Она наблюдала стайку маленьких птичек, резвящихся в густых ветвях мангалам.

— Он только сказал, что ты спас кого-то, а потом голыми руками расправился с двумя охранниками. Думаю, что я обязана тебе и этому либонийцу жизнью, правда?

Эти слова были признанием его заслуг, он почувствовал, как она немного успокоилась. Опершись на перила, он некоторое время вместе с ней смотрел на резвящихся птичек. Хотя их беседа была очень милой, но таким образом он ничего не узнает. Пора было рискнуть.

— Ты помнишь, что произошло во время космического прыжка?

Светла ничего не ответила. Он решил, что она не слышала вопроса и уже собирался задать его вновь, когда она вдруг сказала:

— Да. Я помню. Но совсем не так, как ты. Для меня это было… очень больно.

Она замолчала, словно исчерпав запас слов, и Маккензи упал духом. Она будто почувствовала его состояние и продолжила:

— Ну, перестань, Маккензи. Не будь таким печальным. Ты же ни в чем не виноват. Я рада, что для тебя прыжок был таким… прекрасным.

Она говорила с ним покровительственным тоном.

— Послушай, Светла, я знаю, ты многое пережила, но мы не сможем понять друг друга, если будем вести себя таким образом. Я испортил всю операцию, по моей вине ты чуть не погибла. Я ампутировал тебе руку. Доктор Фронто считает, что космический прыжок навредил твоему состоянию, но его вообще могло бы и не быть, если бы я вел себя по-другому. Мне не нужно твоего понимания! Ты должна что-то чувствовать!

— О, не надо разыгрывать здесь трагедию! Ты делал то, что считал в то время необходимым, и ты не умнее других.

Она прошлась по балкону, погруженная в глубокую задумчивость.

— Ладно. Наверное, признание облегчит мою душу. Я скажу тебе, что я чувствую на самом даче. Мне стыдно. Мне стыдно настолько, что я не могу смотреть тебе в глаза. Твои пистолеты сослужили добрую службу. И никаких проблем не возникло бы. Но я испугалась, и ты в этом не виноват. Когда я устанавливала этот проклятый передатчик, я думала только о том, какая же я дура и как я тебя подвела.

— Это чушь. Я не должен был посылать тебя одну обратно. Идея была в том, чтобы применить огонь из пистолетов, но я должен был сделать все сам. Тогда я не знал этого, но я играл со смертью. Я совсем не тот герой, что предстает перед обывателями. На самом деле я преступник.

Неожиданно она посмотрела на него с восхищением.

— Может, ты пытался защитить меня. Ты не думал об этом?

И эта мысль застала его врасплох. Он попытался взвесить все «за» и «против», но чутье подсказало ему, что эта откровенность Светлы была не более чем слабой попыткой отвлечь его внимание от основной темы их разговора. Он мрачно улыбнулся.

— Светла, что случилось с тобой во время космического прыжка? Почему это было так болезненно?

Ее лицо потемнело, она отвернулась.

— Доктор Фронто сказал, что я не должна обсуждать этот вопрос, пока не буду окончательно готова, даже с тобой.

— Но я должен знать, потому что мы собираемся повторить его. Они же настаивают на повторении космического прыжка. Неужели ты не понимаешь? Если случилось что-то плохое, то и я был в этом замешан. Возможно, я смогу что-то исправить.

Она сложила руки на груди, словно моля о спасении, и сказала:

— Почему ты так много о себе думаешь, Маккензи? Ты, наверное, считаешь, что играл основную роль во всем?

Он покорно посмотрел на нее.

— Я был с тобой. Мы были… вместе, но я не знаю, как это получилось. Что бы с тобой ни случилось, это произошло при моем участии.

Она гневно смотрела на него, но постепенно выражение ее лица смягчилось. Она покорно уронила голову.

— Ладно, твоя взяла. Ты думаешь, что сможешь мне помочь? Я скажу тебе, что я помню. Я помню, как ты пел какую-то ненормальную песню о высокогорных долинах и все суетился вокруг меня. Но там было что-то еще… что-то совершенно ужасное. Оно разъедало мои внутренности, будто в меня вселился демон, поглощало меня изнутри. Оно росло и крепло с каждым моим вздохом. А потом, когда оно покончило со мной, я как бы застряла слизистым комком в его глотке. И тогда оно изрыгнуло меня в открытый космос, словно комету.

Она нервно покачала головой, вспоминая, и несчастными глазами посмотрела на него.

— Я не увидела тебя там, Маккензи. Там не было никакой звездной долины. Меня просто сожрали заживо, а потом выплюнули в пустоту. И ты знаешь, что я обнаружила? — Она помедлила, словно хотела, чтобы он сам обо всем догадался. — Там ничего не было. Это как если бы кто-то вдруг начал задыхаться. Только там было некому этого сделать.

Она, дрожа всем телом, отвернулась от него.

Маккензи стоял, словно громом пораженный. Но почему ее чувства совершенно отличались от его? Он не мог принять такого толкования происшедшего с ними.

— Наверное, это был я, Светла. Может быть, это я принял образ демона. Мне казалось, что нас объединяла любовь, но для тебя это чувство могло быть просто насилием.

— О, ради Бога, перестань! Я не могу выносить, когда ты начинаешь притворяться таким нежным. Я сказала, что это был не ты. Это была я — моя потаенная сущность, и она открыла мне свое истинное лицо.

Маккензи и отвергал ее уверенность, и радовался ей одновременно. Он не мог поверить, что она сама себя наказала, но в глубине души надеялся все же, что не он вызвал это. Но, с другой стороны, они все же слились друг с другом, значит, он был причастен ко всему. Уж в этом-то он был уверен. Он бессильно склонился над перилами, словно его побили в боксерском поединке.

— Теперь ты знаешь, что я помню об этом прыжке. Ты доволен?

Она резко повернулась и отошла в сторону.

Маккензи последовал за ней. Положив руку ей на плечо, он промолвил:

— Ты говорила кому-нибудь еще об этом?

— Нет, и не хочу, чтобы ты это делал. Я знаю, что для доктора Фронто это представляет живой интерес. Но я не хочу быть подопытным кроликом, которого разрезают на части в ходе эксперимента. А он считает, что это его работа — помогать мне, и обязательно будет тебя расспрашивать. Так вот, пусть занимается своим делом, пока я буду пытаться воспроизвести прыжок, и не лезет мне в душу.

— Ты хочешь сказать, что согласна участвовать в эксперименте? — с глубокой озабоченностью в голосе спросил Маккензи.

— Я готова, как и всегда, — ответила она, вздрогнув.

— Ты же знаешь, что мы не обязаны этого делать. Мы можем сказать, что отказываемся.

— И что на это ответит Сирус Магнум? — Мускулы на ее лице слегка напряглись. — Нет, мой милый, как всегда, у нас нет выбора. Это слишком важно, и кроме нас некому этого сделать. Ты можешь делать то, что считаешь нужным, только прошу, не смотри так, словно ты что-то украл. Ты действуешь мне на нервы! Я пережила один космический прыжок, переживу и второй.

Она взяла его за руку и направилась к двери в свою комнату.

— Мне нужно отдохнуть. Я что-то очень устала, а после отдыха все обычно видится в новом свете.

— Светла, все уладится. В следующий раз, когда что-то понадобится тебе, у меня все будет наготове.

Светла утешающе улыбнулась ему:

— Я не гордая, Маккензи. И не откажусь.

Он знал, что она не поверила ему.

Они прошли в дверь и оказались в гостиной, где терпеливо ожидал доктор Фронто.

Маккензи и доктор Фронто неторопливо прошли по небольшой дорожке сквозь рощу мангалам, пока не вышли на поляну, где находилось небольшое здание, собранное из металлических листов. Они вошли в него через боковую дверь. В центре помещения находился крейсер-запредельник «Браво». Со всех сторон его окружало всевозможное оборудование и ученые. Фронто попросил обслуживающий персонал покинуть помещение, а сам предложил Маккензи подняться на борт корабля одному, чтобы никто не присутствовал при беседе Маккензи и Шейлы.

Маккензи поднялся по трапу и вступил в камеру автоматической герметизации. Когда он направлялся в рубку, из динамиков послышался голос Шейлы: