— Слышал? — с таким вот вроде бы неопределенным вопросом он обратился ко мне вместо приветствия.

— О чем? — невинно осведомился я, хотя имел все основания догадаться о сути вопроса.

— Ну, о том, что случилось у «Шейханы»?

Я пожал плечами:

— Не в курсе. А что там, собственно, произошло?

Леха крайне подозрительно уставился на меня:

— Разве у тебя вчера не было получки? Ты ведь в такие дни в этом баре кантуешься. Разве не так?

Мне сразу стало не по себе. Оказывается, расколоть меня — раз плюнуть, причем не какому-то там профессионалу-сыскарю, а обычному соседу-алкашу.

— Получку задержали, — мрачно сказал я. — Так что там, у «Шейханы», произошло?

— Да ничего особенного, — в свою очередь помрачнел Леха, — грохнули кого-то, только и всего. Так, значит, получку тебе не дали… А я-то хотел у тебя полтишок стрельнуть. Отдал бы послезавтра… Может, наскребешь как-нибудь? — И он вперил в меня страдальческие глаза.

— Сейчас чего-нибудь придумаем.

Осчастливленный Леха ушел, судорожно сжав в ладони пятьдесят рублей, а я опять погрузился в нелегкие раздумья, которые вновь прервал звонок, на этот раз телефонный.

— Ты вроде сегодня выходной? — осведомился Толян.

— Верно. Я вчера дежурил, теперь выхожу на службу только послезавтра.

— Я сейчас недалеко от твоего дома. Хочу заскочить к тебе на пару слов. Разговор не телефонный.

Я этому не особенно удивился: поскольку Толян был ранее связан с криминалом, у него невольно выработался навык чрезмерной скрытности, и теперь все разговоры у этого парня — не телефонные.

А я, в общем-то, его звонку обрадовался: Толян многое для меня сделал и был единственным в Москве человеком, с которым я мог говорить без всяких купюр. Короче, я считал его настоящим другом, и он меня, по всему видно, тоже.

Пожалуй, именно Толяну я могу рассказать все как есть о происшествии у «Шейханы», и именно Толян может дать мне дельный совет в этой трудной ситуации. Человек он ко всему прочему бывалый, да и старше меня лет на семь-восемь.

Ну а если ничего путного мой приятель мне и не скажет, то хоть душу близкому человеку изолью — все полегче будет…

Толян появился очень быстро, и на нем, что называется, не было лица.

— Пойдешь к итальянцам — передай, что меня сегодня не будет, — сумрачно объявил он.

А ведь действительно, сегодня вторник — именно по вторникам у нас происходят еженедельные собрания в коммуне. Ничего особенного — просто каждый рассказывает, как он провел неделю, сколько понаделал добрых, богоугодных деяний. В общем, тоска смертная.

Но собрания эти пропускать не рекомендуется — меня, например, могут запросто отчислить с курсов «Сименса». Толяну легче — он уже проникся религиозной идеей и ходит к итальянским миссионерам, можно сказать, по велению души и зову сердца.

— А что стряслось? Ты чего-то неважно выглядишь. Захворал никак?

— Кореша моего замочили, — горестно произнес мой приятель.

— Когда? Где?

— Вчера вечером у вашей «Шейханы».

Час от часу!

Я никогда толком не понимал выражение «блудливые глаза», но, инстинктивно отведя взгляд в сторону, увидел свое лицо в большом настенном зеркале, и мне это малопонятное словосочетание сразу показалось ясным, простым и удивительно точным.

— Как же это случилось? — глухо спросил я со слабой надеждой, что дело идет о каком-то ином, не связанном с теми четырьмя братками эпизоде.

— Взорвали их прямо в джипе. Санчо и еще троих. Санчо потом слепили из сорока восьми частей его тела. И чего моего корефана туда с братанами понесло?! — И Вован в неподдельном горе стукнул увесистым кулаком по собственной ладони. — Узнаю, кто эту подлянку сотворил, своими руками башку его поганую отвинчу!

Конечно, Толян — пацан совсем нехилый, в своей кодле, по его словам, числился в боевом прикрытии, но все-таки вряд ли ему удастся провернуть такую операцию с бывшим собровцем, пусть и находящемся не в лучшей физической форме. И тем не менее я еще раз рефлекторно повернулся к зеркалу — вероятно, в попытке представить себе, как я буду выглядеть с открученной головой.

С трудом взяв себя в руки, я попытался продолжить разговор:

— Но разве ты не завязал со своими криминальными делами и связями? Ты же теперь совсем в другой команде.

— Что верно, то верно. Но Санчо — мой старый и надежный кореш. Мы во многих переделках стояли спиной к спине. А в той последней разборке, когда меня пером поцарапали и я потом в больничку попал, он меня просто спас. Если б не Санчо — быть бы мне сейчас на цвинтаре и умер бы я нехристем, так и не познав Господа. — Тут он истово перекрестился. — Я его семью хорошо знаю. Теперь остались без кормильца двое малышей, полуживая старуха-мать и жена — полная дура. Эта баба вообще ничем не способна на жизнь зарабатывать. Мне хотя бы первое время надо с семьей Санчо почаще бывать. Ну и похоронить его, конечно, по-божески.

Мысль рассказать своему приятелю о собственных неприятностях отпала как-то сама собой. Он мне, конечно, поверит, что я его друга совершенно случайно раскурочил на сорок восемь разновеликих фрагментов, но так или иначе сделал это именно я! Вдруг сразу стало вполне очевидно, что Толяна я знаю еще мало и плохо и его реакцию на мои откровения предугадать не в состоянии.

Я попытался было представить себе, кто из троих вчерашних покойников — Михал Борисыч, понятно, не в счет, — являлся тем несчастным Санчо, но потом отказался от этой затеи: какая тут, на хрен, разница!

— Ну что ж, прими мои искренние соболезнования, — до невозможности фальшиво промямлил я, но Толян, похоже, меня и не слышал: он надолго замолчал, мрачно глядя вниз, на обшарпанный линолеум моей съемной квартиры.

Я не решался прерывать его мыслительный процесс, если Толян, конечно, вообще о чем-то сейчас мог думать.

Оказалось — мог.

— И, конечно, найти этого подонка, грохнувшего Санчо, — моя святая обязанность, — злобно объявил он. — Найти и наказать так, как он того заслуживает. Убить его — мало. Да он меня на коленях о легкой и быстрой смерти молить будет!

Я непроизвольно заерзал на стуле.

— А как это согласуется с твоими нынешними убеждениями? Я думаю, тебе в данном случае следует посоветоваться с Паоло.

— Паоло в таких делах — не советчик. А у Бога я свой грех отмолю. Господь — не фофан, он все поймет как надо, — с мрачной убежденностью заявил Толян.

— Ну-ну, раз так, Бог тебе в помощь. — И у меня вырвался тоскливый вздох.

— Я не только на Бога, но и на тебя надеюсь, — неожиданно выдал Толян. — Ты все-таки в ментовке служил, да и проживаешь сейчас недалеко от места убийства. И у нас с тобой есть кое-какие зацепки, — и он поднял на меня горящий священной местью взор.

— Какие же? — с неподдельным интересом, но и с невольным трепетом спросил я.

— Во-первых, как пацанов угробили, по телику показывали. Киллер, подсунувший пацанам взрывчатку в кейсе, случайно попал на видеокамеру какого-то банка. Я, правда, сам этот репортаж не видел, но мне ребята рассказали.

Я похолодел. Ведь если бы Толян ту пленку, как следует, рассмотрел, мог бы меня и узнать! Хотя бы по хромоте, фигуре и одежде. Особенно по пиджачку редкого окраса — светло-коричневому, в белую полоску. Вон он — за спиной Вована на другом стуле висит!

Впрочем, видео было черно-белым и тоже каким-то полосатым, некачественным…

— Ну а еще что у тебя за зацепки? — спросил я с понятной тревогой.

Толян слегка призадумался.

— Заказчик мочилова, в отличие от киллера, на пленке, понятно, не засветился, — наконец молвил он. — Но и по нему имеются соображения. Неделю назад завалили одного пацана из бригады Коха.

— А кто он, этот Кох?

— Известный криминальный авторитет. Он на одном поле с моим бывшим боссом Угрюмым пашет.

— На каком таком поле?

— На медицинском, крышуют разные там больницы-санатории. А может, и еще чем занимаются, я сам толком мало что знаю, — отмахнулся Толян.