это обратил внимание и Красильщиков, он был опытный сыщик.
Но спросил Откаленко прежде всего о другом:
— Отпечатки пальцев дали чего-нибудь? Мы вчера эксперту особо на это указали.
— Ничего не дали, — досадливо махнул рукой Красильщиков. — Не оказалось годных для идентификации.
Игорь уже обратил внимание на бумагу.
— Так, с отпечатками ясно, — согласился он.
И снова вернулся к записке. Почерк. Никуда не ушёл от школьного, даже что-то тут потеряно. Рука огрубела, отвыкла писать, привыкла к другой работе. Но вот записку эту написать потянуло. Наглец всё-таки.
Следующий пункт — бумага. Листок вырван из блокнота. Бумага тёмная, волокнистая. Блокнот с такой бумагой сейчас вряд ли купишь в Москве. Где же такие продают? Это можно будет установить. И это тоже тянет к приезжим. Виталий, кажется, угадал. Между прочим, блокнотами сейчас редко пользуются. А у парня в кармане блокнот. Но писать он не привык, у него явно другая работа. Зачем тогда блокнот? Это тоже связано с его работой? Записки пишет, заметки делает, расписки даёт, работа с этим связана? На большом заводе? В мастерской? За рулём? Привычно нанизывались мысли, тянулась логическая ниточка, не рвалась.
Игорь снова повертел в руках записку. А парень-то, видимо, пользуется блокнотом часто. Записка написана уже на последнем листке. На обороте виден еле заметный штампик, не печатный даже, а как бы чернильный. Штампик фабрики-изготовителя, не иначе. Разобрать его невозможно. Этим должен будет заняться эксперт.
Кажется, дорого обойдётся тому парню его наглая выходка. Но пока что он и его сообщники гуляли на свободе и тот проклятый наган с ними. Игорю была уже знакома эта вечная нервная напряжённость, когда где-то «ходит» оружие, это гложущее чувство почти личной ответственности и вины, и ожидание, непрестанное ожидание какого-нибудь несчастья.
— А как с гильзой? — спросил Красильщиков. — Светит тут нам что-нибудь?
— Рано пока говорить.