- Стоп, Дар, соберись с мыслями. Заканчивай панику. Надо что-то делать, – строго приказал я себе. Но получалось плохо. Зато хорошо получалось впадать в истерику. Умные мысли разбегались от страха и возвращаться не собирались.

- Сейчас приедет Макс, и мы что-нибудь придумаем! Но в больницу я не поеду, лучше дома сдохнуть.

Эта мысль, как ни странно, меня успокоила. Нужно было чем-то отвлечься, подумать о другом, чтоб не свихнуться от страха.

Я вспомнил последний звонок друга - именно он меня и разбудил. Максим был какой-то странный и взволнованный, просил сидеть дома и никуда не выходить до его появления. Я послушно согласился - злить Макса себе дороже. Препираться бесполезно - приедет еще по шее надает. Максим - он такой! При мыслях о друге я немного пришел в себя. Макс - красавчик, любимец всех девушек, женщин и даже бабушек на лавочках. Высокий, с широкими плечами, невероятно обаятельный, он неизменно вызывал восхищение женской аудитории и дружескую поддержку мужской. Душа компании, Максим с легкостью находил со всеми общий язык, в отличие от замкнутого меня. Он всегда и во всем был первый, за что бы ни брался. Учеба, спорт, развлечения, у него на все хватало сил и энергии. Мы были настолько разными, что наша дружба вызывала у всех недоумение. Рядом с ним я казался себе мелкой инфантильной букашкой. Однако, Макс с маниакальным упорством опекал и заботился обо мне. Когда умерли мои родители, именно он был рядом, став самым близким другом. Кстати, «о птичках», человек сейчас приедет прямо с работы, видимо голодный, а у меня в холодильнике шаром покати! Пустота и красота. Я решил философски подойти к своему состоянию, рассудив, что если суждено склеить ласты в рассвете лет, то друг тут ни при чем. И голодать его растущему организму я позволить не могу. У самого меня мысль о еде вызывала сейчас тошноту. С вновь открывшимися обстоятельствами моей скорой кончины от неизвестной заразы на груди вполне можно наплевать на просьбы друга остаться дома. Я решил пройтись развеяться в магазин. Он меня не убьет, пожалеет немощного и убогого, я прогуляюсь, накуплю всякой вредной, но вкусной еды, нажрусь и помру молодой.

Сочинив такой дерзкий (Макса я все-таки побаивался, даже собираясь умирать) и нехитрый план, я оделся, плюнул на дождь (чего уж теперь, от простуды я явно не помру, с такой-то фиговиной на груди), выскочил за дверь.

На улице было неуютно, если не сказать мерзко. Противный дождь лил уже второй день и не собирался заканчиваться. Лужи были, как огромные озера, особенно в раскопках канализации, рьяно разрытой коммунальщиками, но так и не закопанной. Кучи сырой земли размывались дождем, расплываясь потоками грязи. Фу-у, гадость, кроссовки сейчас утопнут в вязкой жиже. Магазин маячил на горизонте яркими вспышками новогодней гирлянды. Очень трогательно, особенно если на дворе июль. Да-а. Любит наш народ Новый год, круглогодично. Сунув руки в карманы спортивных штанов, я быстренько двинулся по направлению к входу в магазин с «оригинальным» названием «Продукты».

На тротуаре, прячась под деревом, стоял незнакомый высокий мужчина и пристально на меня смотрел. Нехорошо так смотрел, аж мороз по коже от его тяжелого взгляда.

«Странный какой-то он. Хотя, может, обознался, перепутал меня с кем-то. Мало ли что в жизни случается», - я пожал плечами и побежал дальше, спиной ощущая недобрый взгляд.

Торговый зал мегамаркета «Продукты», в простонародье зовущийся ларьком, встретил теплом и звуками телевизора, который смотрела продавщица. Я решил нагло оторвать тетеньку от интереснейшего сериала, за просмотром которого заставал оную барышню уже несколько лет подряд. Завладев, наконец, вниманием продавца, я набрал полный пакет еды и расплатился за покупки.

На дождь выходить совершенно не хотелось, но пришлось. Мужчина под деревом все так же стоял, спрятав руки за спину. Проходя мимо, я тоже стал его рассматривать. А что? Ему можно на меня пялиться, а мне нельзя? Довольно высокий, широкоплечий и подтянутый, в дорогой элегантной одежде, он производил впечатление иностранного военного или аристократа, каким-то чудом затесавшимся на нашу грязную, убогую улицу. Такой типаж наверняка нравится девушкам. Короткие кучерявые волосы намокли от влажности и облепили породистое лицо. Правильные черты лица, прямой нос, узкие губы и большие глаза. Только цвет не разобрать. То ли тень так падала, то ли еще почему, но глаза казались провалами в темноту. И его цепкий внимательный взгляд все больше мне не нравился. Что-то было в нем такое - неправильное, чуждое. Мужчина стоял неподвижно, спрятав руки за спину, и смотрел прямо мне в глаза.

«Псих какой-то»,- весело подумал я, - «что творится на белом свете! Вот, уже мужики на улицах засматриваются. Что уж снам удивляться. Вот помру я, даже не попробовав «сурового мужского счастья». Да-а-а! Извращенец извращенца видит издалека…», - мысленно я фыркнул со смеха: – «Щас еще знакомиться подойдет!»

И тут незнакомец, будто прочитав мои мысли, двинулся ко мне навстречу.

«Опа!» – ошалело подумал я, – «И правда идет. Ну, нет, дружок, шутки шутками, а пойду-ка я быстрее в сторонку отседова».

Мужчина, заметив, что я шарахнулся от него в сторону, увеличил шаг и быстро догнал меня. Цепкие руки с длинными пальцами бесцеремонно схватились за мою рубашку. Пришлось остановиться, и грубые слова уже были готовы сорваться с языка, когда я встретился взглядом с незнакомцем. Блин! Вблизи его зрачки были абсолютно черными, они не отражали свет. Чернота, похожая на бархат, уже не отпускала меня. По ту сторону на меня смотрело нечто. Существо, старое как мир, с телом человека. Я неожиданно провалился в чужое сознание и обалдел. Голод, жгучий голод, неутолимая жажда ощущались на поверхности чужого разума. Я погружался все глубже, пока не уловил отголоски других эмоций, спрятанных в сумерках души. Тысячи пройденных дорог и миров, одиночество, бесконечное и абсолютное. Древний очень долго был один, извечный скиталец среди живых. Идеальный хищник, носящий тысячи масок, чтобы слиться с жертвами. Тысячи прожитых лет и десятки тысяч забранных жизней не могли насытить и утолить жажду, не могли избавить от глухой тоски и одиночества жестокого убийцу. Где-то, на самом дне, тщательно скрывалось прошлое, сделавшее его таким. На мгновение я испытал даже жалось и сочувствие к Древнему. Лишь на мгновение. Пока не захотел избавиться от чужого сознания и не смог! Он привык получать то, что хотел, давно перестав запоминать лица своих жертв и полностью отдавшись только одному чувству, самому простому и древнему - голоду. Убийцу что-то привлекло именно во мне. Я ощущал его несравнимое ни с чем другим желание обладать моей жизнью. Какая-то часть его сознания пыталась понять, чем вызвана такая тяга. Но слишком стар был убийца, слишком редко он задумывался о чувствах к еде. Проще всего было отдаться голоду. Я попал как мушка в паутину. И паук уже был готов переварить меня. Из-за спины мужчины взвились тысячи отростков, подобно крыльям. Тонкие, извивающиеся щупальца были похожи на сгустки черного дыма, плотного, как густой туман. И все они потянулись ко мне. Я не смог пошевелиться, даже закричать. Мне давно уже было не до смеха. Холодный пот выступил у меня на лбу.

«Черт, хватит с меня на сегодня! Жуть какая! Только монстров мне и не хватало. Сидел бы дома, тихо ждал Максима. Так нет же, поперся в магазин! Черт, черт, черт!!! Помогите-е-е-е!!!» - мысленно кричал я, потому что вслух уже не получалось издать ни звука. Жуткие отростки впились в меня, как пиявки, расползаясь по телу. Они искали любые входы в тело. Я ослеп и оглох. Глаза, уши, нос и рот заполнили плотные сгустки щупалец. Они присасывались, заполняя едкой тьмой, и проникали все дальше, расползались внутри меня как метастазы. Голодные отростки проникли под рубашку, просочились под брюки. Они наполняли собой все поры, въедаясь, ввинчиваясь внутрь. Чудовищная боль раздирала меня. Как будто с живого сдирали кожу, медленно, наслаждаясь моей агонией, упиваясь беззвучными криками. Когда щупальца проникли в задний проход и мочеточник, я просто уже сходил с ума от невозможной острой боли. Может ли человек выдержать такое? И как долго смогу выдержать я и не умереть от болевого шока? Из меня тянули саму жизнь, моя боль и страдания были изысканными деликатесами, а энергия - самым желанным лакомством. Вместе с болью я ощущал эйфорию чудовища, не ожидавшего такого эффекта от кормления на мне. Ведь я все еще разделял с ним сознание. Он получал удовольствие, сравнимое с многократным ярчайшим оргазмом, впиваясь в меня все дальше и дальше к самому сердцу. Я же звенел натянутой струной оголенного нерва, уже мечтая поскорей умереть, лишь бы закончились эти нечеловеческие страдания.