Справедливости ради следует заметить, что Пьер Огюстен пришел к этой мысли не самостоятельно: пытаясь найти решение проблемы, он интересовался результатами изысканий своих предшественников и знал, что еще в конце XVII века английский часовщик по имени Томпсон[4] додумался до спуска без отхода назад, и даже изготовил один такой механизм: он вставил его в весьма неудобные в пользовании часы, которые преподнес сыну Людовика XIV. Позже эти часы были выставлены в одной из витрин Версаля в качестве диковины, так и не нашедшей применения в быту.
Ученик Томпсона, некий Грагам, нашел наконец практическое решение того, как заставить работать спусковой механизм без отхода назад: он использовал новую деталь, названную из‑за ее формы анкером(то есть якорем); качание анкера, зацеплявшего зубчатое колесо, приводимое в движение маятником, обеспечивало при каждом возвратно‑поступательном движении искомую остановку. Этот механизм был применен в корпусных вертикальных и в стационарных настенных часах и дал хорошие результаты, но его не удалось использовать для карманных часов в плоском корпусе. Для них было найдено другое решение – цилиндровый спусковой механизм, при котором регулировка хода часов осуществлялась с помощью колесика, снабженного штифтами, последовательно цеплявшимися за ось механизма, обеспечивавшего движение, в результате чего происходила требуемая приостановка движения. Это оригинальное, но дорогостоящее решение так никогда и не было доработано до конца.
Зная эту предысторию, можно легко проследить путь, приведший Пьера Огюстена, которому в то время не было еще и двадцати лет, к открытию, сделавшему его известным. Выделив наиболее интересные моменты каждого метода, он сразу же отказался от несовершенной системы, построенной на использовании встречного колеса, и попытался найти нечто среднее между анкером, с успехом работавшим в вертикальных стенных часах, и цилиндром, хорошо зарекомендовавшим себя в карманных часах с плоским корпусом.
Если теоретически это решение казалось достаточно простым, то его практическое воплощение было не из легких: в течение двух лет молодой изобретатель испытывал все новые и новые колесики, которые сам же и придумывал.
Опыты Пьера Огюстена заинтересовали самого знаменитого часовых дел мастера того времени г‑на Лепота, часовщика двора его величества, чье имя на циферблате часов сразу же резко поднимало их цену. Лепот, в чьи обязанности входило содержать в порядке все часы королевских дворцов, был человеком могущественным и очень занятым. Когда он наведывался в Версаль, чтобы проверить состояние тамошних часов, Людовик XV иногда снисходил до разговора с ним, отчего часовщика буквально распирало от гордости, но его тщеславие вовсе не мешало ему время от времени навещать собратьев по цеху. Бывал Лепот и на улице Сен‑Дени в лавке часовщика Карона, где наблюдал за работой подмастерья Пьера Огюстена, поглощенного своими исследованиями.
После множества проб и ошибок молодому Карону удалось наконец сделать спусковой механизм на порядок лучше всех, что применялись прежде; он установил его в часы, и те пошли; возможно, их точность не была безукоризненной, но она превосходила все достигнутые ранее результаты. В этой новой системе уже не было встречного колеса, оно было заменено на анкер, который путем последовательных зацеплений останавливал движение последнего ходового колеса. Итак, принцип был найден, но практическая его реализация столкнулась с новой проблемой: все дело было в том, что зубчики крайнего колеса, чтобы не блокировать анкер, должны были быть очень тонкими, из‑за чего становились чересчур хрупкими и при первом же соприкосновении с анкером ломались. И все же, несмотря на некоторое несовершенство механизма, это был огромный шаг вперед в часовом деле, и Лепот был в таком восторге от этого открытия, что рассказал о нем своим коллегам, а двоим из них, Годфруа и Берту, даже осмелился заявить, что анкерный спуск Карона‑младшего намного превосходит спусковой механизм Грагама.
А у Пьера Огюстена, пытавшегося придумать, как избежать поломки зубьев часового колеса, появилась идея использовать колесо вообще без зубьев, но со штифтами, подобное тому, что применялось в цилиндровом спуске, рисунок которого он обнаружил в трактате по часовому делу Антуана Тиу.
В мае 1752 года новый механизм был готов, но Пьер Огюстен остался недоволен его работой и принялся усовершенствовать: он быстро понял, что неверно расположил анкер и поместил его на другое место, между шпеньками балансира. Но чтобы закрепить его в таком положении, необходимо было сделать специальный стержень, состоящий из восьми подогнанных одна к одной деталей. Эта конструкция оказалась ненадежной, стержень быстро деформировался; тогда, на основе первоначальной модели, Пьер Огюстен отлил цельный стержень, но тот начал вибрировать и задевать за край колеса со штифтами. Мастер решил испробовать другой вариант: он попытался прорезать зазоры на колесе между штифтами, но это привело к результату, обратному искомому, поскольку при первом же движении стержень оказывался заблокированным. Все пришлось начинать сначала: Пьер Огюстен придумал новый стержень и новое колесо, собрал механизм, но часы отказались ходить. Тогда он подумал, что штифты нужно ставить с двух сторон колеса, а цилиндру дать больше простора, и на этот раз не ошибся. О своем успехе он с гордостью рассказал г‑ну Лепоту, который зашел навестить его 23 июля 1753 года.
Часовщик ею величества короля Франции и поставщик всех королевских дворов Европы вставил в глаз лупу и принялся рассматривать приведенный в действие механизм, но через некоторое время с самым смиренным выражением лица заявил, что ничего не понимает. Пьер Огюстен, вне себя от счастья, что может поразить этого знаменитого человека, с таким интересом отнесшегося к его находке, нарисовал на листке бумаги все основные детали своего механизма и продемонстрировал посетителю его действие. Лепот наговорил молодому изобретателю массу комплиментов и, чтобы доказать ему свое восхищение, пообещал испробовать созданный Пьером Огюстеном механизм в часах, которые он делал для Академии живописи.
Пьер Огюстен, обрадованный тем, что его изобретение так быстро обретет известность, немедленно согласился. Теперь он знал, что исполнил желание отца: он прославился и стал не последним человеком в своей профессии. В порыве тщеславия он изготовил модель своего изобретения, с тем чтобы представить его на суд Академии наук. На макете он с гордостью выгравировал:
CARON FILIUS AETATIS XXI ANNORUM INVENIT ET FECIT.
Глава 4ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С СУДЕБНОЙ ПРОЦЕДУРОЙ
Честолюбивый еще более, чем гордый, самодовольный и уверенный в себе Пьер Огюстен Карон, которому потомки приписывали необыкновенную хитрость, на самом деле чаще вел себя наивно и оказывался одураченным недостойными его противниками. Но это закалило его характер: оказавшись в дураках из‑за избытка доверчивости, долго он в них не засиживался. Если первую партию он проигрывал из‑за своего простодушия, то остальные выигрывал, благодаря смелости и упорству. «Моя жизнь – борьба» – таков был его девиз. Правильность выбора этого девиза подтвердилась уже тогда, когда Пьер Огюстен стал изобретателем анкерного спуска.
Академия наук вскоре должна была возобновить свои заседания после летнего перерыва, и Пьер Огюстен с нетерпением ждал начала осенней сессии 1753 года, на которой он рассчитывал поразить ученых мужей своим открытием, но в сентябре в «Меркюр де Франс» появилась заметка с рассказом о том, как г‑н Лепот представил королю Людовику XV свое новое изобретение – анкерный спуск. Лепот оказался мошенником, присвоившим себе достижение Пьера Огюстена Карона.
Что мог предпринять безвестный подмастерье против могущественного и уважаемого человека, водившего знакомство со всеми принцами Европы? Силы их были явно не равны, и вступать в эту борьбу было со стороны Карона чистейшим безумием, но он ни минуты не колебался. Прочитав статью в «Меркюр де Франс», он ответил Лепоту открытым письмом, которое было напечатано все в том же «Меркюр» в декабре 1753 года. Это письмо стало первым опытом публичного выступления в свою защиту человека, который в будущем весьма преуспеет в этом деле, позволив обойти себя лишь Мирабо.