Генерал, уничтожил Носяру своим суровым взглядом, не поверив, а переводчик пояснил его слова:

— Они есть голодать на Украин?

— У… у них поотбирали всё в колхоз… А колхоз вы уже сожгли… — заблеял Евстратий Носяро, нутром чуя, что изверги эти его самого скоро сожрут…

Траурихлиген что-то спросил по-немецки, буквально, прожигая Носяру глазами, которые, казалось, светили красным, как у чёрта… Начальник полиции едва ли не физически ощущал, как загорается на нём одежда.

— Как есть звать эта мусорка? — переводчик снова запищал, топая своей ногой, обутой в какой-то туфель странный, узенький, неподходящий для местных развезенных дорог, лесов и болот.

— Чижи, хозяин… — прокаркал Евстратий Носяро, вертясь вокруг них по-собачьи. Имей он хвост — он бы им вилял.

Генерал выплюнул суровые немецкие слова, повелительно взмахнув своей рукой, затянутой в чёрную кожаную перчатку и кивнул переводчику, чтобы тот не мешкал, а перводил.

— Ви есть сказать, что дикарь нести эссн, или Чиж бежать перед ваффен-СС! — переводчик перевёл, напыщенно вздёрнув свой остренький немецкий нос, выплюнув слова так же злобно, как его начальник. — Носяр бежать перед ваффен СС, венн быть врать герр группенфюрер!

— Есть! — поспешил согласиться Евстратий Носяро и поскакал прочь, стремясь угодить страшному вражескому генералу. Он до колик боялся войны, сбежал от призыва и перепрыгнул на немецкую сторону, чтобы фашисты его не расстреляли. Евстратий Носяро служил врагам, словно верный пёс: заискивал, не перечил, рассреливал собственных односельчан, обзывая их партизанами. Похоже, его служба нравилась группенфюреру, раз он поставил его во главе полицаев! Нужно соотвестсвовать должности!

— Ja, und noch — wirf aus den Häusern dieser Nichtstuer hinaus — ich muss den Maschine erproben! (Да, и ещё — повыгоняй из хат этих бездельников — мне нужно испытать машину!) — зарычал ему в след Траурихлиген, и Носяро, пробежав пару метров, застрял, осознав, что люди нужны страшному генералу для того, чтобы испытывать этого монстра, над которым сейчас трясутся механики…

— А? — проблеял он, испуганно обернувшись, ничего хорошего не ожидая от вражеской машины.

— Бэ! — отрезал генерал, начиная сатанеть и скалить клыки, как крокодил. — Es tritt die neue Ära, und du kannst meinen Familiennamen sogar nicht, sagen! (Наступает новая эра, а ты даже мою фамилию сказать не можешь!)

Бледный от страха начальник полиции трясся, остро чувствуя, как над ним тонной гранита нависла жуткая казнь… Он не понимает по-немецки, а этот Траурихлиген редко кого расстреливает — в основном он сажает на кол, чтобы экономить патроны.

— Ви есть выгнать дикарь из дом! — напал на Носяру переводчик, стискивая кулаки. — Герр группенфюрер хотеть испытать вундерваффе! Навый эр наступить, а вы не мочь назвать его… ээ-э-э… фамилий! И ещё, герр группенфюрер сказать вам: «Бэ!».

Носяро топтался, заикаясь от страха…

— Du weißt, Jewstrati, ich werde dich verpflichten, meinen Familiennamen fünfhundert Male russisch und deutsch — bis abzuschreiben du wirst dich nicht merken! (Знаешь, Евстратий, я обяжу тебя переписать мою фамилию пятьсот раз по-русски и по-немецки — пока не запомнишь!) — решил вдруг генерал, внезапно подобрев, потому что механики закончили сборку чудовища и выстроились около него в солдатскую шеренгу, отдавая честь.

— Герр группенфюрер обязать вас писать фамилий пятьсот раз на рус и на дойч! — взорвался переводчик, аж подскакивая и краснея от натуги.

— А… простите, хозяин… — залепетал Носяро, желая провалиться сквозь землю, лишь бы не терпеть тяжёлый взгляд генерала и его злого переводчика. — Я не умею писать…

— Also, also werde ich dann Sie verpflichten, zu lernen, zu schreiben! (Ну, что ж, тогда я обяжу вас научиться писать!) — постановил генерал. — Bewege sich, gib, die Egelschnecke! (Шевелись, давай, слизняк!) — ему порядком надоело бестолковое блеяние Носяры, и Траурихлиген, разозлившись стукнул начальника полиции стеком по спине и погнал его, словно собаку. — Oder ich werde den Maschine auf dir erproben! (Или я испытаю машину на тебе!) — крикнул он вдогонку убегающему Носяре, с удовольствием наблюдая панику, в которую впал начальник полиции.

— Ви есть писать унд двигать ног! — казалось, переводчик тоже ударит Носяру. — Ви есть слизняк! Герр группенфюрер вас казнить из вундерваффе!

Загребая сапогами килограммы грязи и спотыкаясь, Евстратий Носяро скрылся в утреннем тумане. Эрих Траурихлиген издал ехидный смешок и вновь повернулся к своей устрашающей машине. Полностью собранная, она возвышалась над промокшим полем, упираясь когтистыми лапами в раскисшую землю, поблескивая в неверном свете первых утренних лучей. Механики поспешно закрывали машину-монстра брезентом, чтобы не мокла под противным дождиком. Когда чудовище было спрятано, они отдали честь генералу и поспешили скрыться, дабы не маячить зря у него перед носом.

Около Траурихлигена торчали его постоянные спутники: адъютант Шульц и гражданский переводчик, которого он таскал за собой неизвестно для чего. Эрих Траурихлиген кроме немецкого и русского свободно говорил ещё на двадцать одном языке — настолько свободно, что можно было не понять, какой язык его родной. Баум иногда слышал, как Траурихлиген бегло изъясняется по-французски, по-английски, а то и на идиш, и даже сомневался: немец ли он вообще? Или кто-то другой — шпион какой-нибудь из неизвестной вражеской страны?? Баум решил не мешкать, потому что Эрих Траурихлиген не терпит медлительности. Он взял крейсерский шаг и быстро углубился в поле. Шульц отдал Бауму честь, переводчик демонстративно вздёрнул нос, а Траурихлиген выплюнул скупое «Хай» на его уставное «Хайль Гитлер».

— Герр группенфюрер, мои разведчики вернулись! — громко доложл майор Баум, хлопнув каблуками своих сапог, которые были коричневы от грязи.

— И что? — Эрих Траурихлиген поднял правую бровь, наградив Баума скептическим взглядом. Как и всегда, он был уверен в победе, потому как из каждого своего боя вышел победителем.

— Город хорошо укреплён, к нему стянуты войска! — сообщил Баум, избегая топтаться и опускать глаза. — Русские готовы к обороне, — он сделал вывод, но тут же понял, что поспешно — Траурихлиген свирепо сдвинул брови, резанув воздух стеком и сурово рыкнул, сделав к Бауму один усрашающий шаг:

— Я тоже готов! Вот! — с демонической улыбкой заявил он и сдёрнул брезент.

— «Брахмаширас»! — выдохнул Баум с долей ужаса: его ночная догадка оказалась верна. — Вы уверены, что он готов к бою?

— А вы разве не были в Венгрии? — уничтожающе-ехидно осведомился Эрих Траурихлиген, постукивая стеком по своей ладони, затянутой в чёрную кожаную перчатку. — По-моему, я уже достаточно испытал его на этом… городишке… как он там назывался?

Майор Баум заглох и невольно содрогнулся. Да, он был в этом малюсеньком городке с черепичными крышами и узенькими улочками, жители которого отказались сложить оружие и сдаться добровольно. Он тогда ещё не верил в жуткую силу странного паука, который казался ему нелепым и даже смешным по сравнению с ординарными танками и САУ. Он убедился в том, что ни один танк никогда не сравнится с Траурихлигеновским «брахмаширасом» лишь тогда, когда генерал приказал всем солдатам срочно покинуть городок. А потом — вывел «паука» на пригорок и дал один-единственный ужасающий залп, после которого от городка остались лишь стеклянные поля и, почти что, вулканический пепел. Баум был суеверен и достаточно тёмен — подумал, что «паук» плюётся адским огнём, и Траурихлиген взял его из ада, продав свою душу сатане. Испугавшись ада, сатаны и всего, что связано с этим, майор Баум срочно решил перевестись… куда-нибудь, подальше от чудищ пекла… Но Эрих Траурихлиген тихо отвёл его в сторонку. Где ненавязчиво пригрозил казнью на колу — не за трусость, не за предательство какое-нибудь, а за то, что он узнал его тайну… И тогда, стоя там, на леденящих кровь руинах, среди адского стекла и человеческих костей, майор Баум осознал: его обычная жизнь перечёркнута не только войной, он влип в куда более страшную историю, став рабом Эриха Траурихлигена…