Между тем черная шляпка, подойти к которой Владимир Евгеньевич из-за более чем вероятного провала в бездну не мог, продолжала смущать его чуткую душу, вести спокойный сбор грибов он был уже не в состоянии, и в конце концов Дерябин повернул домой, в деревню Желдыбино, не придя к твердому, определенному решению — следует ли ему что-либо предпринять по поводу своей находки.

В избе Владимир Евгеньевич прежде всего заварил чаю на специально подобранных травах, дабы успокоиться и просветлить голову.

И результат не замедлил сказаться: он вспомнил — где и при каких обстоятельствах уже видел ранее шляпку, обнаруженную сегодня на болоте.

Ночью я долго не мог забыться, да и проснулся 9 августа ни свет ни заря. Впрочем, какой уж тут сон… В голове сами собой стали прокручиваться события вчерашнего вечера.

Получается, что я, бывший собровец, так сказать служитель закона, стал невольным убийцей. Ведь вполне очевидно, что в возвращенном мной чемоданчике находилось взрывное устройство. И, выходит, забыто оно было братками в «Шейхане» неслучайно. Но тогда какого хрена они не отказались от дипломата?

А с другой стороны, что им было делать? К примеру, бомба стоит на таймере и взрыв произойдет через минуту. Тут им некогда было вступать со мной в перепалку — проще взять кейс и разрядить взрывное устройство, покуда есть какое-то время. Тем более что операция из-за моего неуместного вмешательства все равно сорвалась. То-то водила так злобно уставился на меня при возвращении чемодана.

Ну а разрядить бомбу они попросту не успели… А может, не знали, как это делается, и растерялись. Они — не взрывники, им следовало лишь оставить чемоданчик в баре…

Правда, эти ребятки слишком громко себя в «Шейхане» вели, а такие дела делаются втихаря. Ведь любой из тех, кто остался бы в баре после взрыва в живых, припомнил бы шумливых братков…

А может, именно таким вот нестандартным способом они подозрение от себя отводили?

И все же более реален другой вариант — в курсе дела был только секретарь. Ему какая-то другая бригада поручила организовать взрыв в баре. Он для прикрытия этой операции заманил туда своего босса — причем тем самым подставляя его. Ведь секретарь что-то булькал Михал Борисычу про сказочный вкус местного бренди. Точно, все складывается.

Я попытался представить себе, что почувствовал секретарь, когда кейс с взрывчаткой оказался опять в машине. Парень, наверно, просто поплыл — ведь под нос ему сунули бомбу, которая с секунды на секунду взорвется. Вот он и не успел как-то отреагировать, выкрутиться из ситуации — слишком велик был шок, а времени не имелось вообще…

Можно, конечно, придумать и еще какие-то версии случившегося, более-менее вероятные, но дело все же не в них: главное, что под подозрением в убийстве неизбежно окажусь я, Игорь Брагин. И, попади я теперь в качестве подозреваемого в ментовку, отмазаться будет очень тяжело, а скорее всего, невозможно. Я сам работал в этой системе, и могу себе представить, как будут действовать опера и следователь.

Найдутся реальные свидетели, которые укажут, что чемоданчик будущим покойникам незадолго до взрыва передавал именно я. Мотив сыщется быстро — стесненный в средствах бывший собровец Брагин действовал по найму, являлся исполнителем заказного убийства. А сами заказчики могут, кстати, и проплатить эту версию.

И тогда всем будет хорошо: оперативно-следственная бригада раскроет заказное убийство, получив официальные премиальные и левые бабки, настоящие преступники уйдут от ответственности, а если Игорь Брагин будет «сотрудничать со следствием» — «во всем сознается» и назовет угодное следователю имя заказчика, — то получит по минимуму и выйдет по условно-досрочному.

Но такое снисхождение мне, знамо дело, душу не грело. Я — вообще человек независтливый и до тюремной баланды, да еще из чужой тарелки, не жадный. Пусть ее хавает тот, кто такое спецобслуживание заслужил по праву.

Был и еще один резон, фигурально говоря, залезть под кровать и не рыпаться: если даже в милиции мне и поверят, то приятели погибших бандитов ни в какие нюансы вдаваться не будут. У криминалов в каждой ментовке свои осведомители, и братки немедленно узнают — тот, кто взорвал их корешей, дает показания ментам, чтобы, понятное дело, найти у них защиту. И тогда я уж точно не жилец…

Взглянув на часы, лежавшие на прикроватном столике, я метнулся к телевизору — начинался утренний выпуск «Криминала».

И сразу же — центральное событие дня минувшего: пошли кадры взорванного джипа «Шевроле», сопровождаемые трагическим голосом телеведущего.

Выяснилось, что все четверо погибших, как прозрачно намекнул комментатор, принадлежат к организованному преступному сообществу. Следствие не сомневается, что убийство — результат обычной криминальной разборки. Мирные прохожие, к счастью, не пострадали.

Последнюю фразу я встретил невольным вздохом облегчения — что ни говори, но если меня все же заметут и прессанут на чистосердечное, то отсутствие «сопутствующих жертв» мне на руку.

— А вот кадры видеокамеры наружного наблюдения коммерческого банка «Апексактив», — между тем продолжал вещать диктор, и тут я вздрогнул и расширенными зрачками впился в экран. — Вы видите, что незадолго до взрыва, когда джип «Шевроле» стоял недалеко от банка, к машине подошел некий мужчина и передал водителю предмет, похожий на чемодан-дипломат. Пока еще нет результатов криминалистической экспертизы, но следствие не исключает, что джип был взорван с помощью взрывчатого вещества, находившегося именно в этом чемодане. Сейчас передавший его мужчина разыскивается милицией. Если вы что-нибудь знаете о местонахождении…

Нет, моего лица на видеокадрах не оказалось. Я был снят со спины. Но хромота моя ощущалась из-за слишком быстрой ходьбы. И я с надеждой в душе предположил, что это станет единственной наводкой для оперов. Во всяком случае свидетели, опрошенные корреспондентом, бубнили что-то невнятное. Да и откуда я появился перед джипом, на кадрах не просматривалось. Хотя сыскари наверняка завернут в «Шейхану»…

Но я хоть и бывал там не так уж редко, ни с кем из завсегдатаев незнаком, да и с барменом тоже. То есть по имени меня никто не знает, хотя словесный портрет общими силами при необходимости создадут.

Но свяжет ли кто-либо из тех, кто находился в «Шейхане», мой уход и последующий взрыв джипа?

Я мысленно напрягся и стал вспоминать момент своего выхода из бара с кейсом в руках. Конечно, я слишком спешил и по сторонам не оглядывался, но боковое, периферическое, зрение у меня должно было работать в тот момент на автомате — навык бывшего собровца. И если сейчас включить эту периферическую зону памяти, как меня когда-то учили…

Я закрыл глаза и обхватил голову руками.

Вот я прошел быстрым, но привычно бесшумным шагом из угла бара до дверей. Кавказцы, торговки, подростки, бармен…

Нет, всем им не было никакого дела до идущего на выход особо не приметного посетителя.

А на улице? Стояло ли там еще какое-нибудь авто, кроме этого злосчастного «Шевроле»?

Вроде нет. А уж на светофоре джип точно был в одиночестве…

Так что же мне теперь делать — жить, как жил? Или хотя бы сменить квартиру? Слишком уж близко мое нынешнее местожительство от «Шейханы».

Зато и от работы близко, и от курсов «Сименса», и берут с меня за эту однокомнатную квартиру, по нынешним временам, недорого…

Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Я машинально перевел взгляд в сторону кухни — там у меня припрятан табельный ПМ: замотал его еще в Чечне.

Но нет, дурить не следовало. Во всяком случае, еще рано. Не могли меня так быстро вычислить ни опера, ни дружки взорванных братков.

Раздался второй, более требовательный звонок, и я на цыпочках подошел к двери, прильнув к «глазку». И перевел дух. За дверью стоял сосед Леха. Обычно, когда ему не хватало на опохмелку, он обращался ко мне за материальной помощью. И я его выручал, как мог.