«Дети» в её речи обозначали кого угодно – из пятерых ребят-«варягов» трое были сильно выше её, да и выглядели частью постарше.

– А с вами можно? – спросил Лесь с любопытством. Рубиться на мечах – это круто!

Названный Рюриком обернулся, надевая шлем:

– А что, хочешь? Тогда позже чуть-чуть. Мы уже размялись, сейчас порубимся малость…

Но «чуть позже» так и не случилось. Минут двадцать «варяги» оживлённо сражались друг с другом, не щадя себя даже больше, чем партнёра, а потом то у одного, то у другого принялся звонить телефон…

Родители разыскивали своих «чад», чтобы узнать их планы: не пора ли домой?

Ещё и до этого от общей толпы отделялись ребята по двое, по трое и, помахав руками остающимся, уходили в сторону метро, но сейчас, по всему судя, уход намеревался стать массовым.

Лесь почувствовал, что снова стал лишним, и в дальнейшей кутерьме сборов не участвовал. Ему никто не звонил. И не позвонит. И сам Лесь тоже ни за что не позвонит ни маме – ей не надо знать, что происходит, ни папе – слова ведь не нарушишь. Он обещал маме, что папе не позвонит, что бы ни случилось…

От этих мыслей блаженное забытье развеялось: он – не из этой разномастной компании, он вообще не из чьей компании. А значит, попросту никто – по законам улицы.

– А в храм кто-то собирается? – спросил вдруг священник, отец Матфей (именно через букву «ф», Лесь специально прислушивался к тому, как ребята произносят его имя).

Ответом было неуверенное молчание. Не собирался никто – все планировали разбрестись по домам, по гостям.

– Нам надо снарягу в храм закинуть, – вдруг подал голос Рюрик, так и не переодевшийся из «варяжского». Лена подошла к нему и, встав на цыпочки, положила подбородок на плечо:

– А я с тобой, мне лень домой одной топать.

– Виталий! – ткнул мечом в стоящего неподалёку «варяга» Рюрик. – Ты со мной. Я один не утащу пять щитов, мечи с топорами и шлемаки.

– Почему я? Я обещал маме, что сегодня вернусь и сочинение напишу!

– Раньше надо было писать. Прояви сознательность, иначе я всё здесь свалю в кучу, заберу своё – и в следующее воскресенье рубись на чём хочешь. Можешь у соседей резиновые дубинки взять.

Виталик, видимо, брать дубинки у соседей не захотел – неохотно пообещал: «Только до храма, и я домой!» – и поднял с земли щит.

В итоге, в довесок к щитам, шлемам и оружию, «варяги» в составе Рюрика, Виталика, высокого и задумчивого Филиппа и ещё одного мальчика, Кости, получили два мяча, скакалки и гитару в чехле. Весь этот «довесок» они вручили идущей с ними налегке Лене, чем заслужили ещё одну проникновенную речь на тему «Что бы вы без меня, дети мои, делали? Мужики вы, одним словом – никуда без хрупкой девушки!»

Когда все стали разбредаться, и навьюченные «варяги» отправились пугать туристов Рюриком, который так и не переоделся, и алыми щитами – Лесь понял, что скоро останется один… и решился:

– А храм ваш где? – выпалил он, подхватив свой рюкзак и бегом нагнав Лену.

– Красную площадь знаешь?

– Ага.

– Спасскую башню знаешь?

– Ну да…

– Поворачиваешься к ней спиной и чуть-чуть налево – и топаешь от Красной площади прочь. Проходишь по Ильинке большой красивый ГУМ и небольшой, но тоже вполне приличный с виду въезд на подземную стоянку, видишь дальше по левую руку от себя здание, явно требующее ремонта, фасад в трещинах и вообще – это и будет наш храм! – описала Лена с немалой гордостью в голосе. – Раньше он был строительной сеткой завешен, а сейчас все трещины отлично видны…

Лесь некоторое время переваривал услышанное. И это – храм в центре города?!

– А с вами можно?

Лена оглядела Леся и вместо ответа сунула ему в руки «ашановскую» бежевую сумку с мячами.

Глава 2. Соседи ОМОНа

В школьном ранце пистолет,

Сколько же ребёнку лет?!

Храм оказался точно таким, как описывала Лена, только подошли «варяги» с Лесем к нему с противоположной стороны. Вызывая недоумённые взгляды японских туристов, вся весёлая толпа свернула от дверей храма «напра-налево», во двор, и, ничуть не смущаясь, потопала прямо на шлагбаум. Лесь огляделся по сторонам и вдруг затормозил:

– А… А нам обязательно сюда? – спросил он, соображая, что концентрация бело-синих полицейских машин во дворе зашкаливает, а в глубине так и вовсе у микроавтобуса переминаются с ноги на ногу и о чём-то разговаривают бойцы ОМОНа.

– А чего? Ты их, – Лена кивнула в сторону омоновцев, – боишься, что ли? Да они на нас вообще не смотрят!.. Ну, только когда мальчишки рубятся, они на это дело глядят – выступление, ёлы-палы, цирк уехал, клоуны остались…

Лесь сглотнул и напомнил себе, что он ничем не отличается от остальных ребят, вон, несёт мячи в сумке… Мало ли таких мальчишек проходит мимо полицейских каждый день?

Но ледяная змейка страха, свернувшаяся над желудком, не слушала этих убеждений. Она-то знала, что Леся полицейские ни разу раньше не видели… И одежда грязная, и давно Лесь не причёсывался… Может, они уже всех ребят из храма наизусть знают и сразу новичка заметят? А вдруг спросят что?..

Лена, видя, что Лесь готов мяться до бесконечности непонятно почему, пришла ему на помощь в своей манере: бесцеремонно схватила за руку и потащила за собой.

Омоновцы проводили ребят со щитами заинтересованными взглядами – скучно же стоять без дела, – но не спросили ничего: а какое им дело до происходящего в храме по соседству?

Завернув в арку, ребята столпились у чёрной металлической двери, а Рюрик поднялся на ступеньку и нажал на кнопку звонка. Звонок выстрелил резкой, громкой трелью – и воцарилась тишина.

Лесь прислонился спиной к стене и перевёл дух. Да, разумеется, Лена права: кому он, Лесь, нужен? Кто его будет разыскивать в центре Москвы?.. Но побороть страх было сложно.

… Тут щёлкнул замок, дверь кто-то открыл, и ребята всей толпой ввалились внутрь, чуть не сметя пожилого мужчину с седыми волосами в хвосте. Смешавшись, нестройно поздоровались и поднялись по лестнице. Лесь немного задержался, рассматривая развешенные вокруг стенгазеты об истории храма, потом спохватился и через ступеньку бросился догонять остальных. Нагнал он Рюрика на втором этаже у каких-то шкафов.

– Мячи – сюда, – кивнул Рюрик на крайний шкаф. Лесь приоткрыл дверцу и отскочил, когда на него вывалился пакет с красками. – А мы – на чердаке.

– А это куда? – удивлённо спросил Лесь, глядя на пакет, но не получил ответа. Обернулся и обнаружил, что Рюрик уже благополучно исчез. Пожав плечами, мальчик взял пакет и, пробормотав «Ну просто отлично… Будем считать, что так и было», – сунул его обратно на полку, а поверх впихнул сумку с мячами, утрамбовал всё и быстро закрыл дверцу, пока сумка не выпала. Отступил на шаг, подождал… Ничего не произошло. Лесь ещё раз пожал плечами, повернулся и пошёл обратно к лестнице, вслушиваясь в доносящиеся из-за закрытой двери, что находилась рядом со шкафами, голоса. Там, судя по негромкому пению, шла какая-то служба. Лесь в православии разбирался мало и почти не интересовался – помимо маминых рассказов. Конечно, носил крестик на шнурке, на шее – но дальше «Отче наш», которую мама читала перед едой, его богословские знания не распространялись.

Поднявшись ещё на этаж, Лесь помедлил. Дальше-то куда? По деревянной лестнице мимо склада каких-то рулонов? Это, вроде, ещё не чердак, так что, наверное, туда…

Тут сверху раздались звуки гитары, и сомнения отпали сами собой. Лесь торопливо поднялся на четвёртый этаж и оказался в просторном светлом зале. Пыльный деревянный пол, обитые фанерой низенькие стены, переходящие в косой, высокий потолок, большие мансардные окна…

В углу громоздились заваленные барахлом столы, у дальней стены – фортепьяно, на полу – несколько матов, на которых и устроились «варяги». Рюрик играл на гитаре, Лена лежала между ним и Филиппом, Виталик и Костя сидели сбоку.

– О, Лесь! – заметила его Лена. – Давай, двигай сюда! Яблоко бу?