Даже после первой ночи истребления в городе оставались, наверное, отдельно уцелевшие, понятия не имевшие о том, что уже произошло. И на смертоносной страже должен был кто-то оставаться, на случай, если умирающий попытается вызвать кого-нибудь из знакомых, чтобы утешиться хотя бы звуком голоса еще живого человека.

У пульта в самом деле имелся дежурный. Кэлхаун увидел освещенною комнату. Держа краскораспылитель наготове, он очень тихо двигался вперед. Мургатройд бесшумно ступал позади.

Усамой двери в комнату Кэлхаун приготовил свое необычное оружие к действию. И вошел в комнату.

На стуле перед безжизненным пультом дремал человек. Когда Кэлхаун вошел, он потянулся и зевнул. Потом повернулся. Кэлхаун выстрелил в него вихревыми кольцами распыленного лекарства. Кольца состояли из вращающихся в вихревом движении частиц декстретила, средства для наркоза выделенного из этил хлорида примерно двести лет назад и до сих пор непревзойденного по своим качествам. Первое его достоинство - малейшее количество вещества в воздухе заставляло дыхательные мышцы судорожно сокращаться, втягивая в легкие дополнительные порции воздуха. Второе - подобно древнему эти л хлориду, это был самый сильный и быстродействующий анестетик из всех известных.

Человек у пульта увидел Кэлхауна. Ноздри его уловили запах декстретила. Рот его широко открылся, он глотнул воздух.

И упал без сознания.

Кэлхаун терпеливо подождал, пока наркотик рассеется. У декстретиловых паров имелось уникальное свойство при комнатной температуре его пары быстро поднимались в воздух. Кэлхаун тут же, как только декстретил освободил ему путь, двинулся к лежавшему на полу преступнику, приготовив иньектор полисульфата. Он склонился над лежавшим в обмороке убийцей. Но коснулся того лишь иглой иньектора.

Потом, повернувшись, он покинул комнату, Мургатройд маршировал позади.

Уже в коридоре Кэлхаун сказал:

- Между нами коллегами говоря, мне этого делать не следовало, наверное, но я имею дело с опасностью для здоровья населения планеты - чумой. Иногда приходится вдобавок к стандартным мерам использовать и психологию. Я считаю, что здесь мы имеем дело с таким случаем. Во всяком случае, отсутствие на посту этого человека должны заметить раньше, чем любого другого. Чем большинства других, скажем точнее. У него есть функции, и если он перестанет их выполнять, то это заметят очень быстро.

- Чин?- с деловитым видом спросил Мургатройд.

- Нет,- сказал Кэлхаун.- Он не умрет. Он нам не подложит подобной свиньи.

Снаружи стояла ночь. Когда Кэлхаун вышел наружу - внутри комнаты с распределительным пунктом связи он ни к чему не прикасался, чтобы не вызывать подозрений - ночь наступила уже полностью. Ярко сияли звезды, но пустые улицы и проспекты города были темны. Казалось, в воздухе города повисла бесформенная угроза. Когда Кэлхаун вышел на улицу, Мургатройд, ненавидевший темноту, протянул пушистую лапку и взял Кэлхауна за руку, для уверенности.

Кэлхаун двигался молча, а шаги Мургатройда были совершенно бесшумны. Но город, в котором никогда не жили люди, вызывал ужасающее ощущение. Спящие города имеют в себе нечто призрачное, потустороннее, странное, даже, если их улицы освещены. Покинутый до невозможного пустынен, если все его жители ушли куда-то или погибли. Но город, в котором никогда еще не жили, который лежит под открытым небом, потому что жители так и не пришли, чтобы его занять - этот город вызывает самые неприятные ощущения. В нем есть что-то безумное. Он похож на труп, который мог бы жить, но так и не получил души, и теперь ждет чего-то ужасного, демонического, что войдет в него и видимость жизни - слишком ужасной, чтобы пытаться ее вообразить.

Захватчики, нет сомнений, тоже чувствовали эту неуловимую атмосферу опасности. Очень скоро появилось тому доказательство. Кэлхаун услышал какой-то пьяный шум на улице. Он осторожно последовал за источником шума. Очень скоро обнаружил это место - одиноко освещенное окно на первом этаже в доме на длинной улице, с обеих сторон окруженное тянущимися к небу фигурами небоскребов. Отвесные стены были абсолютно темны. И узкая полоска звездного неба над головой казалась бесконечно далекой. Сама улица была погружена в темноту, была пуста, и лишь отзвуки эха шума, вырывающегося из-за освещенного окна, наполнял ее мертвым подобием звука. Никаких естественных звуков вообще не было, стены зданий отрезали любые звуки, которые могла принести с собой ночная жизнь природы Мариса-3. Эта мертвая, заглушенная, бормочущая тишина была оглушительнее любого грома, грозя разорвать барабанные перепонки.

Если бы не пьяное пение. Эти люди бы были все вместе, в тесной комнатке, которую они очень ярко осветили, чтобы придать ей иллюзию жизни. Со всех сторон их окружала неподвижность и молчание, поэтому они создавали иллюзию веселости, разжигая собственную жизнерадостность многими бутылками спиртного. При достаточном количестве можно было поверить. Но звук был до жалкого крошечной светлой нитью в мрачном потоке ночного молчания города. Снаружи, где замерли, прислушиваясь, Мургатройд и Кэлхаун, звук пьяных голосов нес какую-то горькую иронию.

Кэлхаун вздохнул. Пение пьяных преступников эхом отдавалось вдоль ущелья улицы.

- Эти типы могут нам помочь,- сказал он холодно.- Но их слишком много.

Вместе с Мургатройдом они двинулись дальше. Еще раньше Кэлхаун ознакомился с местными созвездиями, и теперь знал, что движется в сторону посадочной решетки. Все шло, как и было задумано. Вихревые кольца из распылителя-пистолета отправили в бессознательное состояние наркоза одного из преступников - дежурного у пульта связи. Потом он ввел ему полисульфат. Комбинация двух лекарств была стандартной, наподобие магнезивного сульфата и эфира, применявшихся еще столетия тому назад. Полисульфат в сочетании с декстретилом делал состояние анестезии более устойчивым и легко прерываемым, хотя человек, погруженный в сон с помощью полисульфата, мог не прийти в себя несколько дней. Такой вид наркоза был безопаснее любого другого.

Но Кэлхаун сделал процесс обратным, он сначала погрузил преступника в бессознательное состояние с помощью декстретила, потом ввел дозу полисульфата, способную держать человека под наркозом три дня. И оставил его лежать. И когда остальные обнаружат своего товарища, обеспокоятся. Они никогда не заподозрят, что кома, в которую погрузился их товарищ - результат вражеской вылазки. Они решат, что он заразился чумой. Поскольку кома - последняя стадия чумы, которую они выпустили на планету. Они испугаются - ведь их товарищ будет умирать от чумы, к которой, как они полагали, они полностью иммунны. Они запаникуют, ожидая скорой смерти для самих себя. Но если появятся новые жертвы коматозного состояния, то эффект усилится многократно, вылившись в полную дезорганизацию и отчаяние захватчиков.

Позади, в темноте уличного ущелья с единственным световым квадратом окна, хлопнула дверь, кто-то вышел из комнаты наружу: потом еще, а за ними - третий. Они шли вдоль улицы, напевая что-то пьяными, неуверенными голосами, такими же тупыми и противными, как их пьяные шаги. Это детонировало тишину меж высоких стен зданий. Эффект был до жути потусторонний.

Кэлхаун спрятался в проеме ближайшей двери. Он ждал, подняв пистолет-распылитель. Когда трое пьяных оказались напротив него, руки их были соединены цепочкой, чтобы увеличить устойчивость всей компании при вертикальном передвижении. Одни из компании хрипло ревел слова совершенно нецензурного характера песни, двое время от времени присоединялись к нему. Потом третий обиженно запротестовал. Он остановился, и вся троица затеяла о чем-то путанный пьяный спор, раскачиваясь на нетвердых ногах. Пока они спорили, Кэлхаун поднял тупое рыльце пистолета и нажал на рычажок спуска. Невидимые вихревые кольца декстретиловых паров понеслись к тройке пьяных преступников. Послышался громкий коллективный вздох, потом на тротуарное покрытие, глухо стукнувшись, рухнули три бесчувственных тела. Кэлхаун поспешил сделать все остальное, что необходимо было сделать.