— Большинство берут на память прядь волос или какое-нибудь украшение. А если фото — тут дело глубже.

— Что ты имеешь в виду?

— Все женщины были убиты в довольно оживленных местах. На парковках, в парках. Он выбирал рискованные места, а еще больше рисковал, делая эти снимки.

— Может, он был просто глуп?

Старки усмехнулась:

— Мне кажется, он искушал судьбу. И всякий раз, когда это сходило ему с рук, он чувствовал себя всемогущим. Так же те, кто делает бомбы, чувствуют благодаря им свою власть.

— Может быть…

Старки снова посмотрела на каньон.

— Как бы этот подонок ни был виноват, ты за его преступления не отвечаешь. Ты выполнил свою работу. Не терзайся.

С Кэрол Старки я познакомился благодаря Лу Пойтрасу, который привел ее ко мне, чтобы она помогла найти пропавшего мальчика по имени Бен Ченьер. Старки помогала его искать, и мы подружились. Через несколько месяцев меня подстрелил некий Рейннике, и Старки регулярно навещала меня в больнице.

— Слушай, а я хоть поблагодарил тебя за то, что ты таскалась ко мне в больницу? — улыбнувшись, спросил я.

— Да я просто не хотела отставать от Пайка.

— Ну, все равно спасибо.

— А может, сходим выпить? — вдруг предложила Старки.

— Ты же не пьешь.

— Могу посмотреть, как пьешь ты. Ты будешь пить, а я курить.

— Давай в другой раз. Я хочу посмотреть, что скажут в новостях про Берда.

Она подняла руки:

— Все, я поняла.

Мы несколько секунд постояли молча, потом она улыбнулась:

— Мне все равно пора. У меня свидание и все такое.

— Ну конечно…

— Слушай… — Она взяла меня за руку, провела пальцем по шраму, который тянулся у меня через всю ладонь, — я получил его, когда спасал жизнь Бену Ченьеру. — Это разве шрам? Ты бы видел мои шрамы. Тебе со мной не сравниться.

Та бомба, которая ее убила…

Она отпустила мою руку.

— Не смотри новости. Выбрось это из головы.

— Конечно.

— Ты не собираешься выбрасывать это из головы?

— Нет.

— Наверное, за это я тебя и люблю.

Она пихнула меня кулачком в грудь и удалилась.

Старки — это что-то.

Я включил телевизор, чтобы не пропустить новости, достал отбивную. Ужин на одного. Пива я выпил, стоя на кухне, и вернулся к телевизору. Ведущий смотрел в глаза Лос-Анджелесу и рассказывал об убийствах, которые удалось раскрыть благодаря странному стечению обстоятельств. Новости уделили почти три минуты, даже дали отрывок пресс-конференции Маркса — где Маркс продемонстрировал пластиковый пакетик с альбомом и рассказал о «портретах смерти», «трофеях, собранных психически больным человеком». По имени назвали только последнюю жертву, Дебру Репко двадцати шести лет, и Ивонн Беннет. О ней упомянули только в связи с тем, что после ее убийства Берду пытались предъявить обвинения, но благодаря показаниям свидетелей Берд был оправдан. Ни обо мне, ни об Алане Леви не упомянули. Наверное, мне надо было поблагодарить за это Маркса. Он, кстати, выглядел в новой форме отлично. И заявил, что город в безопасности, — так, словно он лично спас одну из жертв, а не наткнулся на гниющий труп. Рядом с Марксом был член городского совета Нобель Уилтс, поздравивший его с отлично выполненной работой. Когда перешли к следующему сюжету, я, прихватив пиво, вышел на веранду.

На закате ветер дует сильнее, словно стремится побыстрей добраться до моря, и деревья в каньоне шуршали листвой, шевелили ветвями. Я слушал и пил. А что, если Маркс и его опергруппа оказались правы насчет Томасо? Томасо был хороший парень, очень хотел помочь, но, может, слишком хотел? Если бы он назвал другое время — с разницей в полчаса, получилось бы, что Лайонел Берд вполне мог успеть убить Ивонн Беннет, уехать в Голливуд и по дороге домой заскочить в бар. Когда ты раскроил женщине череп, самое время выпить виски.

Ночью ветер стих, и утром каньон был тих и светел. Я сходил за газетой и отправился на кухню, где ждал кот, с которым мы вместе живем. Это огромный черный котяра, весь в шрамах. Он любит меня, обожает Джо Пайка и практически ненавидит всех остальных. Наверное, потому, что по натуре драчун.

— Как жизнь в Котландии? — спросил я.

Он сидел у миски, куда я обычно подаю ему завтрак, но на сей раз он принес свое угощение. Рядом с ним, на полу, лежала задняя часть крысиной тушки.

Кот гордо взглянул на меня. Мол, смотри, какой я добытчик. И сказал:

— Мррр.

— Молодчина! — сказал я и убрал это безобразие бумажным полотенцем, а коту дал консервы с тунцом. Он ворчал, глядя, как я выбрасываю крысу, но тунец помог ему это пережить.

Пока варился кофе, я читал, что пишут про Лайонела Берда. «Убийца оставил альбом смерти». В статье рассказывалось, как полицейские нашли тело, когда занимались эвакуацией жителей Лорел-Кэньон во время пожара. «Альбом смерти» и снимки были описаны в смачных деталях. На шестой странице было фото Маркса и члена городского совета Уилтса, а также карта с именами всех семи жертв и указанием мест их гибели. Жизнеописание Ивонн Беннет мне было грустно читать. Она всю себя опутала ложью, чтобы люди считали ее не такой, какой она была на самом деле, но теперь всю ее жизнь суммировала сухая фраза «проститутка двадцати восьми лет». Упоминалось, что Берда подозревали в ее убийстве, но больше говорилось о том, как Берд был нетерпим к проституткам, а не о том, почему обвинения были сняты. Ни обо мне, ни о Леви ни слова — как и во вчерашних новостях. Я вырезал статью и карту, а потом поискал в Интернете статьи, опубликованные по свежим следам. Нашел немного. Только про четыре из семи убийств писали в местной газете — всего девять публикаций за семь лет. Я читал и делал выписки.

Первой жертве, Сондре Фростокович, была посвящена одна статья. Офис-менеджер из городской администрации. Ее тело было обнаружено в пустом здании, где должен был начаться ремонт. Ее задушили в четырех кварталах от места, где она работала. В конце статьи всех, кому было известно что-нибудь, имеющее отношение к преступлению, просили обращаться в Центральное бюро по расследованию убийств к детективу Томасу Марксу. Интересно, тот ли это Маркс? Наверное.

Второй жертвой была Дженис Эвансфилд, та самая, чье фото из альбома было сделано, пока она была еще жива. Ее тело нашли на границе Брентвудского загородного клуба, в одном из самых престижных районов Лос-Анджелеса, через одиннадцать месяцев и шестнадцать дней после убийства Фростокович. Подозреваемых по делу не было.

В отличие от Фростокович и Эвансфилд третья, четвертая и пятая жертвы были проститутками. О Челси Энн Морроу, Марше Тринх и Ивонн Беннет местные газеты не писали, но шестая жертва, бездомная по имени Лупе Эскондидо, попала на первые полосы из-за зверского способа, которым ее умертвили. Прохладной октябрьской ночью ее, спящую, облили бензином в парке Студио-Сити и подожгли.

Две последние статьи были о недавней жертве — Дебре Репко. Она, как и первая жертва, была белой, образованной, с престижной работой. Дебра получила степень магистра политологии в Калифорнийском университете и работала в фирме «Левередж», занимающейся политическими консультациями. Где-то между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи, за тридцать шесть дней до того, как было обнаружено тело Лайонела Берда, ее ударили сзади и задушили, надев на голову пластиковый пакет. Это случилось за торговым центром, в двух кварталах от ее квартиры рядом с Хэнкок-парком. У нее остались родители и трое братьев, для которых ее смерть была тяжелейшим ударом.

Я отложил статьи, взял бутылку воды и вышел на веранду. В небе кружили два ястреба. То ли охотились, то ли просто наслаждались полетом. Я выпил воду и пошел обратно в дом. Тут как раз зазвонил телефон. Звонил помощник Алана Леви.

— Мистер Коул?

— Алан прочитал публикации о Лайонеле Берде?

— Да, сэр. Он хочет, чтобы вы привезли ему материалы к десяти часам, если вам это удобно.

Я сказал, что это время мне вполне подходит, и снова взялся за свои записи. Объединил информацию, полученную от Линдо, взятую из «Таймс» и найденную в Интернете.