Вийер обернулся к горничной, что-то ей сказал и взглянул на часы. Женщина кивнула, закрывая дверь; генерал быстро сошел по ступеням и обогнул капот большого седана. Открыв дверцу, сел, завел мотор и медленно вырулил на середину улицы. Джейсон подождал, пока седан не доехал до угла и не повернул направо, затем включил газ и оказался на перекрестке, как раз когда седан поворачивал за угол следующего квартала.

Было что-то в этом совпадении, предзнаменование, если в него верить. Маршрут генерала в Нантер включал и тот отрезок дороги, где совсем недавно, двенадцать часов назад, Мари умоляла его не сдаваться. Вдоль дороги тянулись пастбища, поля переливались в мягкие изгибы холмов, только теперь их омывал не свет раннего солнца, а холодные, белые лунные лучи. Джейсон решил, что здесь лучше всего перехватить возвращающегося генерала.

Джейсон без труда держался на расстоянии четверти мили, поэтому удивился, когда оказалось, что он почти догнал старого служаку. Вийер внезапно сбросил скорость и свернул на посыпанную гравием дорогу, проложенную через лесок, за которым была ярко освещенная стоянка. На двух цепях висел указатель: «Арбалет». Генерал встречался с кем-то в укромном ресторанчике, не в Нантере, но недалеко от него. За городом.

Джейсон проехал мимо входа и съехал с дороги. Надо было подумать. Надо взять себя в руки. Голова горела. Его вдруг захватила представившаяся возможность.

Учитывая катастрофические события — то, в какое смятение должна была повергнуть Карлоса ночная неудача в монружском мотеле, — Андре Вийера вызвали в этот укромный ресторанчик на срочную встречу. Возможно, даже с самим Карлосом. В таком случае будут приняты меры предосторожности, и человек, фотография которого есть у каждого, будет застрелен, едва появится. С другой стороны, нового случая увидеть окружение Карлоса либо его самого может и не представиться. Ему необходимо проникнуть внутрь. Что-то толкало его на риск. Любой риск. Безумие! Но он и не был нормальным. Нормальным, как нормален человек с памятью. Карлос! Найди Карлоса! Но отчего, Боже мой?

Борн проверил пистолет на поясе: надежно. Он вышел, надев пальто, скрывшее куртку с надписью на спине. Взял с сиденья мягкую шляпу с узкими полями, она скроет волосы. Попытался вспомнить, был ли он в очках, когда его сфотографировали в Аржантей. Нет: он снял их за столом, когда голову пронзила боль, вызванная рассказом о прошлом, слишком знакомом, слишком страшном, чтобы в него заглянуть. Он пощупал нагрудный карман, очки были на месте. Он закрыл дверцу и направился к леску.

Свет ресторанных огней, пробивавшийся сквозь листву, становился ярче. Борн вышел из зарослей на парковочную площадку. Он оказался у стены деревенского ресторанчика; по всему периметру бежала череда маленьких окошек, мерцающие свечи озаряли фигуры обедающих. Взгляд его поднялся выше: половину второго этажа занимала открытая терраса. Вторая половина почти не отличалась от нижнего этажа: та же череда окон, чуть более крупных, но так же мерцающих. И там люди, но они отличались от собравшихся ниже.

Все это были мужчины. Ни один из них не сидел, они непринужденно передвигались: в руках — бокалы, над головами — сигаретный дым. Сосчитать их было невозможно, больше десяти, вероятно, меньше двадцати.

И там был он; белая борода светилась как маяк, то появляясь, то исчезая за фигурами движущихся людей. Генерал Вийер и в самом деле приехал сюда на встречу. И весьма велика вероятность, что встреча эта посвящена неудачам двух последних суток, неудачам, которые позволили остаться в живых человеку по имени Каин.

Вероятность. Какова эта вероятность? И где охрана? Много ли охранников и куда они укрылись? Прячась за деревьями, Борн сошел со своей тропинки, пригибая ветви, беззвучно ступая. Постоял, вглядываясь в тени. Никого не обнаружив, вернулся на тропку и добрался до черного хода.

Дверь открылась: сноп света упал на крыльцо. Появился человек в белой куртке. Он постоял немного и закурил. Борн глянул налево, направо, вверх на террасу, — никого. Если бы снаружи пряталась охрана, она бы непременно всполошилась из-за огня, вспыхнувшего в непосредственной близости от собравшихся. Значит, охраны нет. Так же, как и на Парк Монсо, охрана была, очевидно, внутри здания.

В дверях появился еще один, тоже в белой куртке, но еще и в поварском колпаке. В голосе его слышалась гасконская гортанность, он сердито накинулся на курящего:

— Пока ты тут отливаешь, мы с ног сбиваемся! Тележка с десертом наполовину пуста. Наполни ее. Живо, ты, ублюдок!

Кондитер повернулся, бросил сигарету и пошел внутрь, затворив за собой дверь. Свет пропал, оставался только свет луны, но и его хватало, чтобы рассмотреть террасу. Никто не охранял широкие двойные двери, что вели в зал второго этажа.

Карлос. Найди Карлоса. Поймай его. Каин вместо Чарли, Дельта вместо Каина.

Борн оценил расстояние и обстоятельства. Он находился метрах в двенадцати от здания и в трех-четырех от решетки, ограждающей террасу. В стене было два вентиляционных отверстия, из которых вырывался пар, а рядом проходила труба канализации. Если влезть на трубу и ухватиться за ручку нижнего вентиляционного отверстия, можно подтянуться до решетки и взобраться на террасу. Но ему мешало пальто. Он снял его, оставшись в куртке, положил поверх пальто шляпу и прикрыл ветками. Затем вышел из тени кустов и, стараясь как можно меньше шуметь, подбежал к ресторану.

В темноте Борн попробовал металлический водосток, он держался прочно. Джейсон ухватился, как мог высоко, подпрыгнул, уперся ногами в стену и стал их передвигать, пока левая не оказалась на уровне первого отверстия. Продолжая держаться, он просунул ногу в отверстие и рывком подтянулся выше. Теперь он был в полуметре от решетки; еще один рывок, и он мог бы дотянуться до нижней перекладины.

Дверь внизу с треском распахнулась, сноп белого света упал на кусты. Из дверей вывалилась фигура, молотя по воздуху руками, чтобы удержать равновесие. Следом появился шеф-повар, орущий ему в спину:

— Гнида! Нализался! Ты был пьян всю эту проклятую ночь! Пирожные по всему полу рассыпал. Бардак устроил! Убирайся к черту, ты не получишь ни су!

Дверь захлопнулась, и звук задвижки подтвердил, что надолго. Джейсон вцепился в трубу, руки и лодыжки его ныли, на лбу выступил пот. Человек, вышибленный из ресторана, покачнулся, сделал непристойный жест в сторону шеф-повара, которого давно уже не было. Его остекленелый взгляд блуждал по стене и вдруг остановился на лице Борна. Джейсон затаил дыхание, кондитер уставился на него, поморгал и снова вылупил глаза, затем потряс головой, зажмурился и вновь раскрыл веки, словно силясь понять, не почудилось ли ему то, что он увидел. Он попятился, споткнулся и побрел прочь, очевидно, заключив, что видение — плод его напряженных трудов. Покачиваясь, он свернул за угол, умиротворенный тем, что не дал сбить себя с толку пригрезившейся ахинее.

Борн перевел дух, с облегчением припав к стене — но только на мгновение. Боль в лодыжке спустилась ниже, грозя судорогой. Он рванулся, ухватился за нижнюю перекладину решетки правой рукой, затем обеими. Медленно подтянулся так, что голова оказалась на уровне террасы. Там не было ни души. Перекинул ногу через решетку, ухватившись рукой за кованый край, и перемахнул через ограду.

Он оказался на террасе, где весной и летом ставили десять — пятнадцать столиков для гостей. Посреди стены, отделяющей открытую часть этажа от закрытой, помещались широкие двойные двери, которые он разглядел снизу. Люди внутри стояли неподвижно, и на мгновение Джейсон заподозрил, что их предупредили, что они ждут его. Он замер, положив руку на пистолет, но ничего не произошло. Борн подобрался к стене, держась в тени. Вжался в дерево и стал продвигаться к двери. Осторожно и медленно повернул голову и заглянул внутрь.

То, что представилось его глазам, и притягивало и пугало. Собравшиеся выстроились в шеренги — три шеренги по четыре человека — лицом к Андре Вийеру, который произносил речь. Всего тринадцать человек, и двенадцать из них не просто стояли, а замерли по стойке смирно. Это были старики, но не просто старые люди, а старые солдаты. Ни один не был одет в форму, но у каждого на лацкане красовались награды за доблесть и ленты с цветами полкового знамени. И было еще одно безошибочно определяемое общее свойство. Тут собрались люди, привыкшие командовать — привыкшие к власти. Это угадывалось в их лицах, в их глазах, в том, как они слушали, — с почтением, но не безоговорочным, оценивая каждое слово. Тела были немощны, но комнату наполняло ощущение силы. Громадной силы. Это и пугало. Если подобные люди служат Карлосу, его возможности не просто велики, они ужасающи. Потому что в его распоряжении закаленные профессионалы. И если только он не ошибается, подумал Борн, глубина опыта и мера влияния тех, кого вмещал этот зал, колоссальны.