Еще через полчаса дикий вопль отвлек меня от изучения мини-камеры наблюдения, расположенной над дверью в каюту капитана. Кричали с кухни, и я, поставив камеру на режим записи, бросился на помощь. В коридоре я столкнулся с Голубым, и остаток пути мы проделали в этаком ритме ралли, периодически пихая друг друга в бока и заливаясь смехом каждый раз, когда противник с грохотом впечатывался в очередную переборку.

— Что? — пыхтели мы, вваливаясь на камбуз. — Где? Когда? Скажите нам, кто вор?

— …Нам, кто вор, — запыхавшись, подоспел и капитан.

— Вот воры! — и Можейка торжественно показал пальцем на Аллису и трендуна, которые, сжав друг друга в объятиях, болезненно моргали от заливавшего все пространство кухни яркого света. — Воровали еду!

— Он крал! — взмахнула трендуном дочка. — Спер все финики!

— Неправда! — верещал птиц. — Это все она! Хотела меня зажарить в финиках и смолотить! Вот и нож приготовила!

— Верно, — сказал капитан. — Нож присутствует.

— Это чтобы обороняться! — огрызнулась Аллиса. — От возможного похитителя микроскопа, полупальто, подковы и противня! А также ящурки! Не забудем о ящурке! Вот этот гад все и стащил! Верняк!

— Никакой не верняк! Я же в клетке сидел! В запертой! Как бы я стащил? Глупые люди!

Я почесал в затылке. Логика подсказывала мне, что трендун не виноват. А практика говорила, прямо-таки вопила, что он еще и прав!

— Доча, — сказал я как можно более мягко, — отпустила бы ты его, а? У тебя, кстати, финики из кармана сыплются.

— Боже мой! — Аллиса отпустила птицу. — Финики сыплются! Опять мыть надо будет! Я думала, что уже кинула их в кастрюлю… А, чччерт! Сволочи!!!

Но все уже добродушно смеялись. Громче всех, понятно, трендун. Он валялся на столе, задрав тощие лапы, и гоготал одним клювом (другая башка уже не могла смеяться и только икала, пуская пузыри).

— Ничего, попадешься ты мне еще, птичка, — угрожающе проговорила Аллиса. — И без фиников обойдусь. Тоже мне, завтрак туриста!

— Дядя профессор, — испугался двуглавый. — Вы же не допустите? Не станете потворствовать искоренению последнего из трендунов?

— Последний ты, как же, — прошипела Аллиса. — Искоренишь вас.

— Бессмертен, а? — самодовольно сказала птица.

— Не стану я потворствовать, — пообещал я. — Разве что еда закончится… Но ты не бойся, у нас ее много. Кстати, Можейка, раз уж пиццы нет, чем ты нас попотчуешь? Все равно уже никто не ляжет, — и я исподтишка пнул прикорнувшего на полу механика.

— Да вот, есть консервированные ананасы в шампанском, — пожал плечами кок. — И рулетики со сгущенкой. Будете? Чтобы долго не возиться…

— Не надо возиться! — Аллиса, потирая руки, уже усаживалась за стол и колотила ложкой по клеенке. — Еда! Дайте еды! Жрать хочу!

— Только ананасы, — осадил ее я. — Шампанское детям нельзя.

— Пес с вами! Давайте!

Можейка жестом фокусника открыл саркофаг, в котором хранил консервы — и издал полуписк, полухрюк — полностью забитое консервами отделение было уже почти пусто! Стояло лишь четыре банки с изображением ананасовой морды со съехавшими к носу глазами.

— А где-е-е-е??? — взвизгнул механик, засовывая башку в камеру. — Где залежи нанасиков?

— Опять таинственный вор! — прошипел кок. — Ну, попадись он мне! Вырву ему все!

И вдруг — в этом месте неподготовленные читатели могут издать удивленное «ах!» — в холодильнике появился человечек. Был он рыж, космат, с длинным носом и ужасно хитрыми глазами, и вообще, ужасно похожий на давешнего помоечного сторожа. Басом сказав: «ага, осталось еще!», он ухватил одну из оставшихся банок.

— Куда! Куда! — взревел кок. — А скалкой по мордасам не желаете?

Он взмахнул рукой, и тяжелая деревянная колотушка устремилась в пришельца. Но тот вовремя прижал к груди банку и с хохотом испарился. Скалка угодила в оставшиеся три банки и гулко размела их по полке. И тут же рядом со скалкой появился еще один рыжий и косматый.

— Здрасьте, — сказал он, глядя на остатки консервов. — А говорили — много. Ну ладно, тяпну по банке.

Он ухватил сразу две штуки, помахал ими и растаял в воздухе. В холодильнике таким образом остался один, очень одинокий ананас. В тот же миг по камбузу пронеслись резкие, тоскливые, полные нервного перенапряжения звуки — это Можейка катался по полу.

— Моиии ананааааасыыыыы! — голосил он, суча ногами. — Ыааа! Ыааа! Моиии ананааасииикиии!!!

Время от времени он на мгновение прекращал кататься, набирал воздуху в легкие — и все начиналось сначала.

— Прекратить истерику! — взревел капитан. — Тоже мне, жратву воруют! Тут подковы прут — я и то молчу. Надо узнать, в чем тут, собственно? Профессор? Ты профессор? Вот и узнавай.

— А вот и узнаю! — вскинулся я. — Что, думаешь, слабо? Дайте мне любой справочник про Шушеру, и я вам скажу, что за байда тут происходит.

— Поздно, — Аллиса уже вовсю слюнявила пальцы, листая справочник. — Я уже все узнала. И скоро вам будет счастье. Можете идти по местам и ложиться спать — я сегодня же все устрою.

— Рыжих воров ты утопишь в канализации? — с надеждой спросил Можейка, подымая голову с пола.

— Не совсем, однако они у меня взвоют.

— Громко?

— Достаточно для того, чтобы вам полегчало.

Можейка поверил, но с пола все же не встал. И тут же уснул. Я же покачал головой и сказал дочери:

— Ты же знаешь, что нехорошо вселять ложную надежду в товарищей, и все равно со своим ослиным упрямством делаешь это снова и снова.

— Вы закончили, товарищ папанькин? — жестко поинтересовалась дочь. — Тогда валите спатеньки. Ваш горшок уже призывно свистит.

Я проклял тот день, когда мне пришла в голову безумная мысль обзавестись потомством, обнял за плечи капитана и, жалуясь ему на судьбу, проследовал в кубрик — у меня там была заначка. Аллису было решено оставить наедине с ее коварными планами.

Наутро мы с Полозковым пробудились в кубрике с отчаянно трещавшими башками и тут же вступили в глобальную схватку за остатки былого веселья. Покусав и исцарапав друг друга, мы все же поделили живительную влагу, после чего, приняв более-менее презентабельный вид, выползли на свет неоновый. И пошли прямиком на камбуз — Аллиса наверняка все еще там, грызет локти от бессилия.

Вошли.

И онемели.

Прямо посреди обеденного стола лежала куча какого-то хлама, по которой весело ползал целый и невредимый ящур Гайдн. В половине вещей мы опознали свои, в остальной половине — не опознали, но они явно были не менее ценными, чем наши! Один слиток золота примерно с полкило чего стоил! А новехонький космолокатор! А мини-бикини-2121! А… да что там говорить, много хорошего лежало на столе! За оным же пребывала весьма довольная Аллиса.

— Как тебе это удалось? — пораженно спросил ее капитан. — Снимаю шляпу!

Он и в самом деле потащил с себя неизменную пилотку с красной звездочкой, но я уговорил его не делать этого — негоже, в самом деле, выставлять напоказ, тем более на камбузе, безобразные шрамы во весь череп (пусть даже и полученные в честном бою, а не при неудачной операции на гипофизе!).

— Дело в том, — сказала Аллиса таинственно, — что на Шушере единственное развлечение — телепортация. Они очень любят пронзать преграды, в основном для того, чтобы что-нибудь свистнуть.

— Не что-нибудь, — наставительно сказал я, — а куда-нибудь.

— Это куда?

— В кулак, например, — пояснил я.

— Свистнуть — в смысле стырить. Стыбзить.

— А-а-а. Похитить?

— Если хочешь. За это и не любит их никто. И не летает к ним в гости. Так вот, эти мохнатые негодяи узрели наш корабль еще на подлете и возжелали порезвиться вот эдаким образом.

— Высвистеть мой компот? — гневно сказал кок. — Мироеды!

— Именно. Но им-то невдомек, что ваша покорная слугиня тоже умеет пронзать пространство.

Я просто окривел. В смысле, один глаз у меня почему-то закрылся, второй же оказался выпучен до невозможности, и при этом бешено вращался вокруг своей оси. И каким-то не своим, скрипучим голосом я вскричал: