Сейчас, после того как Жильбер узнал о похищении Анри Дюбуа, ему была дорога буквально каждая минута. Нгала позвонила ему около трех часов дня; с трудом сдерживая рыдания, она сообщила, что Анри похитили. Сразу же после ее звонка Жильбер поехал в депо Дюбуа; здесь примерно через час он встретился с телохранителем Анри Ли Чжуаном, которого до этой их встречи допрашивали в полиции, выясняя детали похищения. Переговорив с Жильбером, Ли Чжуан сам первый предложил свою помощь, и Жильбер согласился; предложение телохранителя устраивало его в высшей степени. Во-первых, Ли был единственным, кто видел похитителей в лицо, во-вторых, Жильбер знал, что для того, чтобы спасти свою репутацию, Ли пойдет на все. Однако предпринять вместе с Ли попытку найти Анри они могли только с помощью Марселя. Но Марсель, как назло, отдыхал сегодня после ночного дежурства.

— Поскольку месье Эрве мне очень нужен, я рискну еще немного его подождать, — сказал Жильбер. — Я буду сидеть в машине, недалеко от гаража.

— Как вам будет угодно, месье.

— На всякий случай, у меня красный «фольксваген».

— Хорошо, месье, я обязательно сообщу все это месье Эрве.

Выйдя на улицу, Жильбер посмотрел на часы: стрелки показывали две минуты второго ночи. Сидящий на переднем сиденье «фольксвагена» Ли Чжуан молча посмотрел на него; догадавшись по выражению его глаз, что ничего нового выяснить не удалось, отвернулся. Жильбер сел рядом. В полном молчании они просидели в машине еще около получаса в дополнение к тридцати минутам, которые уже провели здесь.

Наконец где-то около половины второго у гаража застыла «тойота» Марселя. Сделав знак Ли, чтобы он ждал здесь и никуда не выходил, Жильбер подошел к «тойоте». Рядом с Марселем сидела Женевьев. Встретив взгляд друга, Марсель, видно, сообразил, что тот не стал бы зря дожидаться его среди ночи. Поцеловав Женевьев в щеку и шепнув: «Малыш, прости», вышел из машины. Спросил тихо:

— Что-нибудь случилось?

— Похитили Анри Дюбуа. В два часа дня. Очень похоже, что к этому похищению приложил руку Ланглуа. Помнишь, ты говорил мне, что некогда записал девятнадцать фамилий? Тех, кто занимает помещения в «Женераль кемик»?

— Конечно. Марсель не спеша выковырял из пачки сигарету. Думаешь, можно что-то раскопать с их помощью?

Нам ничего другого не остается. Дорога каждая минута. Согласись, они ведь очень просто могут прикончить парня, пока мы будет их искать.

Еще как могут, согласился Марсель. Девятнадцать фамилий… И одна из них, по идее, должна навести нас на какой-то адрес… Плюс «мазда» с частью номера…

— Именно, Марс, именно. Мне кажется, если у нас и есть шанс, то это именно эти девятнадцать фамилий. Если дорожная полиция нам поможет, мы очень даже можем их зацепить.

— Согласен. Но надо спешить. — Марсель пригнулся: — Женевьев, тебе придется провести эту ночь без меня.

— Я уже поняла. — Женевьев не пыталась скрыть огорчения.

— Мне очень жаль, бэби. — Марсель поцеловал ее в щеку. — Но ничего не поделаешь. Будь умницей, хорошо?

— Уговорил. — Женевьев послала Жильберу воздушный поцелуй. — Чао, ребята. Желаю удачи.

Анри лежал на чем-то жестком. Все тело разламывалось. Он был в полузабытьи, сквозь туман проносились воспоминания, в основном эти воспоминания касались Ксаты. Он вспоминал все, что рассказала ему мать о Ксате, о том, что случилось с Ксатой и почему Ксата теперь такая. Он узнал, что Ксата — единственная дочь Омегву, которую тот любит острой, болезненной любовью. Когда Ксата была маленькой, Омегву вывез жену и дочь в Париж, но мать Ксаты так и не смогла приспособиться к парижской жизни, и они вернулись в Бангу, правда, за это время Омегву успел послать ходатайство французскому правительству, и обе, Ксата и ее мать, стали французскими подданными. После того как началась война, Ксата и мать продолжали жить в Бангу — однако могли себя чувствовать там в полной безопасности, поскольку практически их охраняла вся деревня. Однако беда пришла совсем с другой стороны… Однажды, когда Ксате было одиннадцать, она, гуляя в лесу, наткнулась на двух пришельцев — охотников, промышлявших в джунглях браконьерством. Выросшие в лесу и уверенные, что могут легко скрыться, охотники схватили Ксату, изнасиловали, а затем ушли, думая, что успеют перейти границы своего племени. Ксата вернулась в Бангу и полгода после этого случая пролежала с нервным потрясением. Охотников же, заколотых боевым копьем, через несколько дней обнаружила в лесу полиция; кто это сделал точно, в Бангу не знают до сих пор, однако ходит слух, что насильникам отомстил тот самый влюбленный в Ксату парень, Балубу, которому тогда только исполнилось восемнадцать. По обычаям племени и древним поверьям Ксата может теперь выйти замуж только за того человека, который лично отомстил обидчикам, и ни за кого другого, и именно поэтому, наверное, Балубу и считает себя единственным претендентом на ее руку. Вспомнив об этом, Анри застонал. Как же ему сейчас тяжело… Как тяжело… Именно с этим ощущением он снова провалился в пустоту.

Он не знал, сколько времени находился в небытии. Очнулся он от того, что кто-то грубо толкал его в плечо; при этом этот человек громко требовал, чтобы он проснулся. Открыв в конце концов глаза, Анри увидел сидевшего прямо над ним на корточках Базиля. Увидев, что он очнулся, Базиль сказал бесстрастно:

— Вставай. Вставай, время дорого. Надо поговорить.

Встав, Анри по уже знакомому ему пути пошел вперед. Базиль шел за ним вплотную сзади, Анри ощущал его дыхание. Каждый шаг отдавался болью. Вслушиваясь в ее толчки, Анри не заметил, как уперся в дверь кабинета. Базиль толкнул ее, и они вошли.

В кабинете за столом сидел Поль, как показалось Анри, в той же позе, что и вчера. Базиль усадил Анри на стул; Поль, понаблюдав за ним, щелкнул пальцами:

— Базиль, спустись вниз. Я хочу быть уверен, что вокруг тихо. Если заметишь что-нибудь, сразу дай наколку. — Ага. — Базиль вышел.

Прислушавшись к стихающим на террасе шагам, Поль положил сигарету в пепельницу. Спросил, наклонив голову: — Как прошла ночь?

Будь он проклят, подумал Анри. Пусть он делает со мной что хочет, я буду молчать.

— Ладно, козлик, не хочешь отвечать, не нужно. Но предупреждаю, сегодня тебе будет тяжелей, чем вчера. Ты меня разозлил.

Взяв со стула моток веревки, он подошел к Анри. Примерившись, тщательно, не спеша привязал его к стулу. Закончив работу, вернулся к столу. Взял продолжающую тлеть сигарету, затянулся.

— Ладно, козел вонючий. Поиграли, и хватит. Сейчас буду сдирать с тебя кожу. С тебя никогда еще не сдирали кожу?

Поль встал, и в тог же самый момент Анри увидел Жильбера, возникшего точно за спиной Поля, между распахнутых створок в проеме окна. Бесшумный, как тень, Жильбер пригнулся, готовясь, как понял Анри, к прыжку. Тут же Поль, будто уловив опасность, застыл, вытянув подбородок. Однако большего Жильбер сделать ему не дал — спрыгнув с подоконника, он приставил к спине Поля ствол пистолета:

— Не двигайся, гнида. Иначе проглотишь пулю. Быстро к стене. И не вздумай кричать, ублюдок, продырявлю.

Поль шагнул к стене, но это был обман, поскольку он тут же попытался резко, без замаха, ударить Жильбера локтем в живот. Жильбер опередил удар, ударив сам, и, как понял Анри, этот удар был страшен. Поль, безвольно свесив голову, осел. Упасть ему Жильбер не дал — подхватив обмякшее тело, повернул к себе лицом. Подбородок Поля упирался в грудь, из угла рта сочилась струйка крови, глаза были закрыты. Убедившись, что противник без сознания. Жильбер опустил тело на пол. Спросил все тем же громким шепотом:

— Малыш, их здесь много? Говори быстрей, от этого зависит все.

— Не знаю. — Анри все еще отказывался верить, что это в самом деле Жильбер. — Я видел только двоих.