Маккензи наклонил голову и пожал плечами. Он все еще был не в силах говорить.

— Неужели вы ничего такого не помните? Ничего из того, что она говорила?

Маккензи снова покачал головой.

— Я уже сказал вам, что я помню.

— Жаль. Триста лет наука учила нас, что квантовая физика и мир отличаются, что все частицы материи каким-то образом связаны друг с другом повсюду в окружающем пространстве, необъяснимым образом, превышающим возможности световых границ. Но нам это было безразлично, ведь мы жили здесь, в пространстве качественных границ, установленных Ньютонами и Энштейнами, их законами механики. Затем появляетесь вы, и ваша Светла, и Шейла и говорите: «Нет! Нет! Мы можем вести себя словно квантовые частицы, материализуясь и исчезая во всех измерениях, в соответствии с неким неопределенным планом вероятности». Разве вы не понимаете, что это значит для человечества, командор? Вы можете представить, что это говорит о нас самих? Можете ли вы предсказать возможные последствия, если с помощью вашего космического прыжка мы докажем, что космос представляет собой неделимое единство, а мы — его материя, как утверждает Шейла?

Фронто откинулся назад, внимательно изучая лицо Маккензи горящими глазами.

— Мы должны повторить ваш прыжок, командор. Неважно, чем это может нам грозить. Я понимаю, что вы будете ощущать себя подопытными морскими свинками по мере того, как будут развиваться наши опыты. Но это вполне естественно. Но я чувствую себя так, словно стою на краю космической пропасти и готовлюсь погрузиться в глубины миров.

Он начал размахивать руками, будто показывая, как он это проделает, затем откинулся в кресле и позвонил в колокольчик.

На этот раз в комнату вошли обе нихонианки, неся обед.

Маккензи все же признался доктору, что был совершенно не голоден. Тем не менее он настоял на том, чтобы доктор не ждал его, а принимался за трапезу один.

Как только были расставлены тарелки, Фронто набросился на еду с неожиданной яростью. Маккензи решил не мешать ему радоваться прелестям обеда. Поэтому некоторое время они молчали.

Одна из женщин открыла панели, расположенные почти под потолком на противоположной стене. Им открылся вид на широкий двор и рощу раскидистых мангалам за ним. Этот пейзаж невольно завладел вниманием Маккензи.

Ритмичный порядок стволов, утопавших в зелени, сплошным ковром покрывавшей землю, создавал непередаваемо прелестную атмосферу игры теней и света. Мягкий ветерок что-то шептал в ветвях раскидистых деревьев. Казалось, что комната наполнилась богатыми запахами жизни. Каким-то образом эта картина создалась именно тогда, когда Маккензи остро нуждался в чем-то подобном, и наполнила все его существо глубоким покоем.

Откуда ни возьмись появились два маленьких зверька с огромными пушистыми хвостами и начали носиться друг за другом в старой как мир игре в салки. Он понял, что это была какая-то разновидность белки. Ему нравилось следить за их беспечной игрой.

Находясь в Запределье, невозможно осознать все величие действительности, и никакая сила не может заставить поверить в существование милого сердцу порядка вещей. Но здесь, в этой почти пасторальной тишине, сознание как бы сжалось, наполнившись пониманием того, как совершенен мир, окружающий нас. «Все проходит, и я тоже уйду. Но я всегда буду с тобой…»

«Интересно, почему мне вспомнились эти строки?» — вдруг подумал он.

Он не сразу понял, что доктор Фронто говорил ему что-то. Он посмотрел на доктора с одновременно удивленным и извиняющимся выражением.

— Мне жаль отвлекать вас от ваших мыслей, командор, но, если вы готовы, мы можем нанести визит Светле. Может быть, вам удастся узнать, что с ней случилось во время космического прыжка.

Светла стояла на балконе, задумчиво глядя вдаль на рощу мангалам. Она была одета в свободное платье без рукавов, спадавшее соблазнительными складками на босые ноги, мягко окутывая изгибы ее тела. Серебристый материал поблескивал в солнечных лучах, когда ткань легко шевелилась в нежных дуновениях ветерка.

Маккензи быстро взглянул на доктора Фронто. Доктор кивнул в ответ, как бы говоря ему, что нужно подойти к Светле, и Маккензи нерешительно пересек гостиную и вышел на балкон. Положив руки на перила, он невольно задержал взгляд на розоватом пятне левого запястья. Потом посмотрел на нее и сказал:

— Здравствуй, Светла!

Она не глядела на него. Но ответила довольно громко:

— Здравствуй, Маккензи! Как твои дела?

— Наверное, неплохо.

— Мне теперь тоже намного лучше. Мне жаль, что я причинила тебе столько неприятностей.

— Никаких неприятностей ты мне не причиняла.

— Но и не очень помогала тебе, ведь так?

Он совсем не ожидал такой реакции и потому смутился.

Теперь она смотрела на него, и в ее взгляде сквозило любопытство.

— Не будь таким озабоченным. Доктор Фронто говорил мне, что ты будешь подавлен, но я не поверила ему.

— Меня раздирают противоречивые чувства.

— По-моему, нет никаких причин для беспокойства. Я ни в чем не виню тебя.

— Ты уверена?

— А зачем мне лгать? Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на притворство и обман.

— Может быть, ты права. Но очень многое успело случиться с момента нашего маленького приключения на «Утопии». Тебе рассказывали об этом?

— Да. Доктор Фронто мне все объяснил. Идея космического прыжка довольно сомнительна, к тому же невозможно предсказать, как прыжок повлияет на наши судьбы. Но я считаю, что мы должны принять случившееся с нами и выполнять свой долг, надеясь на лучшее.

Она тверже сжала зубы, от этого ее губы надулись еще больше. Она по-прежнему смотрела вдаль. Некоторое время они стояли рядом, бок о бок, и Маккензи вновь почувствовал терпкий кедровый аромат ее тела. Только на этот раз он смешивался с запахом мангалам.

— Да, этот космический прыжок приводит меня в замешательство, — неожиданно продолжила Светла. — Но выше моего понимания все же цель действий Внутренней Службы. Тебе удалось выяснить, чего они хотели добиться?

Маккензи чуть помедлил в раздумье. Он должен был учитывать, что происходящие события политически были очень опасны для Сируса Магнума, а значит, опасной была и любая информация, связанная с ним. Тем не менее Светла заслуживала того, чтобы открыть ей часть правды.

— Они затеяли политическую интригу. Я точно не знаю, в чем ее суть, но Сирус ничего не знал, пока я не вмешался в события. После этого и заварилась каша. Все агенты Внутренней Безопасности на Красном Утесе арестованы. Поговаривают даже о смертной казни для некоторых из них.

— Боже мой, но это же ужасно! Конкордат никогда прежде не знал подобных приговоров!

— Очевидно, ситуация очень серьезна.

Он хотел было сказать ей, что они сами находились в серьезной опасности, но передумал.

— Неужели Магнум действительно пойдет на это? Я имею в виду, есть ли у него такое право? — спросила Светла.

— Он ввел военное положение, и полки Полетного Корпуса на Красном Утесе поддерживают его. Он, безусловно, обладает такой властью.

Она уныло склонила голову.

— Тебе следует свыкнуться с этим, ведь наши судьбы теперь неразрывно связаны с Магнумом. Я тоже прошел через это… пусть и против своей воли.

— Пожалуйста, не надо себя недооценивать. Доктор Фронто говорил мне о твоих подвигах. Сирус высоко ценит тебя.

— Это тебе сказал Фронто?

Она слегка улыбнулась.

— Да. Он также сказал мне, что ты не раз рисковал жизнью ради меня.

Маккензи скромно улыбнулся.

— Ерунда. Просто мы выполняли задание. А большая часть работы выпала на долю О-Скара и его ребят.

— Кто этот О-Скар?

— Он начальник по особым операциям у Сируса. Это он организовал нападение на Кассерн Бассалт. Он либониец.

Светла неожиданно вздрогнула, будто что-то в словах Маккензи беспокоило ее. Его удивила такая реакция.

— Доктор Фронто не упоминал при мне его имени.