— Так и сказал? «Ваги на всей планете»?..

— Но о Филипсоне я кое-что знаю. Читал его статьи и читал о его терапевтических методах лечения. Нигде не упоминалось о том, что он— титанянин. Какая-то ошибка. Не думаю, что Пит встречался с доктором Филипсоном; скорее, он видел кого-то другого или что-то другое. С человеком уровня Филипсона нельзя встретиться среди ночи, как с простым смертным. И где Пит раздобыл сто пятьдесят долларов, заплаченные, как он помнит, Филипсону? Я знаю Пита — он никогда не носит с собой денег. Ни один байндмен их не носит, они мыслят категориями недвижимости, а не категориями наличных. Деньги — это для нас, небайндменов.

— Он на самом деле уплатил этому доктору? Может быть, выписал ему тогда чек.

— Пит сказал, что уплатил ему, и прошлой ночью. И сказал, что уплатил недаром. — На мгновенье Джо призадумался. — Из-за своего состояния — опьянение, прием лекарств, маниакальная стадия, вызванная беременностью Кэрол, — Пит мог и не понять, что видел на самом деле и действительно ли перед ним сидел Филипсон, а не кто-то другой. И совершенно не исключена возможность, что весь эпизод является результатом его галлюцинации. И что в Покателло Пит вообще не был. — Шиллинг вынул трубку и кисет. — Весь эпизод не стыкуется. И мог почудиться Питу по пьянке — вот в чем дело.

— Чем набиваете трубку? — поинтересовался Шарп. — Все еще белым ячменем грубого помола?

— Ничем другим. Это смесь «Лающая собака». Не кусается.

Шарп ухмыльнулся.

Внизу, на окраине Покателло, плыли очертания клиники доктора Филипсона, — ослепительно белый квадрат здания, окруженный лужайками, деревьями, на заднем дворе — розарий. Шарп посадил аэромобиль на гравиевой дорожке и зарулил его на стоянку перед центральным зданием. Тихое и хорошо ухоженное место казалось заброшенным. Единственный находившийся на стоянке аэромобиль оказался принадлежащим доктору Филипсону.

Картинка мирная, подумал Шиллинг. Но попасть сюда — удовольствие не из дешевых. Его внимание привлек розарий, и он побродил по нему, вдыхая его воздух — тяжелый аромат роз и запах органических удобрений. Вращалась мощная гомеостатическая дождевальная установка, орошавшая всю лужайку и заставившая его сойти с дорожки в густую, упругую траву. Только побудешь здесь — и выздоровеешь, подумал он. Подышать воздухом, впитать в себя пасторальный дух. И увидал перед собой привязанного к столбу серого осла, который кивал головой.

— Посмотрите, — сказал Шиллинг следовавшему за ним Шарпу. — Две самые лучшие из выведенных роз — «Мир» и «Звезда Голландии». В двадцатом веке в розоводческих кругах рейтинг этих цветов доходил до девяти баллов. — И пояснил: — Девять баллов — это была очень высокая оценка. Потом, конечно, вырастили более современную патентованную розу — под названием «Космическая странница». — Он указал на ее оранжевые и белые бутоны. — И роза — «Наша земля». — Она была красной, однако настолько темно-красной, что казалась черной, а по лепесткам ее разбегались брызги более светлого оттенка.

Пока они рассматривали розу «Наша земля», дверь здания клиники открылась настежь, и вышел лысый, добродушного вида пожилой человек, приветствовавший их улыбкой.

— Чем могу быть полезен? — мигая, спросил он.

Шарп ответил:

— Мы ищем доктора Филипсона.

— Это — я, — отозвался человек. — Похоже, розарий следует опрыскать — на некоторых кустах я заметил грефий. — Один лист он очистил тыльной стороной руки. — Грефии — это залетевшие с Марса клещи.

Джо Шиллинг направил разговор в нужное русло:

— Где можно с вами поговорить?

— Прямо здесь.

— Был ли у вас минувшей ночью некий Питер Гарден?

— Конечно, был, — криво улыбнулся Филипсон. — И позднее даже говорил со мной по видеофону.

— Пит Гарден похищен, — отчеканил Шиллинг. — Его похитители попутно убили полицейского, так что намерения у них, должно быть, серьезные.

Улыбка исчезла с лица доктора Филипсона.

— Вот как! — Он посмотрел на Шиллинга, затем — на Шарпа. — Какое-то беспокойство такого порядка у меня было. Сначала смерть Джерома Лакмена, затем — это. Входите. — Он открыл дверь клиники, но вдруг передумал. — Будет, наверное, лучше, если мы посидим в аэромобиле. Чтоб никто не подслушал. — Он повел их к стоянке. — Есть несколько вопросов, которые мне хотелось бы с вами обсудить.

Вскоре все трое втиснулись в аэромобиль доктора.

— Какое отношение вы имеете к Питу Гардену? — спросил доктор.

Шиллинг коротко ответил.

— Возможно, вы никогда больше не увидите Гардена живым. Говорю с глубоким сожалением, но это — почти наверняка. Я пытался его предупредить.

— Знаю, — подтвердил Шиллинг. — Он мне говорил.

— Мне мало что известно о Пите Гардене, — продолжал доктор. — Никогда раньше я его не встречал, и не смог бы через него докопаться до точной подоплеки его истории, потому что прошлой ночью он был пьян, болен и напуган. Он позвонил мне домой, я уже спал. Познакомились в Покателло, в баре. Позабыл название. С ним была привлекательная молоденькая девушка, но в бар она не входила. Гарден действительно галлюцинировал и нуждался в серьезной психиатрической помощи. Стоит ли говорить, что я вряд ли был в состоянии оказать ему ее среди ночи, да еще в баре.

— Он боялся, — напомнил Шиллинг, — вагов. Он был уверен, что они… наступают на нас.

— Да, помню это. Прошлой ночью он высказал мне такие страхи. Несколько раз и по-разному. Трогательным образом. Например, очень тщательно написал сам себе записку на обертке книжечки спичек и спрятал ее… очень торжественно… себе в ботинок. В ней говорилось: «Нас преследуют ваги» — за точность не ручаюсь, но нечто в этом роде. — Доктор посмотрел на Шиллинга и Шарпа. — Что вам, на данный момент, известно о внутреннем положении на Титане?

Застигнутый вопросом врасплох, Джо Шиллинг выпалил:

— Ни черта не знаю!

Доктор Филипсон сообщил:

— Цивилизация Титана резко раскололась на две фракции. Моя информированность объясняется просто: здесь, в моей клинике, лежат несколько титанян, занимающих высокие посты на Земле. Они проходят у меня психиатрическое лечение. Хоть это несколько ортодоксально, я пришел к выводу, что. могу с ними сработаться.

Шарп настороженно спросил:

— Именно поэтому вы пожелали говорить с нами в аэромобиле?

— Да. Вне радиуса действия их телепатии. Все четверо, выражаясь языком политики, — арбитры. В течение десятилетий они представляли собой доминирующую силу в титанянской политике. Но существует и военная партия, фракция экстремистов. Их власть усиливается, но никому, включая и самих титанян, похоже, не известно, какого уровня она достигла. По крайней мере, по отношению к Земле они ведут враждебную политику. Это моя версия. Подтверждений нет, но в своих статьях я делал соответствующие намеки. — Доктор помолчал. — Я полагаю… только полагаю, запомните… что титаняне, при подстрекательстве деятелей своей военной партии, пытаются регулировать рост нашего народонаселения. С помощью какого-то технологического средства… не спрашивайте меня, какого именно… они снижают рост нашего народонаселения.

Воцарилась тишина. Долгая, напряженная тишина.

— Что касается Лакмена, то, полагаю, он был прямо или косвенно убит титанянами, однако не в силу предполагаемых вами причин. Он действительно прибыл в Калифорнию после того, как здорово прибрал к рукам Восточное побережье. Он действительно, по всей видимости, хотел бы добиться экономического господства над Калифорнией, как добился над Нью-Йорком. Однако титаняне убили его не поэтому. А потому, что пытались сделать это в течение ряда месяцев, вероятно, даже лет. И тут Лакмен покинул убежище своей организации и перебрался в Кармел, где у него не было ясновидцев и телепатов, которые могли бы его защитить.

— Почему они его убили? — тихо произнес Шарп.

— Из-за его удачи. Его плодовитости. Способности иметь детей. Вот что страшит титанян. Не его успех в Игре — плевать им на это.