Да, про «многоногую дрянь» Абель знал.

— Ее зовут Эва. Где сейчас эта машина?

— Я поцеловал… — Даан помотал вихрастой головой. — Ты знаешь ее имя?!

— Мне наплевать, кого ты поцеловал, — терпеливее сиделки в доме престарелых отозвался Абель. — Где эта машина сейчас?

Даан скривился. Даже будучи комиссаром, то есть каким-никаким, а все-таки лицом, несущим ответственность, он продолжал вести себя так, как будто ему всего пятнадцать лет. В отличе от Адриана, он не переставал быть оперативным работником, умудряясь влипать в такие дела, после которых служащих децерната можно было на месяц переводить на сухпаек из успокоительных.

— Я же сказал.

Даан выхватил из рук обера папку с тщательно распечатанным и разложенными бумагами: фотографии с камер на дорогах, штрафы, квитанции оплаты, е-мейлы на почту обера. Это педантичное занудство было бы милым, если бы Абелю за это не платили. За то, чтобы вечером в гараже оказывались все машины, принадлежащие децернату — тоже.

— Я поцеловал грузовик. На пересечении центрального канала и улицы Короля.

Конечно, Абель об этом уже знал — не мог не знать. Так к чему эти дурацкие вопросы? Ну, машина. Ну, разбил. Ну да, снова.

Абель отнял у него папку, прижал к себе. Виноватым Даан совершенно не выглядел.

Абель вздохнул, выразительно шмыгнул носом и вышел из кабинета. Только занятые руки не позволили ему оглушительно хлопнуть дверью. И эти же документы помешали ему вовремя сбежать из курилки — он вошел в надежде на временное одиночество, а обнаружив внутри своих коллег Холкема и Имке, попятился назад. Маттиас Холкем выхватил папку у него из рук, не давая уйти.

Темой дня сегодня была обновка у ван Бека.

— Почему бы вам не пойти и не спросить у него об этом? — в ответ на вопрос мгновенно ощетинился Абель, неохотно принимая сигарету из рук Виллема Имке, смотревшего на него с дружелюбным равнодушием.

В нем не было ни капли брызжущего любопытства рядового Холкема — сказывался, наверное, возраст.

— Потому что… — осторожно, подбирая слова, начал Виллем.

Маттиас его немедленно перебил:

— Потому что кроме тебя никто с ним не может общаться.

Виллем посмотрел на рядового с упреком. Абель зло прищурился и чуть ли не силой отнял у него свои документы.

— Распустили вас комиссары, слов нет.

Маттиас, как и Даан десятью минутами ранее, не выглядел ни виноватым, ни хотя бы осознающим, что сморозил ерунду.

— Здесь нужно добавить: вот стану комиссаром, наведу порядок в этой богадельне! — подсказал Виллем, едва улыбаясь.

— Если это случится — сразу же подам в отставку, — буркнул Абель, замолкая, чтобы поскорее докурить сигарету.

Единственным человеком, не спросившим его об Эве (хотя, конечно, назвать ласковым женским именем это чудовище, занявшее почти всю полку — это очень сильно, это в духе Себастьяна, стоило признать) была обер Пыслару, прошуршавшая своими цыганскими юбками куда-то в сторону выхода. Выглядела она при этом так, будто с трудом понимает, как можно одновременно испытывать обиду, злость и разочарование. Но испытывает.

Сходила бы в курилку — ее бы там быстро развеселили эти шутники, мрачно подумал Абель и окликнул девушку. Ружа обернулась к нему, на мгновение как будто замерев в тишине коридора: длинные волосы от резкого поворота налипли на помаду, звякнули многочисленные украшения, тяжелая юбка хлестнула по ногам.

— Что? — мрачно спросила она.

— Что случилось? — спросил Абель.

Даже не из праздного любопытства, не из желания поддержать, а просто — чтобы знать. Информация — те же деньги, только за нее убивают чаще.

Ружа неопределенно махнула рукой:

— Остаюсь.

Она была не очень сильным магом. Среди них вообще, если честно, не было ни одного правильного мага. Но цыганская, самобытная, какая-то очень земная и правда не очень сильная магия Ружи накапливалась, требовала выхода и в какой-то момент превращались в огромный комок неуемной энергии. Это чувствовали все. За себя Абель был спокоен; Адриан одним своим присутствием гасил любой источник магической энергии; Даан старался сторониться второго обера на тот случай, чтобы, если ее когда-то все-таки прорвет, не пострадала она сама.

Руже было тяжело. Именно поэтому она уже два раза просила перевод в Третий децернат, в котором пользоваться магией не было чем-то страшным и запретным.

Если честно, Абель немного завидовал тройкам с их магией, такой же непринужденной, как они сами. И недоумевал, глядя на Ружу — как можно отказаться от того, что у тебя есть?

Когда-то и Абель был сильным магом. Пока магия — упс — вдруг не иссякла. Не по болезни или сглазу, просто ее вдруг не стало. Один из лучших студентов маардамского университета завалил сессию и вылетел оттуда быстрее, чем если бы умел летать.

Ружа устало присела на стул в коридоре. Стулья тянулись до самого выхода и предназначались для ожидающих перед дверями приемной. Во времени затишья на них валялись скучающие двойки.

Абель сел на корточки, опираясь на колени Ружи. В руках она держала смятый листок.

— Ну, что случилось? — терпеливо повторил Абель, глядя на Ружу снизу вверх.

Она вздохнула и агрессивно потерла глаза, видимо, пытаясь скрыть, что они заблестели от слез. Абель сдавленно буркнул: «Ну, ну», — и погладил Ружу по колену. Только женских слез ему, конечно, сейчас и не хватало. Эмпатия никогда не была сильной стороной Абеля, он это и не скрывал.

— Тебе отказали? — озвучил он очевидное.

— Да, опять, — Ружа мрачно усмехнулась. — Думаю, это конец.

— В каком смысле? Последняя попытка? — уточнил Абель.

Просто так, на всякий случай, потому как закралось нехорошее подозрение.

— Нет, конец моей службы. Ничего не говори.

Ружа решительно поднялась на ноги, чуть не повалив Абеля на пол, и смяла бумагу в комок. Выглядела она при этом решительно, как разгневанная Афина.

— Не буду, — Абель тоже встал, подтянул колени брюк. — Подожди меня здесь? Я быстро, потом подброшу тебя до дома.

Ружа пожала плечами.

Абель хлопнул ладонью по двери комиссарского кабинета, обозначая стук и одновременно с этим входя. Даан разговаривал по телефону, расхаживая по кабинету, и на вошедшего уставился, как на спасателя Малибу. Жестами изобразил что-то невероятное, что Абель мог бы расшифровать как «вулкан извергается!» или «мы все умрем!». Увидев, что обер ничего не понимает, Даан отнял телефон от уха, включив громкую связь, и положил его на свой стол.

Абель присел рядом. Холодный и хорошо знакомый голос наполнил кабинет.

— Что ты себе позволяешь? Ты считаешь, что это шутки? Что это не пятнадцать миллионов, а твоя несчастная зарплата? — умудряясь сочетать равнодушие и угрозу, интересовался голос.

— Он уже минут десять меня оскорбляет, — прошептал Даан, присаживаясь на край стола.

— Ты что-то сказал? — уточнил голос.

— Ничего, — ответил комиссар, которого только что отчитывали, как мальчишку.

Это не было поводом для зависти, но Абель так не умел. Ругать умел, а вот так вот отчитывать, со всей надменной непосредственностью существа, которое в гробу видело всех прочих — нет.

— Что ты от меня хочешь, Свен?

— Хочу, чтобы ты меня выслушал, раз уж заделался мальчиком на побегушках в полиции, — так же спокойно ответил из динамиков Свен.

Абель закатил глаза.

— Я слушаю тебя, — вздохнул Даан.

Отказывать родственникам давно вошло у него в привычку, но это был не тот родственник, которому можно отказать.

Свен Кристенсен являлся главой вампирского квартала Маардама и имел в городе значительный вес — насколько вообще вампир мог иметь вес в их прогрессивном обществе.

— Нас ограбили.

Абель поднял брови — учитывая десятиминутную отповедь, по мнению вампира, их ограбили именно двойки. Либо же это был еще один способ доказать окружающим, и конкретно Даану, что они ничего не стоят. Но, вопреки устоявшейся логике, с родственником Свен обходился еще довольно нежно.