После восстания населения Жемайтии против ордена в 1409 году началась «Великая война» между Тевтонским орденом, с одной стороны, и Польским королевством и Великим Литовским княжеством — с другой. 15 июля 1410 года под Грюнвальдом войско из 32 тысяч человек под во­дительством Ягайло встретилось с войском ордена из 27 тысяч под водительством великого магистра Ульриха фон Юнгинена. На стороне Ягайло сражались польские, лито­вские, русские, украинские, белорусские, валашские, чешско-моравские, венгерские и татарские отряды. Под руководством фон Юнгинена сражались немецкие, фран­цузские и другие рыцари, а также отряды наемников (швейцарцы, англичане и другие). Решающую роль в сра­жении сыграла стойкость смоленских полков под коман­дованием Мстиславского князя Юрия Лингвеньевича. Кре­стоносцы были окружены, и большая их часть, включая фон Юнгинена, перебита.

Войска, которыми командовали Ягайло и Витовт, всту­пили в глубь Пруссии. Казалось, перед польско-литовским войском открывалась возможность освободить прибал­тийские земли от немецких захватчиков.

Ко времени Грюнвальдской битвы народы Эстонии и Латвии в течение 100—200 лет находились под игом ино­странных поработителей. В Ливонии были установлены феодальные порядки. Как отмечается в «Советской исто­рической энциклопедии», в Латвии «крестьяне попали под двойной гнет — феодальной и колониальной эксплуата­ции. Как подати (чинш, десятина), так и барщина непре­рывно возрастали, особенно со второй половины XV века. С этого времени развивается мызное хозяйство и непре­рывно расширяется барская запашка, так как с каждымдесятилетием на западноевропейских рынках рос спрос на хлеб и увеличивался его вывоз из Латвии».

Усиление эксплуатации крестьян сопровождалось уси­лением их порабощения. «К концу XV века в договорах о выдаче беглых крестьян впервые в Латвии документально оформлено крепостное право и для решения споров о вы­даче беглых был назначен специальный судья (так называ­емый гакенрихтер). Узы крепостничества сковали латыш­ское крестьянство, и не случайно, начиная уже с XVI века, свободных людей стали называть немцами, а зависи­мых — ненемцами».

Аналогичное положение сложилось и в Эстонии. В «Со­ветской исторической энциклопедии» сказано: «Вследст­вие развития барщинного мызного хозяйства, произво­дившего хлеб на экспорт, все ухудшалось экономическое и юридическое положение эстонских крестьян. С конца XIV века начинается процесс закрепощения крестьян, на рубеже XV и XVI веков в Прибалтике уже бытовал взгляд на крестьян как на собственность феодала. Отдельные соци­альные группировки крестьянства (сошные крестьяне, во­льные крестьяне — юксъялги) стали постепенно сливаться в относительно однородную массу крепостных».

Жизнь в городах Эстонии строилась по западноевро­пейскому образцу. В первой половине XVI века городское население Эстонии (15—20 тысяч) составляло 6—8% все­го населения Эстонии (250 тысяч). Как сказано в «Совет­ской исторической энциклопедии», «Таллин, Пярну и Ви- льянди были членами Ганзейского союза. Города Эсто­нии, особенно Таллин, играли существенную роль в торговле между русскими городами и Западной Евро­пой... Немецкие бюргеры, господствовавшие в магистра­те и купеческой гильдии, властвовали над эстонцами, ко­торые составляли основную массу городского населения. В городском ремесле существовал заимствованный в Германии цеховой порядок».

33

Эстонский историк О. Сепре отмечал: «Как в деревне бароны, так в городе немецкие купцы в эпоху феодализма образовали особую касту, которая не смешивалась с эс­тонцами и имела постоянные экономические, политиче­ские и культурные связи с Германией». Сепре подчерки­вал: «Германский образ жизни преобладал во всех горо­дах на территории Эстонии. Городские дома строились по образцу немецких; мебель, одежда, обычаи были немец-

2 Емельянов "Прибалтика"кими... Бароны и городские немцы смотрели на эстонцев как на низших людей... Говорить по-эстонски считалось недостойным».

В Латвии главным торговым центром и портом была Рига. В «Советской исторической энциклопедии» указано: «Немцы подчинили себе экономику города, управление (магистрат), организации торговцев и ремесленников (ги­льдии и цехи). Таким же было положение и в других горо­дах Латвии (Цесис, Валмиера и другие)».

Народы Латвии и Эстонии не раз поднимались на борь­бу против иностранных поработителей. 23 апреля 1343 года в Харьюмаа вспыхнуло восстание, получившее на­звание «восстания Юрьевой ночи». Лишь после упорной борьбы войска Ливонского ордена подавили это восста­ние.

Однако разгром войск Тевтонского ордена при Грюн- вальде не привел к освобождению Прибалтики от немец­кого ига. В значительной степени это было вызвано глубо­кими разногласиями в стане победителей. Полный раз­гром немецких рыцарей и освобождение Прибалтики от господства крестоносцев означали бы для литовских вла­стей нарушение баланса сил в этом регионе. Как подчер­кивали авторы «Истории Литовской ССР», «в расчеты Ви­товта не входило совсем обессилить орден. По всей веро­ятности, он опасался, что в таком случае Польша может упразднить самостоятельность Великого княжества Лито­вского. Польско-литовские противоречия позволили не­мецким рыцарям удержаться на захваченной террито­рии».

Мирный договор 1411 года, подписанный в Торуни, со­хранил существование ордена и значительной части его владений. Даже Жемайтия возвращалась Литве не на веч­ные времена, а лишь до смерти Витовта. Поскольку орден уцелел, то после смерти Ягайло и Витовта его руководи­тели требовали возвращения ему Жемайтии. Лишь по мирному договору 1422 года орден был вынужден отказа­ться от своих притязаний на Жемайтию и Занеманье. Од­нако западнолитовские земли (Клайпеда и Клайпедский край) так и остались под властью Тевтонского ордена.

В битве при Грюнвальде вновь проявилась способ­ность литовского народа наносить сокрушительные удары немецким захватчикам. Налицо была и солидарность всех славянских народов (от польского до русского) с литовца­ми в их совместной борьбе против агрессоров с Запада. Однако этот союз оказался непрочным и сменился взаим­ной подозрительностью. Исторический шанс освободить все народы Прибалтики был упущен.

Г лава 3

ПОЧЕМУ ЛИТВА ПОВЕРНУЛА НА ЗАПАД?

Парадоксальным образом успех объединенного сла­вянского и литовского войска в разгроме немцев привел не к укреплению единства народов Прибалтики в борьбе против поработителей и их единства со всеми славянски­ми народами, а к повороту верхов Литвы на Запад. После Грюнвальдской битвы Польша постаралась укрепить узы с Литвой. В октябре 1413 года в Городпе состоялся поль­ско-литовский сейм, который ознаменовался заключени­ем Городельской унии. Бояре-литовцы обязывались не принимать после смерти Витовта в великие князья никого, кроме как по указанию Ягайло и его польско-литовской рады; польская шляхта должна была после смерти Ягайло не выбирать никого в польские короли без ведома и со­гласия боярства Великого княжества Литовского.

В «Истории Литовской ССР» подчеркивалось: «Городе- льская уния носила явно католический характер. Русские князья и бояре Великого княжества Литовского, как пра­вославные «схизматики», по новому закону не допуска­лись к высшим должностям, к участию в совете великого князя и решению важнейших государственных вопросов. На воеводства в земли Полоцкую и Витебскую, Киевскую и Подольскую назначались только люди, проникнутые духом воинствующего католицизма, что вызывало национальную вражду в государстве... Великое княжество Литовское и Королевство Польское в официальных актах изобража­лись как обширное, политически единое государство, простиравшееся от Балтийского моря до Черного и от Оки до Одера как форпост «западной культуры», оплот католи­ческого мира против враждебного мусульманского и ^схизматического» Востока. Римский папа, стремясь ис­пользовать Литву и Польшу в своих целях, даже назначил Витовта и Ягайло генеральными викариями католической церкви для Новгорода и Пскова. Однако жизнь довольно скоро доказала несостоятельность этих притязаний».