Льдины и ледяные горы громоздились друг на друга сплошной массой, и только местами в этой стене льдов мелькали глубокие заливы, но опять-таки упиравшиеся, в непроходимую сплошную массу льда.

Мной стало овладевать беспокойство, а мои спутники, совсем не видевшие ледяных коридоров сверху, были в полном недоумении.

— Где же эти коридоры? — воскликнул Лазарев, тщательно осматривая льды и заливы в зрительную трубу.

— Может быть, мы ошиблись, — заметил Рукавицын, — и остановились раньше, чем доехали до них?

Они обратились ко мне, как неоднократно летавшему здесь, но и я ничего не мог разъяснить, и мы все вместе стали снова изучать карту и место нашей остановки.

Целый час прошел за этой работой, уверившей нас в том, что мы остановились там, где нужно. Но все-таки мы не могли обнаружить даже и признаков коридоров, которые были нанесены на вспомогательной карте с соответствующими объяснениями отца.

Тревога наша возрастала.

— А вдруг коридоры сомкнулись?'—сказал я неуверенно, чувствуя, что бледнею.

Никто мне не ответил, но по потемневшим лицам я понял, что мои спутники близки к моим мыслям. Мы молчали и напряженно вглядывались в ледяную стену.

Вдруг знакомый шорох воздушного винта заставил нас быстро обернуться по направлению звука. К нам плыла в воздухе «Борьба» и условленными сигналами требовала, чтобы мы шли полным ходом в один из заливов в стене сплошных льдов.

Еще не избавившись от охватившей нас тревоги, мы все же выполнили приказание. Гребные винты запенили воду, и вся флотилия круто повернула на север в указанный залив среди льдов.

Около получаса мы плыли среди ледяных гор, которые поднимались с обеих сторон причудливыми башнями и скалами. Кругом слышался ропот воды, треск и стеклянный звон падавших и разбивавшихся подтаявших ледяных бахром, огромных сосулек и узорных арок. Навстречу нам попадались пловучие глыбы льда, источенные лучами солнца и похожие на стеклянные губки огромных размеров.

Наша флотилия извивалась ужом, огибая эти пловучие скалы. Местами мы замедляли ход, подозревая присутствие подводной льдины, а выставленный далеко вперед железный стержень иногда довольно сильным толчком сотрясал наши лодки и давал знать, что нужно сворачивать. Все мы были заняты этой напряженной работой по высматриванию встречных льдин и лавированию между ними.

Прошел уже час, как мы плыли среди льдов, следуя указаниям «Борьбы», Случайно я оглянулся назад и увидел, что и сзади нас замкнула ледяная стена. Мы словно очутились в небольшом озере, окруженные со всех сторон льдами. Если бы не сигналы с «Борьбы», мы не знали бы, куда двинуться, и потеряли бы голову.

Это было жуткое состояние, которое охватывало нас всякий раз, как только «Борьба» скрывалась из виду. Под конец напряженность нервов и внимания как-то совсем опустошила нас. Мы превратились в автоматы, приводимые в движение как бы особыми проводами, проведенными с «Борьбы». Мы ничего не думали, а только механически учитывали расположение льдов, исполняя распоряжения, отдаваемые сверху.

Время исчезло в нашем представлении, как и все другие чувства, кроме тех, которые делали нас как бы дополнительными частями машин, двигавших флотилию. Я и теперь не могу сам установить, как долго продолжалось это невероятное плавание среди ледяных коридоров, таких четких сверху и таких запутанных внизу, на воде.

Помню, мы просто не поверили своим глазам, когда ледяные стены вдруг стали раздвигаться, а впереди заблестела необъятная гладь морской воды. Это мы входили в обширное и свободное Тасмирское море.

Как только ледяная стена осталась позади нас. мы почувствовали, что силы нас покинули. Я опустился на палубу лодки и сквозь звон и треск льда, все еще стоявший у меня в ушах, услышал радостные распоряжения с «Борьбы». Словно в тумане я увидел, как измученный и бледный Рукавицын повернул и закрепил штурвал в направлении на восток.

Я чувствовал смертельную усталость, и сон начал сковывать мои члены. Спал я очень долго, и когда проснулся, то на горизонте уже маячил остров Тасмир. У руля опять сидел Рукавицын, тоже успевший отдохнуть.

Лазарев и Орлов вычисляли, сидя недалеко от меня, во сколько времени мы прошли ледяные коридоры, и по их расчетам выходило, что мы плыли среди льдов непрерывно тридцать шесть часов и за это время покрыли пространство приблизительно в семьсот верст.

— Ага, проснулся! — весело крикнул мне Лазарев. — Иди в каюту и подкрепись. Мы уже пообедали…

Мое сердце билось радостными толчками, когда, пересекая, северо-западную бухту Тасмира, я увидел всех наших на берегу. Они махали нам руками и что-то кричали. Сразу я узнал маму, отца и Алексея, который, взобравшись на камень, размахивал наскоро сделанным флагом.

Потом стало видно, что ниже, около Алексея, стоит Сарра. Еще несколько минут, и среди общей группы выделилась лохматая голова Успенского.

— А вот и мама, — вскрикнула Вера, — справа от Успенского!

— Тут же и Зотовы, — продолжала Анна Ивановна.

Мы постепенно узнавали всех, но не нашли только Лии. Орлов начал нервничать, торопливо обшаривая глазами весь берег.

— Где же Лия? — бормотал он, и Сони тоже нет… Странно…

Мы не знали, что сказать ему, и успокаивали ничего незначащими фразами. Наконец, под гул и шум взаимных приветствий мы причалили к берегу и тотчас же общими усилиями закрепили на берегу якорь.

Начались объятия и поцелуи. Но в общей суматохе счастливой встречи грустно стоял встревоженный Орлов, пытаясь что-то спросить:

Мама, случайно взглянув на него, воскликнула:

— Орлов, что с вами?

— Где Лия?… Ее нет здесь… Почему? Мама засмеялась.

— Как нехорошо, — сказала она, — мы совсем забыли о вас. Бегите домой, там ждет вас Лия, Соня и еще кто-то.

Орлов повеселел и аршинными шагами помчался к дому. Там ждала его Лия с новорожденным сыном, а около них сидела Соня.

Мы тоже направились к дому, кстати взглянуть на нового тасмирца, но Успенский остановил нас.

— Сюда заглядывают медведи, — сказал он, — и плоты с оленями нельзя оставлять без охраны.

— Я останусь здесь, — сказал Зотов, — у меня ружье с собой.

— А вы, — обратился Лазарев к Успенскому, — дайте-ка мне свое ружье, я тоже останусь. Да и все возвращайтесь скорее, нужно плоты разгружать.

Но остались все, за исключением Орлова, и принялись за работу. Началась спешная разгрузка плотов. Теперь эта работа была сравнительно легкой, так как мы проложили запасный провод с лодки на берег, пустив в ход электрическую лебедку, подтягивали грузы на канатах прямо к своему новому жилищу.

Мы решили в первый день перевезти животных и птиц, снять и сложить все запасы пищи и фуража, а также все инструменты и особенно ценные материалы. Чтобы работа шла непрерывно, опять установили смены по шесть часов, откладывая полный отдых на зиму. Впрочем, теперь наша работа была неизмеримо легче, чем когда-то при постройке «Крылатой фаланги». Теперь у нас было много машин, электрическая энергия и большее количество рабочих рук.

В течение трех дней мы успели разобрать плоты и сложить на месте будущих построек бревна и доски. Нам теперь не нужно было обрабатывать материал, а только заняться сборкой срубов, восстановляя в точности постройки «Крылатой фаланги».

На воде остались только лодки, приспособленные для дальнего плавания. Они еще были нужны, так как около островов плавало много древесных стволов, попадавших сюда из великих сибирских рек. Отец говорил, что стволы сибирских деревьев какими-то путями доплывают до берегов Гренландии, что в свое время не раз отмечалось американскими учеными.

Впоследствии мы ежедневно отправлялись на ловлю древесных стволов, буксируя их к Тасмиру. Это дало нам значительный запас дерева, который, пополняясь из года в год по настоящее время, превратился в наш склад поделочного дерева. Но во время строительных работ такой ловлей деревьев мы не занимались всерьез. Тогда это служило скорее отдыхом и развлечением. Во время таких прогулок мыобследовали кстати все маленькие островки, толпившиеся вокруг Тасмира. На одном из них мы нашли часть скелета мамонта, с огромными клыками-бивнями, превосходившими во много раз слоновые клыки. В береговых осыпях Тасмира и островков мы нашли пласты бурого угля, хотя и небольшой мощности, а также железные и другие руды, глину, каолин, известь и другие минералы.