Олейник и сам отлично знал, что анализатором называется собачий нос и что собаке положено ходить рядом с вожатым, однако и на этот раз промолчал, со вниманием слушая Туза, глядя в его широкое лицо, на котором было написано сознание важности предстоящего выхода в наряд.

Олейник слышал от сверхсрочников и старослужащих, что нарушения бывают не так уж часто. Но сейчас вкралась тревога: а вдруг как раз сегодня что-нибудь и случится?

— Между прочим, — сказал Туз, — когда в наряд идете, приказ на охрану границы надо не так просто повторять, вроде как стихи читаешь, а в самый смысл вникать. И когда по заданному участку идете или там в секрете, не мешает про себя помнить, кто ты есть и зачем на границу пришел.

Олейник и это принял, хотя видел, что Туз явно подыскивает, как бы еще поучить его. Но узкоплечий, слабоватый физически и без всякого пограничного опыта Олейник никак не мог сравниться с пограничником второго года службы Тузом.

Они вышли за ворота заставы, и сразу все ориентиры будто растворились в молоке, довериться можно было только чутью собаки.

Каменистая тропинка, по которой не раз спускался Олейник к морю, пропадала в двух — трех шагах впереди. Справа и слева тоже ничего не было видно, только под ногами блестели влажные каменные плиты, перемежающиеся с участками рыхлого отсыревшего песка.

— Теперь, товарищ Олейник, — остановившись на тропинке, сказал Туз, — объясните мне, что будете делать, если нарушитель не в тыл, а к морю пойдет?

— Ну… Должен отсекать его от моря, заходить так, чтобы между вами и мной был.

— Наблюдение вести визуально или на слух?

— На слух. Визуально не видно ничего.

— А заходить как?

— Скрытно заходить. Два выстрела — звуковой сигнал на заставу, — стараясь казаться спокойным, ответил Олейник.

Туз помолчал немного, как бы обдумывая, что бы еще спросить, но, видно, ничего толкового не придумал.

— Вы, товарищ ефрейтор, напрасно сомневаетесь, — осторожно заметил Олейник, — у меня еще на учебном пункте по боевой подготовке «отлично» было. Инструкцию мы тоже прорабатывали…

— Да ведь, товарищ дорогой! — даже откинулся Туз. — То на учебном пункте, а здесь Государственная граница! Застава! А меня, думаете, не учили? Вон старшина Артамонов первое время жизни не давал! Человеком сделал! И впредь наказывал: «Будет у вас, товарищ Туз, напарник, всю науку ему передайте, как в наряде действовать». Я и передаю… Да он сегодня контрольную тропу со своим Джеком проверяет: вдруг у нас непорядок!

— Я разве что говорю, — вздохнув, проронил Олейник.

Он уже знал, что под замечание старшины Артамонова не хотел бы попасть не только ефрейтор Туз, но и любой из младших командиров.

Олейник невольно подтянул ремень, оправил гимнастерку и еще раз огляделся. Ничего не было видно: со всех сторон их окутывал плотный туман.

Они спустились к воде и дошли до песчаной отмели, тщательно разрыхленной и выровненной. Туз придержал собаку и подождал Олейника.

Думая, что Туз заметил нечто важное, Олейник прибавил шагу. В таких местах песок и земля разрыхляются бороной, чтобы виден был каждый след, если кто-нибудь пройдет по контрольно-следовой полосе. Но сколько он ни вглядывался, никаких следов не было.

— Вот, — покашляв, сказал Туз, — можете посмотреть. Если КСП на песке, куда лучше ровнять ее тяжелой цепью, чем бороной: и полоса захвата шире и берет чище.

Олейник догадался, что этот новый способ изобрел сам Туз. Вместо того чтобы гонять по отмели лошадь с бороной, он сконструировал приспособление из двух колес от телеги: соединил колеса длинной осью и с обеих сторон прикрепил тяжелую якорную цепь, которая, волочась по песку, выравнивала его и выглаживала, захватывая полосу чуть ли не в три метра шириной.

Пробуя свое изобретение, Туз выровнял и отмель на самом вероятном пути нарушителя, и все песчаные пляжи, даже там, где над ними нависали отвесные скалы, по которым и самый опытный альпинист не рискнул бы взбираться. Что правда, то правда, изобретение Туза поправилось не только солдатам, но и начальнику заставы.

Тот же Туз придумал завалить выход из лощины плавником с обрывками колючей проволоки. Неизвестно, откуда принесло морем столбы, на которых висели целые мотки проволоки, но в хозяйстве и это сгодилось: через день после предложения Туза в лощине выросло целое проволочное заграждение.

Здесь и остановился сейчас Туз, чтобы молодой солдат Олейник видел, как надо относиться к службе.

Постояв, они пошли дальше вдоль контрольно-следовой полосы, в десяти шагах друг от друга. Олейнику было видно впереди туманное пятно там, где шел Туз, да слышно пофыркивание собаки. При всей громоздкости своей фигуры Туз, выученный старшиной Артамоновым, ходил бесшумно, и Олейник стал ему подражать.

По-прежнему на ровной поверхности влажного песка не было никаких следов, собака вела себя спокойно.

Там, где под скалистым обрывом начиналась обкатанная волной, устилавшая дальше весь берег крупная галька, Туз остановился и прислушался. Убедившись, что все вокруг тихо, жестом подозвал к себе Олейника.

— А это вот, товарищ Олейник, — сказал он, — видите, галька… После дождя или вот в такой туман следы можно видеть и на гальке: получаются радужные пятна…

Для убедительности Туз пошел по зашуршавшим голышам, крепко ставя каблуки. Действительно, следы от его сапог едва заметно отливали синими и лиловатыми радужными тонами. Об этом Олейник не знал и уже по-серьезному стал прислушиваться к нравоучениям Туза, хотя они ему изрядно надоели.

Решив, что Олейник усвоил и этот пример, Туз хотел было двинуться дальше, как вдруг заметил, что сидевший у его ног Аякс вскочил и насторожился.

В ту же минуту позади них за мутно-молочной пеленой тумана раздался сильный всплеск.

От неожиданности оба замерли, взглянув друг на друга.

Плеск повторился. Туз наклонился к собаке и отстегнул поводок.

— Фас, Аякс! — скомандовал он и бросился за собакой прямо по песку своей старательно выровненной контрольно-следовой полосы. Махнув рукой Олейнику, чтобы тот заходил с другой стороны, Туз мгновенно исчез в густом тумане.

Олейник, перехватив автомат и оттянув затвор, на секунду остановился.

Где-то впереди, нетерпеливо повизгивая, с шумом разгоняя воду, скачками продвигался Аякс. Слышно было, как, тяжело топая сапогами, бежал ему на помощь Туз. Но ни голосов, ни стука весел, ни шуршания лодки по песку — ничего этого Олейник не улавливал. Он сделал несколько шагов, как вдруг послышались негодующий визг собаки, шум борьбы в воде и снова мощные всплески, словно кто-то раз за разом бил широкой доской по воде.

Совсем рядом прогремели два выстрела. Олейник вздрогнул: «Нарушители! Сигнал на заставу!» Ноги словно вросли в землю. С сильно бьющимся сердцем он присел, всматриваясь в туман.

Впереди возникло мутное пятно с очертаниями человеческой фигуры. Олейник чуть было не полоснул по фигуре очередью, но вовремя спохватился: по инструкции нарушителя надо брать живым. Только попробуй возьми в тумане!

— Олейник, где ты, чтоб тебя чума забрала! — раздался голос Туза.

— Товарищ ефрейтор! — обрадовался Олейник.

— Куда запропал? Отрезай его от моря! Заходи, говорю!

Подстегнутый окриком своего старшого, Олейник побежал по мелководью, слыша, как, отбиваясь от Аякса, кто-то тяжело ворочается на отмели. Сквозь туман виднелось что-то темное, продолговатое, Олейнику показалось, что он различил туловище, руку и голову. Со злобным рычанием наскакивал на неизвестного Аякс.

— Фу, Аякс, фу! — раздался недоумевающий голос Туза. — Слышь, Олейник, смотри, какого мы нарушителя взяли!.. Держи его, держи! — вдруг завопил он.

Олейник бросился на помощь Тузу и только тут наконец разглядел «нарушителя».

На отмели, поднимая фонтаны брызг сильным раздвоенным хвостом, ворочался крупный дельфин. Гоняясь за кефалью, он с разгона выскочил на мель и теперь, попав в зубы Аяксу, никак не мог уйти на глубину. Спина его в нескольких местах была разорвана клыками собаки, под кожей виднелось беловатое сало, на вытянутой морде блестели маленькие, налитые кровью глазки.