– Михаил, всё, пошли! Покажи руки?.. Ну вот, все серые просто! Невозможный ребёнок!.. Давай домой, Михаил. И без разговоров.
– Ма-а! Дай дор-рисовать! – прорезалась у Мишки неожиданно упрямая и непослушная буква «р». Да и руки у него никак не серые были! А жёлтые – в новом мелке…
– Миш, папа ждёт. Мы обещали в пять вернуться.
Мишка понурился. С этим не поспоришь. Да и спорить с мамой – это совсем неправильно. Но парашютист так и остался недокрашен…
Зато его может докрасить Лесь! Мишка с надеждой взглянул на него, и новый товарищ кивнул, прикрыв глаза и загадочно улыбаясь.
– Михаил! – строго окликнула мама.
– Иду! – Мишка торопливо сунул руку в пакет с мелками и схватил первый попавшийся. Взглянул… это был тот самый, прекрасный, новенький жёлтый мелок.
Тяжело вздохнув, Мишка велел себе быть мужчиной, как говорит папа, и быстро, пока не успел передумать, протянул мелок Лесю:
– Дорисуй! – выпалил Мишка умоляюще. Лесь взял мелок и снова молчаливо кивнул. Но этот кивок получился торжественным, как клятва. Успокоенный Мишка, только самую капельку жалея, что у него больше нет такого замечательного новенького мелка, пошёл домой, а Лесь остался сидеть на асфальте, сжимая в руке неожиданный ярко-жёлтый «подарок».
Потом он огляделся, посмотрел Мишке вслед, опустил взгляд на рисунок и, вздохнув, принялся докрашивать парашют, который получился двухцветным – бело-жёлтым.
А после парашюта Лесь отошёл на пару метров и нарисовал ещё одно солнце – небольшое, но улыбчивое, как смайлик. Просто так, ничего другого в голову не пришло.
Он уже заканчивал последний луч, как почувствовал толчок в спину и полетел вперёд, успев выставить руку, чтобы не пропахать асфальт носом.
– Ой, прости! – рядом приземлилась на зад девушка лет шестнадцати – на три, максимум четыре года старше самого Леся. И тут же вскочила, отряхнула джинсы и спросила: – Ты цел?
– Цел, – Лесь взглянул на ладони и убедился, что крови нет. – А ты чего носишься?
– Мяч ловила, мы в вышибалы играем, – просто отозвалась девушка, откидывая за спину косичку. – Вон он, – она наклонилась и подняла потрёпанный, бывалый волейбольный мяч, который как раз не успел далеко укатиться. – Выпускной у нас, типа, в воскреске. Правда, никто никуда не выпускается, разве что в преподаватели…
Лесь усмехнулся и сунул мелок в карман штанов, ничуть не переживая, что испачкает брюки. Его вообще такие мелочи давно не беспокоили.
– С вами можно? – деловито спросил он, не задаваясь бессмысленным вопросом, что такое «выпускной в воскреске», и улыбнулся.
Девушка окинула его оценивающим взглядом и тоже улыбнулась – широко, щурясь и вскидывая брови:
– А давай!
Лесь упруго вскочил на ноги, подхватывая с земли свой рюкзак:
– Тебя как звать?
– Лена! Пошли, ждут, – она мотнула головой в сторону толпы (по прикидкам Леся – человек двадцать с лишним) на газоне. Мальчишки, девчонки, ребята постарше – может, и студенты, пара взрослых… и даже священник, очень бодрый и весёлый. – А ты?..
– Лесь, – отозвался Лесь и побежал следом за Леной.
Меньше всего он хотел сейчас думать о том, что именно подобной игры ему и надо, что на одинокого мальчишку неминуемо обратят внимание, а так он – всего лишь один из десятка таких же ребят…
Нет, Лесь не хотел и не думал об игре… так. Это просто был мяч, мечущийся меж людьми, гомон, непонятные Лесю шутки и совершенно незнакомые лица. Голубое небо над головой, зелень под ногами – и словно крылья за спиной, и мяч летит ровно туда, куда хочешь…
Никто не спросил, откуда Лесь взялся. Лена ещё какое-то время крутилась рядом, а потом вдруг оказалось, что она убежала на ту сторону поля, – но жалеть об этом было некогда.
– … Девять! Десять! Одиннадца-ать! Давай, Василёк, давай, ещё раз!
Единственная оставшаяся не «выбитой» девчонка стояла посередине с улыбкой до ушей, ожидая последнего удара. Лесь сжимал в руках грязный мяч, ждал, когда кто-то его возьмёт кинуть, и думал только о том, что эта мелкая, но ловкая и храбрая беленькая Василиска должна выиграть. Потому что иначе будет совсем несправедливо…
– Ну, давай, кидай, Лесь! – толкнул кто-то его в плечо.
Лесь недоумённо обернулся: он? Он же здесь незнакомец, новичок…
– Не тормози! – с того конца газона крикнула Лена.
Лесь вздохнул, подкинул мяч на руке, примеряясь к нему, и понял – интуитивно, захватывающим сознание чувством вдохновения – что не промахнётся.
– Дава-ай! – звонко, с вызовом крикнула Василиска.
Лесь размахнулся и метнул мяч – резко, стремительно…
Василиска дёрнулась в одну сторону, в другую – и в самый последний момент бросилась вперёд, подпрыгнула – и схватила мяч. Свечка.
Лесь радостно завопил вместе со всеми, и дальше время летело уже стремительно, словно на велосипеде под горку. Ещё раз сыграть в вышибалы, потом в «море волнуется раз», потом во что-то незнакомое, на ходу уже разбираясь с правилами… потом прыгать с Василиской и несколькими ребятами постарше через скакалку, а после, запыхавшись, сидеть и слушать, как один из парней – его звали, вроде, Шуриком – поёт под гитару. Что-то казачье, что-то из «Алисы» и «Арии», а часть песен Лесь, понятное дело, вообще впервые в жизни слышал…
Гитару отняла у Шурика Лена и, подстелив куртку, плюхнулась на землю, обнимая инструмент, словно маленький ребёнок любимую игрушку.
А потом она заиграла, и Лесь замер, выдохнул и, как-то обмякнув внутренне, помимо воли начал мурлыкать под нос мелодию. Лена взглянула на его футболку и расплылась в улыбке. Надпись над и под усато-кошачьей мордочкой на футболке складывалась в «koshka Sashka» – её, Кошкины, песни и играла Лена.
Лесь поймал себя на том, что покачивается в такт музыки… И тут же вскочил и отошёл, только чтобы не подпевать маминому любимому «Кузбассу». Сам он не то чтобы очень любил все эти песни, но мама…
Лена играла недолго – вряд ли из-за реакции Леся, просто как-то быстро девушка заявила, что замёрзла, и, бережно уложив гитару в чехол, вскочила на ноги.
– О, Рюрик строит свою дружину! – заявила она, щурясь и разглядывая ребят в том конце газона, которые зачем-то надевали лыжные шапки. – Я туда! Филипп! Ты – бу?
– А чего будет? – недоумённо спросил Лесь. Филипп же, задумчивый темноволосый парень, сидящий неподалёку от Лены, вынырнул откуда-то из своих мыслей, огляделся и тут же поднялся, оказавшись на целую голову выше девушки:
– Буду! – но говорить это ему пришлось уже вслед убегающей Лене. Непоседливая девушка устремилась к «лыжникам».
Лесь из интереса пошёл вместе с Филиппом, и, по мере приближения, картина становилась всё яснее, хотя ничего подобного Лесь увидеть не ожидал: рядом с ребятами лежали большие круглые щиты, мечи, шлемы… На глазах Леся мальчишки перевоплощались в воинов. Не в рыцарей «в консервных банках», а именно в воинов, то ли славян, то ли ещё кого-то из Северной Европы – Лесь раннее Средневековье худо-бедно знал, но нюансов не улавливал.
Филипп вскоре присоединился к «воинам», а Лена осталась в стороне, заявив, что она «чуть позже».
Предводительствовал парень, о котором Лесь раньше думал, что он молодой священник или кто-то в этом роде – с вьющимися русыми волосами в хвосте, рыжей бородой и вечной улыбкой. Теперь, в кожаной рубахе поверх льняной, в бежевых шароварах и со шлемом в руках, он на священника совсем не походил. Разве что какого-нибудь… боевого…
– Вы, типа, славян изображаете? – поинтересовался Лесь у одного из ребят, хитроумно завязывающего кожаный пояс с ножнами.
– Не, мы викинги! – гордо отозвался тот.
– Варяги они, – хмыкнула Лена, сидящая на щите. – Вон, и Рюрик с нами, – она кивнула на «предводителя».
– А ты тоже варяг? – недоверчиво спросил Лесь.
– Обижаешь! Я сестра конунга – предводителя, то есть!.. Просто иногда хочется порубить кого-нибудь в капусту, – Лена помолчала немного и, погрустнев, добавила: – Только это всё труднее: дети быстро учатся, заразы. А я почти вообще не училась… А ещё щит в руках не люблю, а тупой стальной меч – тяжёлый. А бродакс вечно кто-то взять забывает… Чего бы они без меня делали? – она взяла в руки лежащий на земле большой топор на длинном-длинном древке – наверное, он-то и назывался «бродаксом». Правда, топор этот был резиновым, но смотрелся всё равно достаточно грозно. – Дети, одним словом…