Как же быть?

В одном нет ни малейшего сомнения: так или иначе, а Хамида придется казнить. Пощадить его нет возможности — потому что тогда придется его отпустить, о чем Аргун узнает всенепременно. И доказать ему, что своих убивать нехорошо, невозможно. Для Аргуна есть только интересы дела. И для их достижения он не остановится ни перед чем.

— Ну что ж, пошли! — кивнул в сторону двери Хамлаев.

Сам он остался на месте, делая вид, что по-прежнему рассматривает, прощупывает конверт. Хамид чуть помешкал. Ему не хотелось поворачиваться спиной к Зульфагару. Однако и показывать свой страх было стыдно.

Он двинулся к дверному проему. Шанияз осторожно, чтобы не раздалось ни одного лишнего звука, достал из кобуры пистолет. Убийца поднял оружие, направил его в затылок уходившему товарищу — когда не видишь глаза человека, убивать легче; так что мешок на голову казнимому надевают из жалости к палачу, а не жертве…

Прости, Хамид! Прости меня, Милосердный Аллах! Я лишь послушное орудие в твоих руках!..

Опыт — великое дело!.. Хамид рассчитал все точно. Он резко обернулся и увидел, что точно ему в лицо смотрит пистолетное дуло.

Не издав ни звука, он пригнулся и, упав на пол, откатился в сторону. Грохнуло два выстрела подряд — первая пуля прошла в том месте, где только что была голова идущего к выходу Хамида, вторая впилась в пол, куда он упал и с которого успел откатиться. Зульфагар успел выстрелить еще раз, едва не наугад, не зная, куда подевался противник. Ответного выстрела дожидаться не стал. Отшвырнув пакет с кассетой на ту же кучу тряпья, он скакнул к дверному проему и оказался вне комнаты, где не смог застрелить Хамида.

Куда же тот подевался?

Между тем Хамид, откатившись в сторону, нырнул в дыру в стене, которую обнаружил еще утром. Все же опыт у него был немалый — на всякий случай он заблаговременно тщательно осмотрел дом, прежде чем решиться оставить в нем этот проклятый пакет. Теперь — бежать! Бежать!

Любым транспортом выбраться отсюда, а потом обратиться к кому-нибудь из руководителей, из полевых командиров… Поднять шум! Тогда Аргун не посмеет его тронуть! И тогда ему самому, Аргуну, придется отвечать за свои действия в отношение истинного моджахеда! Как и у любого человека, который поднялся высоко по иерархической лестнице, особенно на волне революции, человека, который пользуется покровительством едва ли не первых лиц Ичкерии, человека, который пользуется привилегией сохранять в своей деятельности значительную самостоятельность, у него в стане соратников вполне достаточно завистников и недоброжелателей.

Хамид протиснулся в пролом, хотел было опрометью броситься прямо к двери и попытаться выскочить наружу. Однако удержался — от пули не убежишь! А Зульфагар стрелять умеет — на всех состязаниях он обязательно оказывается в числе призеров… Хамид прокрался к окну, намереваясь выбраться из дома сквозь его проем… Эх, успеть бы добежать до машины!..

Между тем Хамлаев лихорадочно прислушивался к происходящему в доме. Сейчас Хамид должен либо затаиться, либо попытаться из него выбраться. Затаиться — значит сидеть и ждать, пока самому Хамлаеву не надоест стоять у стены и он подставится под пули. Выбраться — значит, где-то должен раздаться хоть какой-то спровоцированный им шум, потому что здесь слишком много хлама.

И такой шум раздался! Откуда-то донеслось легкое звяканье жестянки, которую, очевидно, неосторожно задел Хамид. Значит, у него нервы не выдержали и он попытается незаметно выбраться и бежать. Что ж, тем хуже для него!

Шанияз в два скачка выскочил в коридор, с ходу подпрыгнул, ухватившись за край пролома в потолке. Подтянувшись на пальцах, легко вскарабкался на чердак. Быстро огляделся. В чердачном полу были видны многочисленные щели. С одной стороны это было хорошо — сквозь них можно разглядеть, что происходит внизу. С другой — Хамид тоже ловит ухом каждый звук в доме, а потому непременно услышит, что по чердаку кто-то ходит.

Так, надо сориентироваться. Комната с кассетой находится вон там. Хамид отпрыгнул и откатился вон туда. И там исчез. Наверное, там есть проход в соседнее помещение… Значит, он находится приблизительно вот здесь…

Сейчас бы туда гранатку швырнуть! Да нельзя — на взрыв кто-нибудь обязательно обратит внимание. Это звук пистолетных выстрелов далеко не разносится.

Ну что ж, рискнем! В конце концов, если сейчас упустить Хамида, понимал Хамлаев, за его собственную жизнь нельзя будет дать не только ни пенса — ни копейки!

Зульфагар наметил щель в полу, которая должна была находиться над комнатой, где по его расчетам, оказался Хамид. Он изготовился — и прыгнул вперед.

Натренированное тело оказалось именно там, где нужно. Шанияз приземлился на руки и тотчас припал к щели.

Хамид услышал падение и вскинул лицо вверх. Это все, что он успел сделать. Хамлаев несколько раз подряд выстрелил вниз прямо сквозь доски потолка. В цель попали не все пули, но две или три впились в тело обреченного. Он громко вскрикнул, выронил пистолет, который держал в руке, зажал одну, наверное, самую болезненную, рану и откинулся на спину.

Все! Теперь не убежит!

Шанияз вернулся к дыре и спрыгнул вниз. Уже не скрываясь, безбоязненно отыскал нужную дверь и вошел в комнату, где лежал раненый.

Увидев на пороге помещения своего убийцу, Хамид отнял от раны окровавленную руку и, напрягая свое насыщенное болью тело, попытался дотянуться до оружия.

— Не надо, Хамид, не успеешь, — Хамлаев постарался произнести фразу как можно спокойнее. Хотя удавалось ему это с трудом… — Я все равно выстрелю раньше.

— Знаю, — согласился тот, морщась от боли. — Но я хочу умереть как моджахед, а не как баран.

Зульфагар присел возле него на корточки, поднял с захламленного пола выпавший из руки обреченного пистолет, выщелкнул из него обойму, передернул затворную раму, чтобы избавиться от патрона в патроннике и после этого бросил ставшее безопасным оружие на пол рядом с рукой Хамида.

— Держи…

Тот схватил пистолет с жадностью, словно утопающий вцепился в спасательный круг. Трудно сказать, был ли он истинно верующим в Аллаха или до сегодняшнего дня просто соблюдал общепринятые в его среде ритуалы. Однако сейчас, на краю гибели, понимая, что спасения тела ему ждать неоткуда, очень хотел надеяться на спасение души. Ну а воин джихада непременно попадет в рай — в этом их всех уверили. И оружие в руке Хамид в этот момент воспринимал едва ли не как пропуск в царство вечного блаженства, где его ждут источники вина и толпы красавиц-гурий, которые на рассвете каждого нового дня вновь становятся девственницами.

— Но скажи хоть, за что? — с безнадежной тоской спросил он у Хамлаева.

— Не знаю, — не стал увиливать тот от ответа. — Я выполняю приказ.

— А приказ отдал Аргун?

— Аргун.

Вокруг тела умирающего на глазах все шире растекалась лужа крови. Он заметно слабел.

— Когда-нибудь он и с тобой прикажет поступить так же, — тихо сказал истекающий кровью человек.

Шанияз почувствовал, как у него по спине пробежал озноб, он нежданно для себя поежился. Ему доводилось слышать, что у умирающих нередко появляется дар пророчества, что перед уходящими в мир иной в последние секунды жизни земной нередко открывается будущее… Неужели это произошло и с Хамидом?

И Хамлаеву совершенно неожиданно захотелось оправдаться перед ним.

— Я выполнил приказ, — сказал он. — Если бы я его не выполнил, убили бы меня.

— Еще убьют, — чуть слышно пробормотал обреченный. И добавил с тоской: — Лучше бы меня вчера убили русские, чем свои…

Разговор затягивался, превращая сцену из трагедии в нелепый фарс. Хамлаев поднялся.

— Мне пора идти. Прощай, Хамид!

— До свидания. До скорого свидания, — попытался усмехнуться тот.

И Шанияз выстрелил. Как положено делать последний выстрел киллеру — в голову.

Потом он вернулся в дальнюю комнату. Подобрал оставшийся валяться на куче хлама пакет с видеокассетой. Вышел на улицу. И уехал, бросив тело Хамида в доме.