Расталкивая воев, он орал:

— Клянча! Мар! Где вы, леший вас побери?

Словенский и русский воевода догнали князя у самой воды. Лицо Мара было усталым и обреченным. Клянча воинственно скалился, запах близкой битвы будоражил его кровь.

— Клянча, — начал Волх, осторожно подбирая слова. — Ты помнишь, что мы с тобой братья?

Клянча нахмурился и кивнул.

— И ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?

— Сделаю, Волх Словенич, — пожал плечами воевода.

— Тогда вот, — Волх протянул свой меч рукояткой Клянче. Тот попятился.

— Ты чего…

— Бери. Я хочу, чтобы ты возглавил эту битву вместо меня. А ты, Мар, служи ему так, как служил мне. А если… когда в Новгород вернется мой сын, вы поможете ему принять княжество. А если вернется дочь… — Волх досадливо вздохнул, — то поступите с ней так, как сами решите.

— Ты что это затеял, Волх Словенич?

Клянча все еще не решался взять меч и растерянно смотрел на Волха.

— Я иду на тот берег, — улыбнулся тот.

— Как идешь?! На чем? — опешил Клянча, глядя, как льдины сшибаются на гребне реки.

— На своих двоих, — пожал плечами Волх. — И если ты мне брат, то ты и сам мне не помешаешь и другим не позволишь. И лишних вопросов не будешь задавать.

— Ты, князь, похоже, с ума сошел от страха, — сердито заявил Мар. — Блажишь. Нашел время!

— Нет, погоди, здесь не то, — остановил его Клянча. Он наконец взял меч и хмуро сказал:

— Я сделаю то, о чем ты просишь. Только…

— Молчи. На-ка, и это отдашь Бояну на память.

Волх сорвал с шеи веревку и сунул Клянче в руку деревянный обломок, в который превратился оберег. Затем он быстро сбросил плащ, расстегнул пояс, стянул сапоги и остался в одной рубахе. Вот теперь белая была бы кстати, — подумал он.

Мар кричал что-то Клянче, Клянча орал в ответ. На берегу стали собираться вои и дружинники. Волх больше не оборачивался. Он не отрывал глаз от замершего в ожидании леса на том берегу. Словно повинуясь его взгляду, льдины выстроились зыбким мостом. Не раздумывая, Волх прыгнул на ближайшую, зашатался, но равновесие удержал. Еще прыжок, еще… Лед трещал и кренился у него под ногами, а между льдинами грозно чернела вода.

Еще немного — столько и еще полстолька — и он достигнет гребня реки… Берег казался совсем близким, Волх уже видел все пятна на березах, и голова его закружилась. Он словно возвращался домой… Еще прыжок, это так легко…

— Отец! Отец! Я здесь! Я живой!

Маленькая фигурка на берегу прыгала и махала рукой. Вокруг мальчика суетились волки, пытаясь оттащить на безопасное расстояние от реки.

Волх не поверил своим глазам. Он застыл на льдине, не обращая внимание, как швыряет ее вода. Боян жив и свободен! Это чудо. А значит, ничего невозможного нет.

Совершенно счастливый, Волх ступал по льдинам, как по собственному крыльцу. Он даже не смотрел под ноги, потому что наглядеться не мог на потерянного и вновь обретенного сына. Одна из льдин накренилась, нога его поскользнулась, он обломал ногти, цепляясь за льдину, и мигом оказался по грудь в воде. Холод безжалостно стиснул грудь. Течение подхватило Волха и потащило вслед за ледяным крошевом. Захлебываясь, он пытался еще раз увидеть город и лес, он вертел головой, но вокруг был только лед.

Вода жгла холодом, лед резал до крови, мышцы надрывались в борьбе с рекой. Боль перемалывала тело, и с каждым ее ударом в памяти вспыхивали лица и образы. Снова золотой лист запутался в мокрых черных волосах. Снова алая кровь лилась на белый снег завоеванного города. Снова загорались на солнце разноцветные шелка, и мировое древо вырастало в Вырей. Снова новорожденный мальчик, сморщив красное личико, кричал у него на руках.

Воспоминаний становилось все больше, а ощущений — все меньше. Боль ушла, шевелить руками и ногами стало лень, и что-то мешало всплыть на поверхность — то ли дно льдины, то ли просто толща воды. В сердце заметался запоздалый смертный страх. Так вот о чем говорил Велес у него за спиной! Но страх быстро ушел, и Волх совершенно согласился со своей участью. Ведь жизнь — не слишком большая плата за дары богов. И вот в последний миг между жизнью и смертью, когда все бы отдал за последний вздох, да только отдавать уже нечего, — Волх наконец почувствовал, что его тело становится чем-то иным.

Но с берега видели только, как скрылась под водой его голова.

— Как же это… Что за… — орал запыхавшийся Булыня. — Он же утоп! А вы-то что стояли, как истуканы?!

— Отчудил ваш князь, — проворчал Мар. — Хотя на его месте любой мог умом тронуться.

— Парни, но Волх сам велел ему не мешать, — еле слышно пробормотал Клянча.

— Не велел… Эх ты! — Булыня с досадой толкнул его в грудь и закрыл лицо руками.

Клянча, бледный до испарины, сжимал непривычную рукоятку княжеского меча. Он не пытался защищаться от упреков и с ужасом думал, что ошибся. Он поверил, что Волх собирается совершить какое-то чудо, но по всему выходило, что князь действительно сошел с ума и просто утопился у всех на глазах.

Но времени горевать у них не оказалось.

— Идут! Идут! — закричали часовые.

Горизонт вздрогнул от зловещих ударов барабанов. Из-за речного поворота показались первые вражеские корабли.

Росомаха со своей ладьи наблюдал, как вырываются вперед ладьи, несущие ударный отряд. Глядя на их стройные силуэты, он зажмурился от удовольствия, как сытый кот. Как ему нравилось обладать такой силой и красотой! Особенно хорош был корабль-стрелок. Его команда работала слаженно, как один человек. Грозный брюшной лук-арбалет был похож на затаившегося в засаде хищника.

Прикрыв ладонью глаза от липкого снега, Росомаха вычесывал взглядом словенский берег.

— Видишь отца? — шепнул он на ухо Туйе.

— Отца не вижу, — задумчиво ответила княжна. Прикусив губу, сузив глаза, она следила за высокой светловолосой фигурой на берегу.

Вот воины взялись за щиты, чтобы прикрыть себя и гребцов от словенских стрел. И вдруг… Росомаха не поверил своим глазам. Гребцы закричали от ужаса, бросая весла. И было с чего: поперек реки, от берега к берегу, вдруг выпятилось огромное колесо. Сжимая кулаки, Росомаха увидел, как вторая ладья на полном ходу врезалась в корму первой, и несколько воинов выпало за борт. Тут колесо медленно провернулось, вода с него схлынула, и стало видно, что это не колесо вовсе, а кольцами свивает блестящее бугристое тело огромный змей.

Рогатая голова змея, разбрасывая лед, вырвалась из водяной толщи. Змей повернулся к одинокой фигурке, плачущей на лесном берегу в окружении стаи волков. Несколько мгновений мальчик и змей смотрели друг на друга. Змей с облегчением, Боян — с чувством пугающего узнавания.

Потом змей, оскалившись, склонился над кораблями Росомахи, беспомощно сбившимися в кучу, и подул — как мальчишка, который запускает в кадке с водой берестяные кораблики.

— Это он! Он! — ликуя, заорал Клянча. — А ну, всыпь им жару, Волх Словенич!

— Чему они так радуются, хель их забери? — простонал Росомаха, стуча кулаком по борту.

— Они, похоже, думают, что это и есть их князь, — растерянно ответил его помощник по имени Кари. — А если так — я бы не рискнул с ним вести переговоры.

Ладьи разбивались друг о друга и тонули, десятки людей барахтались в ледяной воде, извивались и били по воде змеиные кольца. Лучники осыпали змея стрелами. Некоторые глубоко уходили под черно-зеленую кожу, из ран текла алая кровь, и змей от боли ярился еще сильней. А словенское ополчение на одной стороне реки и Боян на другой мучились своей ролью пассивных зрителей, но ничего не могли поделать.

— Росомаха, пора уходить отсюда! — закричал Кари прямо в ухо.

Туйя белыми пальцами вцепилась в борт. Так страшно ей не было никогда в жизни. Даже в далеком детстве, оказавшись между чудовищем и телом погибшей матери, она не почувствовала такого с ума сводящего ужаса. Даже когда за спиной слышались шаги мертвого человека — он и сейчас неподвижно стоял за спиной Росомахи. Ей было не отвести взгляд от змеиных глаз. Змей тоже смотрел на нее. Его по-человечески разумный взгляд был совсем не похож на неподвижное змеиное око. Смотрит, как будто я — его главная цель, — обреченно подумала Туйя. — А это страшное месиво, — она покосилась на человеческие тела и деревянные обломки, хаотично носившиеся по воде, — просто попутная забава.