Тем временем жена извозчика проснулась в тишине да покое. Вокруг шёлковые кружева, батист и парча, атлас и позолота.

«Понятно, что померла, — думает, — да только не упомню, как и когда. Должно, муженёк прибил!»

Встала с пуховых перин. Ходит по дворцу и всему дивится:

«Слава тебе, Господи, — простил мне грехи за труды мои и мучения! Прямёхонько в рай отправил».

В условный час припорхнули фрейлины, будто ангелы небесные, и начали её одевать, причёсывать, локоны завивать. Сами в толк не возьмут, чего это царица такая мирная — не кричит, не бранится, не грозит ссылкой, кандалами да розгами.

А как раз в тот день брата старшей фрейлины должны были судить за пустяковый проступок. Набралась старшая храбрости, упала царице в ноги и просит:

— Ваше величество, помилуйте моего брата! Только молвите: «Оставить без суда и следствия!»

Ну, это жене извозчика очень по душе. В сенате все рты поразевали — с чего бы это царица всех подряд милует? Как заходит речь о каком-нибудь судебном деле, так она сразу и обрывает — мол, оставить без суда и следствия! Такой доброты за ней отродясь не водилось!

А как начали слушать дела о телесных наказаниях, так царица во весь голос:

— Отменяю! — и даже ножкой притопнула.

Уж кто-кто, а жена извозчика хорошо знала, что такое кнут, вожжи да оглобли.

Понятно, и в армии перестали палками муштровать.

Тот солдат, которому каждое утро выписывали по двадцать палок, рад-радёшенек, гора с плеч. Идёт по улице, улыбается направо-налево, честь отдаёт, каблуками щёлкает. И видит — знакомый странник с известной котомочкой. Солдат в ноги кланяется:

— Ох, батюшка, вот спасибо! Прикажи — жизнь за тебя отдам!

— Этого не надо, — говорит странник. — Известно, солдат да малых ребят Бог бережёт! А вот с котумочкой сызнова потрудись — верни жену извозчику-лихачу, а царицу — в её спальню…

Всё в точности выполнил солдат. После чего, хоть и крепко берёг, да исчезла котомочка.

Проснулась утром царица — снова во дворце. Однако руки от сажи черны, да и синяков хватает. Значит, не сон это кошмарный, а было всё взаправду!

«Не знаю, как и выдержала! — думает царица. — Да жив ли тот солдатик, которому вместо завтрака палки прописала?!»

Разыскали его, привели. Ничего — бодрый с виду.

— Ну, как ты, служивый?

— Теперь хорошо, ваше величество! — отвечает солдат. — Только и зажил, когда ваш приказ отменил двадцать утренних палок.

И не может солдат сдержаться, улыбается, разве что не смеётся, — так ему радостно.

— Что такое? — спрашивает царица. — Поделись со мной, если я чего не ведаю!

«Будь что будет, — думает солдат, — А правда всегда дороже!»

И выложил всё, как на духу, — о страннике, о его котомочке странной, о жене извозчика… Ничего не утаил.

Выслушала царица. Помолчала, подумала и говорит:

— За то, что претерпел, и за правду твою — произвожу тебя в генералы. А теперь, любезный, покажи мне дом извозчика-лихача!

Вот приехали — и точно, тот самый дом. И как будто сама царица в нём, настолько схожа с женой извозчика — ну, как отражение.

Так удивилась царица и растрогалась, что назначила жену извозчика своей фрейлиной-зазеркальницей.

А лихача очень хотела высечь или в кандалы заковать. Но всё же скрепилась.

Дала ему денег, чтобы новый дом построил, и сказала так:

— Запомни, холоп! Поднять руку на свою жену — всё равно, что на свою царицу! Коли такое случится, будут судить тебя как государственного злодея. И тогда обещаю — по меньшей мере, двадцать палок каждое утро в течение года.

— Что же? — спрашивает извозчик-лихач. — Нынче у каждой кобылы от кнута защита? Уже и не стегнуть?!

Отвернулась царица, да так ножкой притопнула, что у извозчика на время и язык отсох, и руки отнялись.

С тех-то пор и перестал он лихачить. Теперь навоз со дворов вывозит.

А что же странник? Да, говорят, видят его люди — то тут, то там. Появляется и пропадает. Словом, странствует со своей странной котумочкой. Иной раз внутрь заберётся и превратится в кота-умочку.

Солдатский кафтан

(окопная сказка)

Как-то раз при самом царе Петре Великом заспорили адмирал с генералом — чья одежда лучше? Ну, сразу скажешь — об них всё ясно!

Царь Пётр послушал, послушал — смешно стало. Вот и говорит:

— У солдата спросим. Как он порешит, так тому и быть!

Ну, с царём препираться — глупее некуда. Адмирал да генерал поклонились — дескать, согласны.

Приказали солдата кликнуть. Он ружьё на плечо и — марш-марш — строевым шагом прибыл. Честь отдал — готов служить в любом деле!

Царь его спрашивает:

— Отвечай, служивый, прямо, без утайки да лукавства — чья одежда лучше? Генеральская аль адмиральская?

Оглядел солдат этих двух с ног до головы и говорит:

— Если прямо сказать, ваше величество, так лучше моего кафтана нет! Ему всё нипочём! Я бы его и за две шубы не отдал!

Ну, генерал с адмиралом и глазом не моргнули. Мало ли, чего солдат брякнет?

А царь Пётр вдруг и говорит:

— Теперь спор — меж тремя! Если генерал выиграет — быть ему генералиссимусом. Если адмирал — над всем флотом станет командиром. А коли солдат верх возьмёт, получит чин высокий, ещё не скажу, какой вышины!

— И как же, позвольте, решать будем? — спрашивают военачальники.

— Да вот эдак, — отвечает царь-батюшка Пётр. — Сперва попросим его светлость батьку-Мороза, чтобы покруче завернул. Затем его сиятельство Солнце, чтобы пожарче припекло. Кто из вас лучше стерпит, тот и победитель! Завтра поутру начнём кампанию…

Генерал приехал в свой дворец, позвал верного денщика и приказывает:

— Держи, братец, кошель с золотом! Скачи во весь дух к батьке-Морозу, поклонись его светлости и проси, чтобы меня сильно-то не студил, не вымораживал. Пускай на адмирале с солдатом разгуляется — хоть в сосульки их оборотит!

Ускакал денщик да вскоре вернулся, успокаивает хозяина:

— Ваше превосходительство, дело сделано! Его светлость батька-Мороз благодарит за кошель с золотом и обещает исполнить всё в точности!

Генерал повеселел. Уже в зеркало глядится, видит себя генералиссимусом.

Ну, тот же случай и с адмиралом. Приехал он к себе в замок, призвал ординарца:

— Скачи на рысях к его сиятельству Солнцу! Передай ларец с камнями самоцветными. Да проси слёзно, чтоб оно меня завтра не слишком пекло. Пусть весь жар на генерала с солдатом выплеснет, хоть бы от них головешки остались!

Ординарец не заставил себя долго ждать:

— Его сиятельство вашему превосходительству шлют горячий поклон! Сулили всё выполнить в лучшем виде…

Адмирал радуется — завтра, пожалуй, под его началом весь царский флот будет!

А солдат тем временем в казарме совсем не горевал да ни о чём дурном не думал. Старый кафтан чинил — заплаты ставил да прорехи штопал. Как раз к утру закончил работу.

Вот приходят все трое к царю Петру.

— Так с чего начнём, господа? — спрашивает царь. — Сами выбирайте — со стужи либо с жары!

— Со стужи! — кричит генерал, — Со стужи!

— С жары! С жары! — перекрикивает адмирал.

«А мне всё одно, — думает солдат. — Что жара, что стужа! И с той, и с другой знакомы».

Подкинул царь монетку, поглядел, как упала.

— Первой будет стужа, — говорит. — Принимайся за дело, батька-Мороз!

Едва успела царская свита во дворце схорониться, как упала на двор стужа лютая, мороз трескучий. Всё живое в лёд обратилось. Камни и те покряхтывают.

Адмирал и генерал стоят, не шевелятся — не живы, не мертвы. В шубах на трёх мехах так заиндевели, будто копны сена среди поля.

А солдат кафтан потуже подпоясал, ногами притоптывает, руками по бокам прихлопывает — то присядет, то привскочит. Уши, нос да щёки разотрёт. Пробежится по двору из конца в конец. И сам себе командует штыковую атаку:

— Коли! Бей! Коли! Бей!

Такой вокруг него пар, словно только что солдат из бани. Морда красная. Известно, солдат только на морозе да на огне краснеет.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: