Француз отхлебнул пива и продолжил:

- «Статья первая. Лицо, связанное договором, обязуется нести службу в качестве волонтера. Функции, выполняемые Лицом, связанным договором, не обязательно должны соответствовать обусловленной выше должности…»

- Это так,- подтвердил я.

- «Статья вторая. Настоящий договор заключается сроком на шесть месяцев и может быть продлен автоматически, если не последует предуведомления о его расторжении, которое должно быть представлено Лицом, связанным договором, за тридцать дней до истечения настоящего договора».

- Это так.

- «Статья третья. Ежемесячный оклад Лица, связанного договором, выражается в приводимых ниже суммах (в конголезских франках): волонтер - 41 148.57, унтер-офицер - 49 928.50, фельдфебель - 66 438.25, младший лейтенант - 99 662.60, лейтенант - 105 642.25, капитан - 126 236.04, майор - 148 321.25, подполковник - 177 321.04. Выплата оклада производится ежемесячно и вперед. Ежегодное повышение - 3,5%».

- Все так!

- «К основному окладу добавляются надбавки для семейных (в конголезских франках): жена - 9 975.63, жена к один ребенок-15 964.76, жена и двое детей - 22 343.26, жена и трое детей - 29 518.86, жена и четверо детей - 37 899.89, с прибавлением сверх этого по 8.381.03 конголезских франка за каждого ребенка».

Буассар ухмыльнулся:

- Если бы я получал надбавку за каждую свою жену, я никогда бы не оставался в накладе!

И продолжил:

- «Если Лицо, связанное договором, не помещено в гостиницу или в правительственный дом для приезжающих, то оно имеет право на квартирные, соответственно своей должности, а также суточные - 938 конголезских франков в день - и получает ресторанную надбавку - 526 конголезских франков… Если Лицо, связанное договором, находится в опасной зоне, оно имеет право на ежедневную надбавку за риск в количестве 2 345 конголезских франков».

- В Конго нет неопасных зон…

- «Статья пятая. В случае смерти Лица, связанного договором, правомочным родственникам жертвы выплачивается 1 ООО ООО бельгийских франков. Эта сумма налогами не облагается и никаким удержаниям не подлежит. В случае ранений, имеющих последствием полную потерю зрения, ампутацию или полную утрату функций обеих рук, обеих ног, или же одной руки, или одной ноги, полную инвалидность, или неизлечимое психическое заболевание, делающее невозможной любую работу, Лицу, связанному договором, выплачивается 1 000 000 бельгийских франков. Эта сумма налогом не облагается и никаким удержаниям не подлежит… Для постоянной частичной инвалидности устанавливается следующее возмещение: в случае полной потери, то есть ампутации, правой руки - 75%, левой руки - 60%, правого предплечья - 65%, левого предплечья - 55%, правой кисти - 60%, левой кисти - 50%, бедра - 60%, ноги - 50%, ступни - 40%,большого пальца правой руки- 20%…» - Буассар зевнул и продолжил: - «Для левши, при условии, что заявление было сделано им до ранения, оценки, установленные для правой руки, автоматически переносятся на левую. За все ранения, следствием которых явилась постоянная или временная инвалидность всех других органов, кроме перечисленных, подлежит возмещение, определяющееся аналогично установленным выше условиям… От имени Демократической Республики Конго - премьер-министр Моиз Чом-бе. Лицо, связанное договором,- господин Т. Ф. Шлесс, волонтер. Семейное положение - холост. Текущий счет в заграничном банке - Солсбери, 15 067 111. Нормально пользуется правой рукой».

- Давай договор,- сказал я.- Передам капралу.

И, вылезая из палатки, впервые вдруг подумал, что

каждый из нас, волонтеров Иностранного легиона, в сущности, оценен по частям.

Чертово воображение!

Я вдруг представил себе тушу легионера, аккуратно разделанную умелым работодателем. На каждом куске находилась бирка с ценой - в бельгийских и в конголезских франках… Ладно!.. В конце концов, мы сами приняли игру, а у каждой игры свои условия…

Бросив капралу бумаги Шлесса, я прошел к полевой кухне, возле которой похожий на мощного бородатого чародея голландец занимался каким-то своим делом.

В кипящей воде котла крутилось, всплывая и вновь погружаясь, что-то черное, круглое.

- Доллары,- подмигнул ван Деерт.- Американские пилоты с бананов Сикорского дают пятьдесят долларов за череп негра с пулевым отверстием.

- Так вот зачем ты таскаешь с собой малокалиберку…

- Бельгийский карабин, я не говорю уж об автомате, оставляет слишком большое выходное отверстие,- ухмыльнулся голландец.

«Нас не зря оценивают на франки,- подумал я.- Иного подхода и быть не может…

Нервы… Сдают нервы… Иначе с чего бы меня начало вдруг морозить?.. Я ведь и раньше знал, что на каждого из нас в какой-то из стран, где мы оставили след, готова петля или пуля. Но раньше меня это меньше интересовало… Нервы…

Но черт побери! - выругался я.- Живут же такие, как я, в Аргентине, в Парагвае, в Бразилии… И неплохо живут! И совесть не заставляет их не спать ночами! Чем же я хуже? Ведь я тоже хочу умереть в собственной постели, в чистой постели, на белых простынях, а не в джунглях, корчась от удушья, как господин волонтер Т. Ф. Шлесс, и не в петле югославов, как некоторые из бывших моих друзей - усташей, и уж, конечно, не от руки сумасшедшего мстителя, запомнившего таких, как я, с дней последней большой войны…

Я должен всплыть! Все остальное - чушь! Я должен отхватить свою долю от сыплющихся из рук Чомбе конголезских и бельгийских франков! Они мне здорово понадобятся, эти франки, в будущей моей спокойной, счастливой жизни. Эта работа, мой легион - последний шанс, Другого уже не будет!

Ну, а поскольку это последний шанс,- сказал я себе,- используй его на все сто процентов! Иначе зачем было за него хвататься?»

Я проснулся невыспавшийся, разбитый, и француз заставил меня показать язык.

- Я вот так же терял друзей,- заметил он,- в Индокитае. Ни с того, ни с сего у них вдруг желтел язык, раскалывалась от боли голова, глаза начинали светиться, как у пьяных орангутангов. Если не проглотишь это, - он вытащил из кармана баночку с пилюлями,- я не поставлю на тебя и конголезского франка!

Морозило. Ломило каждый сустав. Я никак не мог что-то вспомнить. Важное что-то… но что? Мысли бессвязно крутились в голове и не желали связываться друг с другом.

- Ты ничего такого не чувствуешь? - спросил я.

- Нет! - захохотал Буассар.- Если симбу не спустят с нас шкур, я и завтра ничего такого не почувствую, потому что я слежу за собой,- и, подмигнув, он проглотил желтую пилюлю все из той же баночки.

- Чем занимался твой отец? - неожиданно спросил я.

- У меня не было отца. С такой женщиной, как моя мать, никогда не уживался ни один мужчина. Но я не осуждаю ее. Я вообще никого не осуждаю. Хотя бы потому,- опять подмигнул он,- что каждого из нас уж точно кто-нибудь осуждает!

Слова француза задели меня, и весь этот длинный и душный день я не мог отделаться от воспоминаний о той бумаге, на которой когда-то черным по белому было начертано, что я - хорват Радован Милич, активный член усташской организации, сотрудник одного из отделений СС, за измену родине приговариваюсь к смертной казни через повешение… Через повешение!.. Эту бумагу сочинили те, кто перестроил Балканы и ввел Хорватию в состав Югославии, страны, известной мне лишь понаслышке.

Буассар выглянул из палатки и сообщил:

- Завтрак испорчен. Сужу по виду капрала. Когда он морщится и трет виски, это значит - он не в духе. Не так уж весело сообщать о своих потерях, не указывая при этом потери противника.

- Помолчи!

Но Буассар не останавливался:

- Может, думаешь,-наш капрал - герой и бессребреник?.. Ошибаешься… Я не люблю отзываться о начальстве плохо, но я видел, как наш капрал прекратил бой у озера Альберта только потому, что чек на пятьсот конголезских франков размок в его кармане от пота. Именно тогда ухлопали Лесли Тортона.