Милях в шести от лагеря мы увидели зависшее над дорогой, готовое рухнуть, дерево. Думаю, у всех мелькнула мысль - симбу…

- Ствол насквозь гнилой, держится только на лианах,- неуверенно заметил Буассар.-Такие могут свалиться сами…

Капрал недоверчиво фыркнул.

Вытянув шеи, мы пытались рассмотреть - что там, на перекрытом участке дороги? И будто помогая нам, пробился сквозь заросли неожиданный странный отсвет, как от молнии или зарницы.

- Я что-то вижу! - сказал новичок Шлесс.

Забрав автомат, он раздвинул кусты и исчез в зарослях. Он был новичок, ему следовало утверждаться. И, закурив, мы стали ожидать немца, негромко переговариваясь о том, с какой страшной силой врубились в землю те, сверху, и как жадно огонь раскурил длинную дюралевую сигару самолета… Впрочем, у тех, сверху, все кончается быстро, а вот легионер Андерсон, попавший в капкан, поставленный симбу, отстреливался часов пять, зная, что к нему уже никто не пробьется… Когда «джип» с ревом прыгает по дороге, когда в твоих руках трясется плюющийся смертью автомат, все выглядит достаточно просто. Но когда тебя обступает тишина джунглей, и ты не знаешь, откуда бесшумно вылетит отравленная стрела, нервы сдают… Я даже свой «вальтер», калибр 7.65, стараюсь в таких случаях держать прямо в кармане…

Наконец мы услышали из зарослей голос Шлесса:

- Капрал, я нашел негра!

- Убей его, Шлесс!

- Подожди! - крикнул голландец и, забрав малокалиберку, нырнул в заросли. Мы слышали, как он сказал:

- Я покажу тебе, как это надо делать…- и добавил что-то неразборчивое.

Через минуту мы услышали негромкий выстрел, но ни немец, ни ван Деерт не возвращались. Капрал сел за руль и кивнул мне:

- Поторопи их, Усташ!

Я прошел по следам голландца, раздвинул густую, жесткую, изъеденную насекомыми листву и замер.

Во-первых, я увидел негра… Это был маленький, очень худой и очень черный мальчишка. Он стоял на коленях, спрятав лицо в ладони, но совсем не из страха или почтения перед голландцем, возвышающимся над ним как пятнистая башня…

Во-вторых, я увидел странное существо, какую-то необычную бородавку, опухоль, уродливый нарост, облепившие прогнившие остатки пня, едва возвышающегося над бледной травой подлеска… Над этой-то бугристой почкой и стоял негр, а сама она, хотя и не двигалась, производила весьма странное впечатление - что-то в ней внутри, под почти прозрачной оболочкой все время подрагивало, переливалось, хотя, я в этом и на библии могу поклясться, больше всего она напоминала если не бородавку дюймов тридцать в диаметре, то уж прозрачный пузырь с киселем - точно!

В третьих, никакого намека на разбившийся самолет не было нигде и в помине.

Ван Деерт поднял малокалиберку и выстрелил.

- Я ведь попал? - удивленно спросил он.

- Я не слышал…

Голландец выстрелил вновь. Но мы не заметили, чтобы эта жаба без глаз и рта, эта странная желеобразная медуза как-то на выстрел отреагировала. И потом - когда с такого расстояния пуля попадает в цель, звук удара ни с чем не спутаешь…

Присев на корточки, я присмотрелся.

Не страх и не брезгливость, а какое-то другое, более сложное и еще непонятное мне чувство внушало это существо. И что-то в нем, под его полупрозрачной оболочкой, и впрямь происходило: вспыхивали, расплывались, смешивались и меркли радужные неопределенные пятна. Казалось, что вот-вот эта тварь сменит свое обличив.

- Оборотень! - хмыкнул голландец.

- Что бы это ни было, нам повезло! Любой музей откупит нашего зверя не раздумывая. Сейчас люди помешались на зверье. Они ездят на край света, только чтобы подстрелить медведя или посмотреть на живую пуму… Но вот о такой штуке, как наш оборотень, я никогда не слышал. Может, тебе приходилось что-то такое встречать?

- Я всякое встречал…- неопределенно заметил ван Деерт.

- Ну, ладно. Идем! Я заберу оборотня, а ты кончай с негром.

- О'кей! - ответил ван Деерт. И вдруг заорал:

- Где негр?!

Пока мы занимались оборотнем, негр сбежал. Искать его было бессмысленно, и, выругавшись, мы отправились к «джипу».

Вес оборотня явно не соответствовал его объему. Любой груз подобной формы, но нормального веса я бы под мышкой не удержал. А оборотень был спокоен, не дергался, не булькал, висел себе мешок мешком, и я легко дотащил его до машины и так же легко бросил в багажник.

- Мягкий! - ткнув пальцем оборотня, заметил Буассар.

- Я три раза стрелял в него,- недоуменно возразил голландец,- но то ли пули отскакивают от него, то ли проходят насквозь, не оставляя следов… Усташ подтвердит.

Я кивнул.

Мы полезли в машину, и вдруг Буассар спросил:

- А немец?

Мы переглянулись.

- Буассар, ван Деерт, Усташ!-приказал капрал.- Прочесать местность!

Вялость, одолевавшая нас, наконец-то ушла. Раздвигая листья стволом автомата, я крикнул:

- Шлесс!

И услышал в стороне крик Буассара, а затем и зычный голос голландца:

- Шлесс!

Неожиданно открылась передо мной поляна, плотно окруженная деревьями, стянутыми, как маскировочной сетью, бесчисленными лианами. Сделав шаг, я ощутил опасность и сразу, не раздумывая, упал в траву. Пули пущенные из автомата, остригли надо мной жесткие листья. По характеру очередей я понял, что стреляющий не остановится, пока не выпустит всю обойму.

Так и случилось.

И тут же в мое плечо ткнулся подползший голландец.

- Сволочь! - выругался он.- Этот сумасшедший соберет сюда всех окрестных симбу!

- О ком ты? - выглянул из зарослей Буассар.

- О немце. Видишь, он спятил…

Буассар позвал:

- Шлесс!

Ответ поразил нас: Шлесс плакал! Это был самый настоящий плач, в голос, навзрыд… Но когда я хотел встать, пересечь поляну, пуля шлепнула в ствол дерева прямо над моей головой. У меня глаза на лоб от удивления полезли.

- Он спятил,- уверенно сказал голландец.- Нормальный легионер перезарядил бы автомат. Долго ли продержишься на пистолете?.. И потом… я видел такое в Индокитае. Когда человек пытается убить, но не смеется при этом, а плачет - хорошего от такого человека не жди!

Ван Деерт откатился в сторону и подтянул к себе автомат.

- Ты убьешь немца? - удивился француз.

- Зачем нам сумасшедший?

- Но мы не знаем, что с ним случилось.

Пока они переругивались, я ползком добрался до огромного, безобразно морщинистого дерева, как ковром покрытого эпифитами, и, выпрямившись, глянул туда, где, по моим расчетам, должен был находиться Шлесс.

Неестественно бледный, он сидел, упершись спиной в дерево, вытянув перед собой длинные ноги в тяжелых армейских башмаках, метрах в семи от меня, и я отчетливо увидел катившиеся по его выбритым щекам крупные слезы. При этом Шлесс неуверенно, будто снимая с глаз невидимую паутину, проводил по лицу широкой ладонью.

- Шлесс!- позвал я.

Шлесс повернулся (слишком быстро для рыдающего человека!) и выстрелил. Щепка, сколотая с ветки, оцарапала мне лоб. Но странно! Я мог поклясться - Шлесс стрелял скорее на голос… Он не видел меня!

- Шлесс! - опять позвал я, прячась за деревом.

Ответом были три выстрела. Но теперь я знал,

сколько пуль оставалось в его пистолете, и, окликая немца, заставил его расстрелять всю обойму. И тогда, не скрываясь, прошел разделявшее нас расстояние и отнял у Шлесса оружие.

Немец не сопротивлялся, опустил голову и, не вставая, как бы смирившись с судьбой, заплакал еще громче. Сломав ветку, я помахал ею перед самым его лицом, но Шлесс, кажется, и этого не заметил, хотя глаза его были широко раскрыты, а зрачки расширены, будто он наглотался атропина.

- Я говорил, надо его пристрелить,- сказал ван Деерт.

Буассар оттолкнул голландца и помог немцу встать. Вдвоем мы вывели Шлесса на дорогу и усадили в «джип». Голландец хмыкнул:

- Ради чего с ним возиться? Он ни слова не понимает!

«Скотина! - подумал Буассар о ван Деерте.- Он скотина, этот голландец. Я никогда таким не доверял, я никогда не ставил таких в прикрытие… Если ставить таких в прикрытие, много не сделаешь… Вот хотя бы тогда, несколько лет назад, в Индокитае, когда я остался в лагере Тана один…