Подполковник и ожидающие своей очереди парашютисты зааплодировали.

- Мастерски!

- Великолепно!

- Открыл сезон как надо!

А парашютист помахал рукой зрителям, потом заторопился выйти из круга - следом за ним приземлялись другие парашютисты.

Для Степки они были словно боги, спустившиеся на землю.

- А-а, старый знакомый, - заметил его Майоров,- Как жизнь? В небо хочешь?

- Хочу! - не задумываясь, крикнул Степка.

Что творилось в душе у Степки, когда Майоров говорил с подполковником! И ведь уговорил! Юркнул Степка мышью в нутро самолета. И вот взвыл мотор. Земель-кали тополя вдоль поля, капониры, ряды казарм и солдаты, тренирующиеся на перекладинах. И когда вдруг все исчезло, провалилось куда-то вниз, Степка понял, что теперь они летят.

Самолет лег на крыло, и мальчишка увидел в иллюминаторе Петривцы, все сразу от края до края. Пруд увидел, школу, узнал клуб, центральную улицу, а потом свою, имени Щорса. Самолет подлетел ближе, и он отыскал свой дом, покрытый красным железом, двор увидел, грушу посреди двора, старый сарай и да» же будку Рябчика. А сбоку красного дома увидел квадрат сруба и на нем отца! Даже крикнуть захотелось, чтобы поднял он голову, посмотрел, куда забрался его Степка, знак бы ему какой подать, так ведь хоть кричи, не услышит. Отец так и не поднял головы, тюкал своим топором, склонившись низко. Эх ты, тато, тато… Ходишь по земле и не видишь, как прекрасно в небе, как можно в облака закутаться, а ты ведь выше крыши и не бывал…

Когда лейтенант впервые пришел на танцы, Оксана вышла танцевать с Лешкой-однокашником, чтобы обратить на себя внимание. И лейтенант конечно же заметил ее. Не один раз за вечер пытался пригласить ее, но Оксана на секунду раньше принимала приглашение то Мишки Сороки, то Петра Лукьянчука, то опять Лешкины, который все время крутился вокруг нее.

Лейтенант, конечно, огорчался, приглашал других девочек, но наконец ему повезло. Оксана выразительно взглянула на лейтенанта, слегка кивнула головой И сделала реверанс.

- Меня зовут Юрием, - сказал он, танцуя с ней.

- Ого! Как Гагарина!

Он улыбнулся:

- Точно! К тому же я Юрий Алексеевич. Мой отец был летчиком морской авиации и сам мечтал полететь в космос.

- А вы что же, по его стопам пошли? Тоже хотите космонавтом стать?

Лейтенант покачал головой:

- Увы, уже не стану.

Оксана впервые видела человека, который о космонавтике как о профессии говорил серьезно, Не так,

как ее братишка Степка. У того еще детские разговоры.

Танец закончился. Капустин поблагодарил. Оксана ответила по-украински:

- Будь ласка.

Лешка стоял у стены мрачнее тучи. Весь танец зыркал на них из-под нахмуренных бровей, играл желваками на веснушчатом лице, а когда улыбающаяся Оксана подошла к нему, буркнул:

- Знюхалась. Вин тэбэ обдурыть!

От этой ревности Оксане вдруг стало немного жалко своего друга детства.

- Лешенька, - она провела ладонью по его щеке, но он отбросил ее руку, - а що трапылось? Ну потанцювали, ну и шо?

- А ось морду йому набьемо, от будэ тоби шо!

Леша кивнул стоявшим в сторонке Мишке Сороке

и Петру Лукьянчуку, и они вышли из зала. У Оксаны екнуло сердце. Лешка-то, ладно, драться не умеет, а те двое - уж не дай бог! Кулаки как кувалды.

Не зря волновалась Оксана.

- Я провожу вас, - сказал ей лейтенант.

- Хорошо, - сказала она, а Капустин, ожидавший другого ответа, почувствовал, как теплота растекается по груди - то ли от свитера, то ли от душного зала.

Они вышли на улицу и не успели даже заговорить друг с другом, как из тени деревьев у замерзшего пруда вышли двое. Оксана тут же схватила Капустина за рукав дубленки.

- Бежим!

Но он мягко взял ее за руку и остановился.

Двое подошли ближе, остановились. Мишка Сорока держал в зубах сигарету, бросил невнятно:

- Дай огня, командир.

Прием старый как мир, еще бы спросил: «Скоко время?» Капустин чиркнул зажигалкой, Мишка смело наклонил голову, прикуривая. Вот бы сейчас дать ему по затылку, а коленом снизу, как учили. Но сдержал себя - это не решение конфликта.

- Я уже взрослая! - рассерженно крикнула по-русски Оксана. - Передай Дятлу, чтобы на глаза мои больше не показывался! - Последние слова она прокричала в темноту деревьев, наверняка зная, что Лешка где-то там спрятался, кусает холодные пальцы. - С кем хочу, с тем и гуляю!

И тут она шагнула вперед, смело напирая на Мишку, и тот от неожиданности отступил, наткнувшись на Лукьянчука.

- Мало сидел, да? Мало? Еще добавят! Не думай, что тебя испугались!

Из темноты вышел Лешка. Подошел как-то бочком, остановился шагах в трех.

- Не треба, Миш. Нехай их…

- А ты, ты!.. - губы Оксаны скривились, блеснули в свете луны слезы.

- Оксана…

Она не ответила, повернулась и неожиданно уткнулась в отворот дубленки Капустина.

- Ну вот, мужики, довели до слез девушку.

Парни растерялись, не знали, что делать. Они готовились к бою, но ситуация перевернула все с ног на голову.

- Оксана, - снова проканючил Лешка.

И тут же получил щедрую оплеуху от Мишки Сороки.

- Ну ты, сопля, нюни распустил!

Шапка слетела с головы Лешки, он попятился и сел в сугроб.

- Кавалер хренов! Сам разбирайся теперь. Айда, Петро, в клуб…

Вспоминала Оксана тот зимний вечер и краснела. Не могла понять, почему тогда вступилась за лейтенанта, позволила ему ухаживать за собой. Неужто только в пику подругам?

Эх, не лезет учеба в голову. А завтра еще коров с дедом пасти. В Петривцах пасут по очереди, от двора к двору. Когда-то был постоянный пастух Ванька Терех, придурковатый, да вот помер, и теперь мается народ, то с работы надо отпрашиваться, то жертвовать праздниками или выходными.

Дед Трофим собирался с вечера. Сапоги приготовил, дождевики из сарая принес, палки. Заглянул к Оксане.

- Лягай, завтра рано вставать.

Какой там сон, не стемнело еще!

- Поучу, диду, ще трохи.

И все же она подошла к дивану, разобрала его, постелила постель, взбила большие подушки в вышитых гладью наволочках, потом, не занавешивая окна (пусть смотрят, кому интересно), руками крест-накрест подняла подол платья, стащила его через голову. Тронула рукой застежку на спине. Красивая была Оксана, словно звенящее, сочное яблоко. И кому-то придется его надкусить? Капустину? Она тряхнула густыми вьющимися волосами, откинула их на спину. Нет, не бывать этому. Хороший он парень, но почему-то пустотой в душе отдавалось любое о нем воспоминание.

Утром мать еле добудилась ее. Умылась, вышла, поеживаясь, на улицу. На центральную дорогу выходили коровы, щипали молодую травку под заборами, хозяйки покрикивали на них, подгоняли. Вера Дятлиха гладила по морде свою буренку. Завтра ее очередь пасти. Лешка, наверное, погонит, больше некому. Оксана увидела и его самого. Не знала она, что Лешка следил вчера вечером за ней через окно.

Оксана поздоровалась, а парень покраснел, отвел глаза и поспешил в дом.

«Чудной», - пожала плечами девушка, повесила на плечо торбу с едой и учебниками и взмахнула маленьким пугачом.

Солнце припекало. Роса высохла, из-под ног выпрыгивали в стороны кузнечики, садились на подол платья, тут же снова срывались в траву. Хорошо было Оксане, беззаботно. Не хотелось думать про учебу, про будущее, вот так бы и жить, только бы и дышать и наслаждаться свободой.

Оксана не видела, как от бомбосклада навстречу ей и деду Трофиму шел солдат с карабином на плече. Она увидела его только тогда, когда залаял вдруг Рябчик.

Оксана узнала солдата сразу. Тот подошел, неуклюже придерживая карабин на плече, поправил пилотку, съехавшую на ухо, кашлянул:

- Здравствуйте.

Дед Трофим хотел было козырнуть в ответ, но передумал и торопливо снял картуз.

- Добрыдень.

Солдат будто забыл, зачем подошел. Смотрел во все глаза на Оксану, а та опустила ресницы, смутилась под таким откровенным взглядом.