Линь Ю был прав — нужна экспедиция. Инженеры, пусть даже современные — мозговым штурмом к чему-нибудь пришли бы. Да он бы разобрался, наверное, и один. Было бы достаточно времени! Но на космолете уже кончился кислород. Кончается. Что делать, если пройдет еще несколько часов?

Ничего, сказал себе Кэс. Это непредставимо. Немыслимо. Не стоит тогда запускать двигатель. Вообще ничего не стоит делать…

Внутри все похолодело от такой перспективы.

Кэс вскочил. Прошелся по рубке. Сзади располагались два вспомогательных пульта, кресла за ними, еще два дополнительных кресла для членов экипажа и пассажиров.

Кэс внимательнее пригляделся к пультам. Ничего нового: дублирование функций основных пультов с упором на внутрикорабельное управление.

На втором пульте была небрежно лазерным пером изображена рожа с буйными кудрями — кто-то баловался? И подпись — Антуан.

Кэс подошел к основному пульту, ввел с клавиатуры слово "Антуан".

Компьютер отреагировал:

"Активировать стволовую личность?"

"Да", — от волнения Кэс едва попадал по клавишам.

"Ждите".

Он откинулся назад. Ждать было невыносимо. Кэс отпил немного воды из пластикового стакана. Вода показалась затхлой.

Четыре минуты. Экран снова замерцал — теперь уже гораздо ярче и увереннее.

"Стволовая личность активирована. Ждите контакта".

Свет еще усилился.

Внезапно в рубке раздался громкий жизнерадостный голос — Кэс едва не свалился с кресла от неожиданности.

— Антуан на проводе! Кто здесь?

— Мое имя Кэс Кэрон, — хрипло сказал он, — я капитан третьего ранга флота Коста-Нуэвы. Антуан… дайте мне отчет о состоянии двигателей корабля.

— Э, не так резво! — заявил голос, — сначала, Кэс Кэрон, приложи-ка руку к зеленому круглому сенсору… увидел? Мне надо тебя идентифицировать и запомнить.

Кэс послушался. Искин на этом корабле явно был с характером. Во времена Кэса, а может, просто на Коста-Нуэве таких уже не делали.

— Назови дату, — потребовал Искин.

— Три. Пять. Шестьсот двадцать четыре.

Антуан издал легкий удивленный свист. Очень натурально.

— Ты хочешь сказать, что я проспал восемьдесят лет?

— Ты можешь провести оценку окружающей среды? — спросил Кэс.

— Ты меня за осла принимаешь? — возмутился Искин, — мы находимся на теневой стороне Смирновы, в кратере Альты. Температура почвы…

— Ясно, достаточно. Слушай задачу. В трехстах километрах отсюда на плоскогорье Генина, — Кэс бросил взгляд на старую карту, — находится летательный аппарат, в котором погибают люди. У них очень мало кислорода. Мы должны немедленно взлететь и провести спасательную операцию. Сколько времени потребуется тебе на взлет?

Антуан помолчал несколько секунд.

— По-хорошему нужно двое суток, — сказал он. У Кэса упало сердце, — но ради спасательной операции все вспомогательные процессы можно остановить. Взлетаем немедленно. Задай координаты цели.

Кэс выпрямился.

— Координаты… — он снова посмотрел на карту, — плато Генина. Двенадцать-сорок семь. Старт двигателей.

— Положи руку на сенсор, — напомнил Искин. Кэс послушался. Внизу раздалось легкое гудение. Показалось, что корабль качнулся.

— Отчет. Состояние основных систем, — скомандовал Кэс. И сам не узнал свой голос — жесткий, металлический. Отчет побежал по стеклянному экрану, Кэс быстро проглядывал его. Да, Антуан прав, нужно два дня на профилактику. Но их нет, этих двух дней — значит, рискуем.

— Двигатели в рабочем состоянии, — доложил Антуан, — готовность к старту — одна минута. Обратный отсчет.

Огненные большие цифры замелькали в правом углу экрана. Сменились большим нулем.

— Старт! — приказал Кэс. Легкая, едва заметная перегрузка прижала его к креслу. Звездное небо в экранах на миг покачнулось.

— Высота четыре тысячи, — сообщил Антуан, — включаю задние маневровые.

Корабль плавно, стремительно заскользил к плато Генина.

Лотта, которая выползла из-под завала на открытое пространство, увидела скользящий по темному небу серебряный вытянутый диск. На жестком худом лице женщины появилась улыбка.

Даже если Кэс не успеет забрать ее — все равно они победили.

Весь самолет давно был тщательно обыскан и проинспектирован, и все собранные запасы кислорода принесены в отсек. Их было, к сожалению, немного.

К концу вторых суток невыносимая скука ожидания сменилась страхом. Спать уже никто не мог — все выспались за это время, как никогда в жизни, спящий человек потребляет кислорода меньше. Бодрствующие лежали или сидели в креслах, стараясь дышать пореже и не разговаривать.

Линь Ю несколько раз пытался связаться с Кэсом и Лоттой по радио, но связь была очень плохая, и разобрать ничего так и не удалось. Впрочем, известно, что в этих местах скальные породы создают сильные помехи радиоволнам.

Тина — и она вела себя на удивление спокойно — вдруг оторвала маску от лица. Бросила на пол бесполезный уже баллон.

Светлана встала, подошла к ней. Открутила собственный баллон и и прицепила его к системе Тины. Все, это последний.

— Лучше я… — Чин поднялась было. Светлана посмотрела на нее.

— Сколько еще у тебя? Видишь — а у меня на два часа. Ей надольше хватит.

— А ты? — спросила Чин. Светлана пожала плечами.

— Рано или поздно… Здесь еще есть воздух.

В самом деле, в атмосфере самолета еще можно было дышать. Хотя воздух был спертый, у Светланы почти сразу заболела голова.

Ю аккуратно отцепил пустой баллон и положил его на пол. Они обменялись взглядами со Светланой.

"Авантюра, — подумал Ю, — безумие. Как мне могло прийти это в голову?"

Он знал — как. Понимал, что не смог бы дальше жить на Руси, обладая таким знанием. Но сейчас на его глазах гибли доверившиеся ему люди. Женщины. Ребенок. Несчастный врач, которого они захватили силой! Молодой, интеллигентный, высокообразованный. Максим Голубь не пытался возмущаться или протестовать. Он экономил кислород — сидел в кресле и молчал, закрыв глаза.

Вот и он отстегнул ненужный уже баллон… На сколько еще хватит атмосферы внутри самолета?

Еще два часа. Воздух в баллоне остался только у девочки.

Дышать, кажется, почти уже невозможно. Чин обняла Тину, прижала к себе.

Лучше всего заснуть, подумала Светлана. Заснуть и не проснуться. Отравление углекислым газом уже вовсю дает о себе знать — нестерпимо болит голова. Можно попросить у врача таблетки — но нет смысла. Голова кружится. Светлана закрыла глаза.

Вся ее жизнь была — борьба. Но не та борьба, о которой мечтала маленькая Вета, обожающая боевики и старые фильмы об СТК. Ей хотелось быть героиней, поражающей зло. Партизанкой, борющейся против ксалийцев. Непобедимой, сильной, той, кого ждут на помощь…

А пришлось бороться — сначала за то, чтобы ее, девочку с кукольным лицом и голубыми глазами, приняли в серьезную секцию борьбы. За то, чтобы разрешали спарринги с мальчишками. Чтобы ее принимали всерьез — приходилось быть не "как мальчишки", а намного лучше их. Лучше всех.

Но и с дипломом чемпиона Московы по унибою среди мужчин, с разрядами по стрельбе, парашюту, водительскими правами ей пришлось бороться за то, чтобы ее приняли в военную Академию. В качестве исключения. И это удалось лишь благодаря связям папы…

О карьере не могло быть и речи. Светлана отвоевала четыре тяжких года на границе в качестве простого лейтенанта, командира сначала пехотного, а затем разведывательного взвода. Заслужила новое звание и боевые награды. Но когда вернулась в Москову — война на границе с Сибирией уже утихла — пришлось снова бороться. Из-за фатально неправильного устройства половых органов ей нельзя было ни преподавать в военной академии, ни занимать должность в штабе.

Светлана нашла место в частном бизнесе, в корпорации "Аэрокосмика", в высшем руководстве охраны. Нельзя сказать, что именно о такой работе она мечтала всю жизнь. В сущности, она жила тем, что было после работы — тренировала ребят в секции унибоя, тренировалась сама, коллекционировала гильзы от разных видов оружия, смотрела бесконечные диски с боевиками…