«чаша» означает нечто большее, нежели «посуда для питья». «Чаша» подразумевает

Божий гнев, суд и наказание. Когда Бог сжалился над отпавшим от веры Иерусалимом, Он сказал: «...вот, Я беру из руки твоей чашу опьянения, дрожжи из чаши ярости

Моей...» (Ис. 51:22). Через пророка Иеремию Бог провозгласил, что все народы будут

пить из чаши гнева Его: «.. .возьми из руки Моей чашу сию с вином ярости и напои из нее

все народы, к которым Я посылаю тебя» (Иер. 25:15). По словам Иоанна, тот, кто

отрекся от Бога, «будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в

чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем»

(Откр. 14:10).

Чаша подразумевала наихудшее для Иисуса развитие событий: необходимость

принять на Себя Божий гнев. Он никогда не ощущал ярости Божьей, не заслуживал ее.

Он никогда не испытывал такого отчуждения от Отца — Они были от вечности

единосущны. Он никогда не знал физической смерти — Он был бессмертным

Существом. Но уже через несколько часов Иисус со всем этим столкнется. Бог обрушит

ярость Своей ненависти к греху на несущего грех Сына. И Иисус в ужасе. В смертельном

ужасе. И то, как Он обошелся с этим страхом, показывает нам, как поступать с нашими

страхами.

Он молился. Он сказал Своим последователям: «...посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там» (Мф. 26:36). Единственной молитвы было бы недостаточно. «Еще, 10 В переводе The Message. — Примеч. пер.

40

отойдя в другой раз, молился... <...> ...И помолился в третий раз, сказав то же слово»

(Мф. 26:42, 44). Он даже просил друзей поддержать Его в молитве. «Бодрствуйте и

молитесь...» — призвал Он их (Мф. 26:41).

Иисус противопоставил главному Своему страху искреннюю молитву.

Давайте не будем усложнять этот вопрос. Ведь нам такое свойственно, не правда

ли? Мы предписываем себе слова для молитвы, места для молитвы, одежду для

молитвы, позу для молитвы; ее длительность, интонации и ритм. Но обращение Иисуса

к Богу в саду Гефсиманском ничем таким не обременялось. Оно было кратким

(двадцать шесть слов в английском переводе), прямым («пронеси чашу сию мимо

Меня»), полным доверия («но не чего Я хочу, а чего Ты»). Мало прилизанности и много

подлинности. Не набожный краснобай в святилище, скорее, испуганный ребенок в

отцовских объятиях.

Именно так. Молитва Иисуса в саду Гефсиманском — это молитва ребенка. «Авва!»

— молится Он, обращаясь к Богу вполне по-семейному, словно сынишка, залезающий к

отцу на колени.

Мой отец разрешал мне забираться к нему на колени... когда он вел машину!

Сегодня бы его за это арестовали. Но полвека назад это не вызывало нареканий.

Особенно на плоских, как сковородка, нефтеносных полях западного Техаса, где

кроликов было больше, чем людей. Кому мешало, если отец сажал маленького Макса к

себе на колени, пока вел грузовик компании (да простит нас могущественный

«Экскон»!) от вышки к вышке?

Я это обожал. Могло ли иметь какое-то значение, что высунуться хоть чуточку

выше приборного щитка мне не хватало росту? Что ноги у меня на пару футов не

дотягивались до педалей тормоза и газа? Что я не отличил бы радиоприемник от

карбюратора? Конечно, нет. Я помогал папе вести его грузовик.

Бывали даже случаи, когда он доверял мне выбор маршрута. На перекрестках он

спрашивал:

— Макс, нам налево или направо?

Я вытягивал шею, пытаясь через рулевое колесо разглядеть, что там впереди, и

принять решение.

И с азартом поворачивал, крутя баранку, словно гонщик на «Гран-при Монте-

Карло». Не боялся ли я въехать в канаву? Опрокинуться при слишком крутом

развороте? Попасть колесом в рытвину? Конечно, нет! Руки отца лежали поверх моих, он пристальней меня глядел вперед. Естественно, я был бесстрашен! Каждый может

вести грузовик, сидя у отца на коленях.

И каждый может молиться, заняв такую позицию.

Молиться — значит безмятежно сидеть на коленях у Бога, положив руки на Его

рулевое колесо. Он контролирует скорость, крутые повороты, обеспечивает

безопасность езды. А мы высказываем свои просьбы. Мы просим Бога: «Пронеси мимо

чашу сию». Эту чашу болезней, предательства, разорения, безработицы, конфликтов и

старости. Молитва эта так проста. И эта простая молитва помогла Иисусу совладать с

самым глубоким страхом.

Ведите себя так же. Сражайтесь со своими драконами в Гефсиманском саду. Эти

упрямые, безобразные чудища в вашем сердце — поговорите о них с Богом.

41

«Господи, я не хотел бы расстаться с моей супругой. Помоги мне меньше бояться и

больше доверять Тебе».

«Мне завтра нужно лететь, Господи, а я не могу уснуть из-за страха, что какой-

нибудь террорист проберется на борт и взорвет самолет. Не мог бы Ты избавить

меня от этого страха?»

«Из банка только что звонили, они собираются забрать наш дом. Что будет с

моей семьей? Не научишь ли меня полагаться на Тебя?»

«Я в ужасе, Господи. Звонил мой врач, и хороших новостей у него нет. Ты знаешь, что меня ждет. Препоручаю мой страх Тебе».

Говорите о своих страхах конкретно. Уточните, что это за «чаша сия», и расскажите

о ней Богу. Выражая свои опасения словами, вы их развенчиваете. Они глупо выглядят, когда полностью обнажены.

Ян Мартель иллюстрирует это в своем романе «Жизнь Пая». Главный герой Пай

оказывается на дрейфующей в океане двадцатифутовой спасательной шлюпке со

здоровенным (свыше двух центнеров) бенгальским тигром в качестве компаньона. Пай

попал в эту беду после того, как его отец, владелец зоопарка, разорился и посадил

семью на японское судно, направляющееся в Канаду. Судно затонуло, и Пай с тигром

(по кличке Ричард Паркер) остались одни посреди океана. Сидя в спасательной шлюпке, Пай начинает анализировать свой страх — как перед морской стихией, так и перед

тигром.

Должен вам кое-что сказать о страхе. Это единственный настоящий противник жизни.

Только страх может победить жизнь. И он, как я убедился, — враг хитроумный и коварный. В нем

нет ни капли добропорядочности, ни грамма уважения к каким-либо законам и договорам. Он не

знает жалости. Он ищет твое самое слабое место и безошибочно его находит. Он всегда

начинается у тебя в голове. Только что с тобой были твое спокойствие, твое самообладание, твоя безмятежность. И вдруг страх, рядящийся в одежды вежливых сомнений, пробирается, как

шпион, в твой разум. Сомнения сталкиваются с неверием в их предположения, и неверие

пытается вытолкать их вон. Но неверие — лишь слабовооруженный пехотинец. Сомнения

справляются с ним без особого труда. Начинаешь тревожиться. На выручку тебе приходит

рассудок. Это тебя подбадривает. Рассудок до зубов вооружен самыми современными

техническими средствами. И все же, к величайшему твоему изумлению, несмотря на

подавляющее превосходство в стратегии и множество бесспорных побед, рассудок оказывается

повержен. Чувствуешь себя слабеньким, дрожащим существом. Твоя тревога превращается в

панический ужас...

Очень быстро принимаешь опрометчивое решение. Отрекаешься от двух своих последних

союзников — от надежды и веры. И вот, ты сам себе нанес сокрушительный удар. Страх, который

есть лишь впечатление, восторжествовал над тобою5.

Пай осознает, что страх невозможно урезонить рассудком. Логика не сбросит

страх с десантного плацдарма и не обратит в бегство. Что же поможет? Как можно

избежать поражения на этом ринге, не выбрасывая в беспомощности полотенце? Пай

дает такой совет:

Нужно упорно бороться, чтобы его сформулировать. Нужно упорно бороться, чтобы