Шеф, морщась, потянулся к выключателю, но я остановил его руку. Дикий вопль, столь поразивший нас, вопль безумца, вопль сумасшедшего принадлежал не кому-нибудь, а самому Джеку Берримену,- великому профессионалу…

- Господи! Господи! Господи! - вопил Джек уже разбито и суетливо, уже покорно и униженно: - Господи! Господи! Господи!..

Он так и повторял, пока пленка не кончилась:

- Господи! Господи! Господи!..

Хэссоп потрясенно поднял на меня глаза, но шеф не дал доктору заговорить,- сунул магнитофон в карман, выложил на стол лист бумаги, вечное перо и приказал:

- Пиши!

Я взглянул на шефа и усмехнулся. Он и знать не хотел - что же случилось с Джеком?.. И все же только усмешкой я и ограничился… Сел, потянул к себе белый лист, снял колпачок с ручки.

Но о чем мне писать?

О страхе?..

Что ж, я должен был наконец признать - мы, сотрудники Консультации, годами тренирующие свою плоть и нервы, постоянно, каждый день, каждый час, всего и всегда боимся. Не зря в наших кабинетах не выключаются электрокорзины, не зря мы так часто меняем жилье, не зря мы практически не заводим знакомств.

Серьезные газеты, то радуясь, то тревожась, повествуют потрясенным читателям об устройствах, превращающих любую внутреннюю энергетическую цепь в систему подслушивающих точек; эти же газеты извещают читателей о бесшумном, почти абсолютном оружии, и все же мы - владельцы этого оружия - постоянно и всего боимся. Боимся коктейля, ибо в бокале можно спрятать крошечный передатчик. Боимся зубочистки, ибо в ней может находиться магнитофон. Боимся женщин, ибо в их одежде можно скрыть телекамеру. Боимся портсигара в руке собеседника…

Черт побери! За мизерную сумму можно в любое время приобрести приемник, который автоматически уничтожится, если кто-то, кроме хозяина, решит прослушать записанную втайне беседу. Питание для такой аппаратуры не проблема - она функционирует за счет радиоволн, рассеянных в эфире планеты.

Великая тайная война, которую мы объявили самим себе!

Общество, лишенное частной жизни!

А когда люди перестают верить во всех и все, разве это не конец?..

Прежде чем начать писать, я сообщил шефу:

- Я вступил в контакт с людьми Номмена.

- Я знаю,- сказал он терпеливо.- Пиши.

- Мне нельзя оставаться в городе.

- Я знаю. Ты не останешься тут… Тем более, что документация, касающаяся машины Парка, уже в наших руках.

- Но я не достал никакой документации!

- А тебе и не надо было ее искать. Этим занималась Джой. Ты великолепно отвлек внимание от всех ее действий.

Джой! Еще один обман… Что ж, тем лучше… Лично я мог подвести итог… Первым был убит Берримен, вторым Формен, затем охранник в сейфе, а двое были оставлены мной в юрских болотах. Плюс погиб, наверное, кто-то и на магистрали… И все это для того - чтобы отвлечь внимание от Джой!

Разве это итог?

Разве Лесли ошибался, говоря: преступление не окупается?

Выругавшись про себя, я набросал на листе бумаги суть акции.

- Кто говорил с вами по телефону, когда я собирался выйти на «Трэвел»?

- Ты, Эл! Ты замкнул петлю времени… Разве мой тон тогда не придал тебе уверенности?

- Возможно… А машина Парка… что вы все-таки о ней знали?

- Почти ничего! - засмеялся шеф.- Но разве тебе не хватило информации?

- Хватило,- хмыкнул я.

- Вот и отлично! А сейчас, Эл, мы едем в аэропорт. Ближайшим бортом ты улетаешь в Европу.

- Что мне там делать?

- Отдыхать! Вы ведь не раз отдыхали там с Джеком…- Шеф внимательно взглянул на меня, и в узких его, близко поставленных друг к другу глазах я прочел тяжкое подозрение:-Ты ведь хочешь отдохнуть, Эл?

Когда он упоминал имя Джека, ни один мускул на его широком лице не дрогнул. И, загипнотизированный его спокойствием., я кивнул:

- Я с удовольствием полечу. Мне необходим отдых.

Пройдя паспортный контроль, я попал в нейтральную зону. В единственном располагающемся тут баре светились неяркие огни, а бармен, стоя над грудой бокалов, лениво вертел в руках тяжелую бутылку с виски «Сантори».

Отыскивая монету, я полез в карман, и пальцы мои уткнулись во что-то твердое.

Подарок Хэссопа?

Нет! Развернув бумагу, я увидел нежно-желтые, похожие на крошечные сердечки, листья гинкго, начавшие уже увядать - через столько миллионов лет после своего рождения! - и раковину, поднятую мной с твердых белых песков юрского пляжа. Прямо по белой поверхности раковины рукой Хэссопа было написано: «Астарта субморфоза - пластинчатожаберное мелких морей».

Когда он успел определить?

Я опустил раковину в урну… Лист гинкго прилип к потной ладони. Я брезгливо сорвал его, бросил туда же - в урну, и вдруг, будто испугавшись чего-то, бросился к выходу. Такая ненависть ко всему живому, такое отчаяние теснились в моем сердце, что я далеко не сразу заметил двух хмурых, коренастых парней, медленно поднявшихся за мной на борт ревущего «Боинга»...

1973

Таких, как я, можно встретить в любом недорогом баре Солсбери, Стокгольма, Парижа, Брюсселя, Лондона. Среди нас есть французы, бельгийцы, немцы… За нами - прошлое и большой опыт обращения с холодным и огнестрельным оружием. Говорят, у нас нет будущего. Это не так. Пока в газетах появляются сообщения о военных переворотах, пока существуют спокойные и неспокойные колонии, мы нужны тем, в чьих интересах совершаются эти перевороты, и тем, кому принадлежат эти колонии. Новоиспеченные диктаторы или специальные комитеты снабжают нас оружием, и мы летим в какую-нибудь Гвинею, Мозамбик, Анголу. Наша работа - убивать. Мы - солдаты Иностранного легиона.

И в Конго я попал с легионом.

Американский «Боинг-707» принадлежал бельгийской авиакомпании «САБЕНА» и пилотировался английскими летчиками. Но это меня не трогало. Мне плевать на то, кто и какие самолеты водит. Я летел работать, а не решать ребусы. Тем более, что, занимаясь моей работой, не следует знать больше положенного.

Катанга…

Бросовые жаркие земли с термитниками, возвышающимися, как дзоты, над мертвой сухой травой. Непривычно высокие, с толстыми деревьями на верхушках, то оранжевые, то мертвенно-серые, то красные, то фиолетовые, термитники громоздятся друг на друга и, как надолбы, тянутся через всю Катангу - от озера Танганьика до Родезии.

Племен в Катанге не перечесть. Я пытался в свое время узнать о них что-нибудь, но в голове, как строки непонятных и зловещих заклятий, остались одни названия- лунда, чокве, лвена, санга, табва, бвиле, тембо, зела, нвенши, лемба… Были еще какие-то, я их не запомнил. Да и перечисленные остались в памяти лишь потому, что с одними, связанными с партизанами-симбу, мы боролись, других, признававших власть премьер-мини-стра Моиза Чомбе, поддерживали. Платил нам, естественно, Моиз Чомбе. На него мы и работали.