Девушка вспыхнула:
— А твое, какое дело?
Парень понял, что сказал лишнее и попытался замять разговор:
— Ты на рыбалку завтра вечером не собираешься?
Она внимательно взглянула приятелю в бледное лицо. Желая позлить за собственное смущение, ответила:
— Я же сказала, в лес с Сашей иду! Когда вернемся, не знаю. Потом надо уроки учить.
Толик ничего не сказал и отвернулся. Лешка и Витек переглянулись, потом уставились на Маринку:
— У нас вроде была компания? Ты променяла нас на приезжего хлыща?
Девчонка попыталась объяснить:
— Мальчишки, я вас давно знаю и люблю, как братишек. Вы все знаете обо мне, я о вас. Но мы взрослеем и рано или поздно у вас появятся девчонки. Это буду не я. Кроме дружбы я ничего к вам не испытываю, вы уж простите.
Она замолчала и уставилась в землю. Они тоже молчали. Временами переглядывались. Затем Толик что-то сказал Лешке и Витьке на уши и те, попрощавшись, ушли. Белов остался с ней наедине:
— Марина, я ведь тоже повзрослею и офицером все равно стану. Зачем тебе этот тип? Я давно тебя люблю и никогда ничего не требовал, но теперь прямо заявляю — тебя я ему просто так не отдам.
Она рассмеялась:
— Дурачок ты, Толик! Еще не известно, как он ко мне относится. Я ведь ребенок для него, а ему уже двадцать пять.
Он обрадовался:
— Вот видишь! Он же старый для тебя, а я всего на полгода старше.
Она снова рассмеялась:
— Толик, девять лет разницы ерунда. Он мне нравится, вот что главное. Я это тебе, как другу говорю, чтоб ты не надеялся напрасно.
— Я тебе, значит, не нравлюсь?
— Нравишься, но не так.
Белов горячо воскликнул:
— А как, объясни! Как он тебе нравится?
Маринка смутилась и торопливо накинула капюшон на голову, чтобы он не видел зардевшиеся щеки. Попинала ногой столбик у калитки:
— Не могу, это чувствовать надо. И ты когда-нибудь почувствуешь. Не забивай ты себе голову мной!
— Ты самая красивая девчонка в деревне. Даже мой папка как-то мамке сказал: “Маринка Ушакова расцветает, словно роза. Мужики взрослые заглядываются на эту пигалицу”. И мамка согласилась: “Есть в кого. За матерью парни табуном ходили”.
Девушка покраснела, хотя на душе стало отчего-то радостно. Желая узнать мнение друга о себе, сказала почти грубо:
— Ничего я не расцветаю! Какая была такой и осталась — Д*Артаньяном в юбке!
Толик задумчиво протянул:
— Ну не скажи! Волосы длиннющие, как у русалки. Когда распускаешь, волнами лежат до колен. Красиво! Ни одна девка в деревне таких волос не имеет. Глаза зеленые, как у ведьмы и хитрые. Смотреть боязно. Брови, словно углем нарисованы… — Помолчал и тихо добавил: — Губы с ума сводят, даже когда ты молчишь… Сестрица моя только о твоей коже и говорит: “Ах, какая у Маринки кожа чистая да прозрачная! Мне бы такую — всех бы парней с ума свела”.
Ушакова расхохоталась:
— Толик, у тебя развилась мания подслушивать! Может, ты в разведку пойдешь, а не в танкисты?
Он, не заметив иронии в словах, на полном серьезе возразил:
— Не, я технику люблю! Военрук говорит, что с золотой медалью я без экзаменов поступлю, лишь бы медкомиссию прошел. Вот ее-то как раз и боюсь…
Парень вздохнул. Маринка удивленно спросила:
— Чего бояться-то? Ты же не больной.
— Не больной. Военрук сказал, что строго проверяют. Вдруг чего найдут?
Девушка постучала по столбу кулаком трижды:
— Волков бояться — в лес не ходить! Ладно, пойду домой, надо физику перечитать…
Толик встал. Помялся и попросил:
— Марин, не встречайся с ним, пожалуйста!
Она серьезно взглянула и тихо ответила:
— Я не могу. Он мне нравится, как мужчина.
И убежала в дом. Белов вздохнул и побрел домой.
Саша появился возле дома Ушаковых ровно в три. Выглянувшая из окна Маринка стремглав вылетела на крыльцо:
— Здравствуй, Саша! Я сейчас…
Тоненькая фигурка, обтянутая шерстяным спортивным костюмом, метнулась к сарайке. Выскочила оттуда уже с корзинкой в руках и в черных резиновых сапожках. Извинилась:
— Я маленького поросенка поила, вот и задержалась. Извини.
Он рассмеялся:
— Ни разу в жизни не видывал маленьких поросят в живую, только на картинках.
— Хочешь посмотреть? Пошли! — Она схватила его за руку и потянула за собой в дом: — Он маленький, приходится дома в ящике держать. На дворе может простыть.
Степанов попытался отказаться:
— Не удобно как-то…
Она махнула рукой:
— Глупости! Пошли!
Маринка даже разрешила ему взять беленькое чудо с закрученным хвостиком на руки. Поросенок пах молоком, несколько раз прихрюкнул в незнакомых руках и уткнувшись пятачком в грудь офицера засопел. Он удивленно спросил:
— Спит?
— Ну, конечно! Как маленькое дите! Поест, чуть погуляет и спать! Давай, я его в гнездо положу.
Их руки соприкоснулись и словно ток пробежал по телу офицера: ему захотелось взять эту девочку на руки, как позавчера. Прижать к себе и не отпускать. Его руки “вспомнили” тяжесть ее тела и по спине пробежала дрожь. Чтобы справиться с собой, Степанов отвернулся, делая вид, что разглядывает дом:
— У вас уютно! Я вообще-то впервые попадаю в деревенский дом.
— А ты откуда?
— С Каунаса, из Литвы.
Она удивилась:
— Ого, почти заграница!
Он рассмеялся:
— В некотором роде так. Пошли?
Маринка кивнула, пытаясь натянуть куртку и одновременно вытащить мешавшую косу. Саша неожиданно взялся за тяжелые волосы и аккуратно выправил косу наружу. Она опустилась ниже пояса и повисла тяжелой золотой плетью. Маринка не обратила внимания на завороженное выражение его лица и поблагодарила:
— Спасибо. Если под куртку залезет, еле вытащу. Длинная. Надо бы чуть обстричь, а мне жалко. С самого детства ращу. По бабушкиному рецепту в травах мою по субботам…
Он, все еще чувствуя мягкость и теплоту ее косы, ответил:
— Не надо обрезать такие красивые волосы. Попробуй свивать в пучок.
Они шли по деревне рядышком и болтали. Временами резкие порывы ветра швыряли им под ноги метель из листьев. Александр рассказывал о службе на севере. Описывал природу и местные обычаи. Она внимательно слушала, время от времени что-то уточняя. Маринка не заметила, как из дома Беловых вышел Толик и посмотрел им вслед. Затем парень убежал в дом. Когда они скрылись за поворотом, вышел и торопливо направился следом. Выйдя на лесную дорогу, офицер осторожно взял девушку за руку. На ее удивленный взгляд, ответил:
— Чтоб ты не споткнулась!
Она хотела возразить. Открыла рот и… опустила голову, залившись румянцем. Его рука была теплой и сильной. Чтобы сбить смущение, принялась объяснять:
— Справа находятся веретьи. Они друг на друга похожи и там легко заблудиться. Даже мы с отцом однажды заплутали.
— Что такое эти веретьи?
— Полосы из леса, разделяющие покосы. В этих полосах полно грибов и есть маленькие озера. Жаль, что ты ружье не взял.
Саша возразил:
— Почему же, взял! Оно разбирается и сейчас в рюкзаке лежит.
— Тогда собирай и пошли. Пока утки не улетели, собьем парочку.
— Мы с другом еще тех уток не съели.
— Ничего, засолишь! Или в морозилку забей. Холодильник-то есть?
— Имеется.
Она немного помолчала, а потом все же спросила, опустив голову:
— Ты женат?
Он рассмеялся:
— Нет. Надо было сразу сказать, верно?
Она смутилась окончательно и бросилась бежать через поляну к шумевшему березняку. Щеки горели от стыда, что она все же отважилась на этот, терзавший ее, вопрос. Степанов прекрасно понял ее состояние и торопливо двинулся следом. Маринка стояла, уткнувшись лицом в ствол березы. Не поворачиваясь, спросила:
— Я не должна была задавать этот вопрос, да? Я очень глупо выгляжу?
Он смотрел на узкие плечи, обтянутые легкой курткой, на длиннющую косу с застрявшим в волосах желтым листочком и еле-еле сдерживался, чтобы не схватить ее в объятия и не начать целовать. Осторожно положил руку на плечо, а второй погладил по голове, как маленькую: