Через десять минут Покрышкин летел вдоль шоссе, внимательно просматривая местность. Степь уже оделась в унылый осенний наряд. Косматые грязные облака ползли низко, заставляя Покрышкина все время прижиматься к земле. Вокруг было пустынно. Села словно вымерли: все, что могло уйти, ушло на восток, все, что осталось, замерло в ожидании неминуемой беды.

Под крыльями «МИГа» пронеслись черепичные крыши Большого Токмака, потом самолет прошел над Ореховом. И тут Покрышкин заметил что-то неладное: на земле взметнулась пыль от разрыва; потом на шоссе промелькнул пустой грузовик с открытой настежь дверцей кабины. Не успел он сообразить, что происходит, как вокруг все почернело от разрывов зенитных снарядов.

Привычным движением он направил самолет в облако, отошел под его прикрытием в сторону и на мгновение вынырнул. Под ним было большое село. Улицы его были плотно забиты вражескими танками и автомобилями. С севера по дороге тучей ползла нескончаемая колонна — совсем, как в первые дни войны у Стефанешти.

Все стало понятно. Покрышкин снова ушел за облако. Раздосадованные тем, что советский разведчик их обнаружил, гитлеровцы били вслепую, и Покрышкин видел, как снаряды рвались над белоснежным пуховым покровам, застилавшим землю.

Донесение немедленно передали командованию. Замысел гитлеровцев был ясен: они опять пытались внезапным ударом выйти на тылы Южного фронта, окружить наши части, прорваться к морю, а затем беспрепятственно триумфальным маршем пройти через Донбасс к Ростову.

Выбросив к Орехову мощные заслоны, командование начало отводить основные силы на новые оборонительные позиции, чтобы там, на рубежах Донбасса, снова преградить путь врагу. И в тот же вечер, уже в сумерках, 55-й полк, выполняя этот приказ, перелетел на аэродром, наспех разбитый на косогоре у совхоза Володарка близ Мариуполя. В этом совхозе месяц тому назад были оборудованы полевые авиамастерские, и люди работали день и ночь, торопясь вернуть в строй подбитые «МИГи», «И-16» и «чайки».

На рассвете 6 октября командир вызвал Покрышкина и Комлева, постоянного его спутника в сложных, ответственных вылетах. Вышли они от командира озабоченные. На ходу сворачивая карту, Саша сказал поджидавшему его технику Чувашкину:

— Летим на полный радиус. Как у тебя — все в порядке?

Чувашкин утвердительно кивнул головой. Он тщательно ухаживал за «МИГом» № 4473, который Покрышкин пригнал из Москвы в Чаплинку. В этом месяце Саша летал много, но берег свой самолет, и он работал безотказно.

Покрышкин проверил управление, настройку радиоприемника, убедился, что баки залиты бензином полностью, и стал пробовать мотор: долго гонял его на разных оборотах, внимательно допытываясь, не подведет ли? Но мотор работал ровно, и стрелки указателей оборотов, температуры и давления масла и воды давали нормальные показания.

Захлопнув фонарь, Покрышкин положил поудобнее на коленях планшет с начерченным на карте маршрутом и дал полный газ. Следом за ним взлетел Комлев. Предстояло решить трудную задачу: уточнить, куда движутся вражеские мотомеханизированные колонны; выяснить, какие силы противник переправил на левый берег Днепра, определить, как далеко они успели распространиться. Связь с передовыми пехотными подразделениями была затруднена, и только воздушная разведка могла дать командованию необходимые сведения.

Было раннее утро. В балках и над реками колыхался легкий туман. Пара «МИГов» шла высоко над землей, от облака к облаку, прячась от гитлеровских наблюдателей. Время от времени они пикировали, чтобы повнимательнее разглядеть вражеские колонны, двигавшиеся по всем дорогам, ведущим на юг и юго-восток, и потом снова набирали высоту.

На Ореховском большаке Покрышкин заметил особенно мощную танковую колонну. Судя по направлению, она спешила к району расположения штаба нашей 9-й армии. Определив примерную скорость движения вражеских танков, он решил, что надо немедленно предупредить командование о грозящей опасности: танки, если их не остановить, могут выйти к штабу уже через несколько часов. Качнув крыльями, он приказал Комлеву немедленно уйти домой и доложить обстановку.

Но в это самое мгновение на Покрышкина и Комлева свалилась целая группа «мессершмиттов», охранявших танки. Гитлеровцы поняли, что перед ними разведчики, и решили во что бы то ни стало сбить их. Замкнув кольцо вокруг двух советских самолетов, они отрезали им путь к аэродрому. Но Покрышкин смело и дерзко нанес лобовой удар по ближайшей машине, и фашист, опасаясь столкновения, резко свернул в сторону. Комлев, точно повторивший маневр командира, вслед за ним выскользнул из западни.

Теперь Саша стремился оттянуть гитлеровцев на себя, чтобы дать возможность Комлеву уйти. Но тот упрямо ходил за ним, не желая оставить своего ведущего в беде. Завязывался трудный, неравный бой. Комлев был ранен. Волнуясь за ведомого и нещадно ругая его, Покрышкин ловким маневром ушел от насевших на него истребителей и бросился на выручку к Комлеву, за которым увязались три «мессершмитта».

Подоспел Саша вовремя. Еще несколько секунд — и фашисты заклевали бы Комлева. Покрышкин резко и дерзко обрушился на «мессершмиттов». Удар по ведущему! Мимо... Но Комлеву теперь легче: гитлеровцы разворачиваются на Покрышкина, и Комлев может ускользнуть. Вторая атака! Отлично, «мессершмитт» горит...

Вот уже против Саши только двое. Но они, видать, мастера своего дела: зажимают Покрышкина в клещи. Уже справа и слева повисли в воздухе дымные трассы. Немцы ближе и ближе... Как быть? Саша вырвался вверх, но в это время откуда-то сбоку появился еще один «мессершмитт». Пулеметная трасса рассекла целлулоидовый козырек «МИГа», пули просвистели над головой, и Покрышкин услышал, что мотор начал захлебываться, а потом сразу смолк. Наступила тишина. Только ветер свистел в разбитой кабине.

Увидев, что советский самолет подбит, гитлеровцы еще яростнее набросились на него. Покрышкин отчетливо слышал рев их моторов и треск пулеметных очередей. Земля с неимоверной быстротой надвинулась на него, и он ударился лицом о приборную доску и на мгновение потерял сознание.

Очнувшись, почувствовал, что глаза залиты чем-то липким. Один глаз не видел совсем. Кровь... Он вспомнил: очки не успел снять. «Все! Отлетался...» — хлестнуло по нервам. И сразу же вторая мысль: «Немедленно из кабины! Расстреляют с воздуха...»

Покрышкин выкарабкался из подбитого самолета. Прислушался: тихо! Наверное, гитлеровцы ушли, решив, что советский летчик разбился. Было сыро и холодно. Нестерпимо болел глаз. Что будет дальше?.. Покрышкин вспомнил, как в первые дни войны в далекой теперь Бессарабии он вот так же был сбит и прятался, и спасался, и пробивался к своим. Тогда ему повезло. Но теперь?.. У него защемило сердце, когда он вспомнил то, что видел с самолета. Сумел ли Комлев пробиться к своим? Успеют ли наши части перегруппироваться? Черт побери, как все-таки ему не повезло! Нет, он в самом деле неудачник! Саша болезненно усмехнулся: кажется, эта неудача будет последней — какой из него летчик без глаза?

Но тут же он мысленно обругал себя слюнтяем, — не в его обычаях было оставлять надежды, пока есть хоть один шанс из тысячи на благоприятный исход дела. Оглядевшись по сторонам, Саша, увидел поблизости железнодорожную будку. Какая-то старушка копалась у крыльца. В несколько прыжков Саша очутился возле нее и глухим от волнения голосом быстро спросил:

— Здесь немцы или наши?

Старушка обернулась, охнула и присела — этот залитый кровью коренастый детина в кожаном шлеме с разбитыми очками был страшен. Но тут она вспомнила только что закончившийся воздушный бой и поняла, кто перед ней. Глаза ее потеплели, и она сказала:

— Наши, сынку, пока наши.

Покрышкин с облегчением вздохнул и попросил ведро воды и чистое полотенце. Ахая и причитая, старушка помогла ему промыть глаз. К счастью, осколки стекла не повредили глазного яблока, только веки и висок были сильно изрезаны. Разорвав полотенце, старуха тщательно забинтовала Покрышкину голову.