Андрей улыбнулся, заложив руки за голову и вполуха слушая певшего где-то за дверью сверчка. Добраться до Калельи нетрудно, как и расспросить… вот только язык! Вряд ли крестьяне или рыбаки знали английский так, как, скажем, Жоакин Перепелка… Так вот его с собою и взять, заплатить даже — вдвоем-то веселей, да и те места парень хорошо знает. Вот проспится парнишка к обеду… впрочем, можно и пораньше разбудить, за окном, кстати, уже брезжил рассвет.
Чу! Громов приподнялся на локте, услыхав какие-то странные звуки, доносящиеся со двора, со стороны кузницы. Словно кого-то пытали или… или надрывно кашлял чахоточный больной, выплевывая остатки легких. А скорее…
Андрей вдруг улыбнулся и подошел в двери. Распахнул…
Так и есть! У стоявшей рядом с кузницей объемистой кадки с водою притулилась чья-то согбенная фигура, наверняка — кто-то из вчерашних гостей-пьяниц. Ох, как бедолагу ломало, рвало! Да уж, выпили-то немало, у самого-то Громова немножко побаливала голова. Так, чуть-чуть — вино-то хорошее, качественное, не та гнусная бодяга, какой в российских магазинах торгуют.
— О, святая дева Монтсерратская! — подняв руки к небу, со стоном воззвал несчастный. — О, черная девственница, помоги, не дай погибнуть! Клянусь, больше никогда…
В принципе, Андрей понял почти все из произнесенного, и — наконец, распознав бедолагу — подошел к бочке, участливо похлопав блюющего по плечу.
— Что, Жоакин, плохо?
— Ох, сеньор Андреас, плохо!
Юноша повернул голову, бледное лицо его казалось осунувшимся и больным, руки дрожали, в темных глазах стояли боль и тоска:
— Никогда больше не буду этак…
— Все так говорят, — усмехнулся Громов. — Однако при первом же удобном случае все начинают сначала, и, более того — сами этот случай ищут. Ты водички-то попил?
— Да-а… И голову прополоскал… Ничего не помогает!
— Надо рассол… оливковый хотя бы. Эта вода — она тут не для питья?
— Нет, — застонав, парнишка покачал головой. — Для кузницы.
— Тогда раздевайся — и полезай в бочку!
Жоакин в ужасе захлопал ресницами:
— Что вы такое говорите, сеньор Андреас? Водица-то здесь холодная!
— Вот и хорошо, что холодная! — посмеиваясь, Громов взял парня за шиворот и сильно тряхнул. — А ну! Кому сказано — полезай!
— Ой, господин… Я же умру, заболею!
— Как раз вылечишься… От похмелья еще никто не умирал.
Не тратя больше времени на бесполезные споры, молодой человек схватил подростка в охапку и с хохотом бросил в бочку, а затем еще и пару раз окунул с головой, не обращая внимания на вопли.
— Что тут такое, господи? — распахнув ставни, высунулся из окна заспанный хозяин в смешном ночном колпаке с кисточкой.
Громов помахал ему рукой:
— Доброе утро, почтеннейший сеньор Жауме. Наш юный друг Жоакин решил искупаться в твоей бочке. Ничего?
— Да ничего, пусть купается. Завтра все равно новую воду привезут, а эту выльем. Да! Ежели захотите позавтракать — сейчас Льота пожарит яиц. И вино еще не кончилось, х-ха!
Смачно зевнув, кузнец захлопнул ставни.
— Ну что, накупался? — молодой человек посмотрел на дрожащего парня. — Тогда вылезай. Сейчас завтракать будем — вон, в летней кухне уже Льота хлопочет. Доброе утро, Льота!
— И вам да поможет Святая Дева, сеньор!
Громов и сам не заметил, как поздоровался с кухаркой — румяной и добродушной женщиной, вокруг которой уже бегали младшие детишки Жауме — как видно, выпрашивали что-нибудь вкусненькое.
— Ну вылезай уже!
— У-у-у-у! — дрожа всем телом, Жоакин выбрался из бочки — струйки воды стекали с его лохмотьев грязными журчащими ручьями.
— Я водяной, я водяной! — по-русски пропел Громов и толкнул парня в плечо. — А теперь — зарядка! Ноги на ширину плеч — оп.
— Госпо-о-один…
— Ставь, говорю, иначе снова в бочку брошу! Наклоны… раз-два. Раз-два, раз… Теперь — попрыгали, оп-оп-оп… Побежали! Да ноги-то по земле не волочи, поднимай коленки повыше!
Через полчаса интенсивной терапии пришедший в себя Жоакин чинно сидел рядом с Андреем за небольшим столиком у летней кухни, и в обе щеки уплетал яичницу, жаренную на оливковом масле.
— Кушай, кушай, — расслабленно потягивая вино, ухмылялся Громов. — Ишь, как тебя на аппетит-то пробило.
От иезуитски предложенного сотрапезником «стаканчика доброго винца» подросток, страдальчески скривившись, отказался, но в себя, после водных процедур, зарядки и плотного завтрака, более-менее пришел и стал вполне подходящим для беседы, чем не замедлил воспользоваться хитрый «дворянин руссо».
Правда, все предложения Андрея Жоакин с ходу отверг.
— Как? Уехать? И не приступить к службе? Вы ж, господин Андреас, нынче — королевский лейтенант, сами вчера патентом хвастали.
— Ну уж и хвастал… — молодой человек уязвленно покривился. — Просто показал.
— И сразу же решили стать дезертиром! — укоризненно покачал головой Жоакин. — Нет, нет, не спорьте — ваше отсутствие именно так и будет выглядеть. Можете не сомневаться, схватят вас быстро, и столь же быстро повесят, не затрудняясь особым расследованием…
— Уж в этом не сомневаюсь, — буркнул Громов. — Схватить да сразу повесить — вообще в добрых местных традициях.
— Тем более, — продолжал юноша, хитро прищурив глаза. — Никто вам ничего не скажет! Ни в Калелье, ни в других деревнях. Вы, сеньор Андреас, для них — опасный и подозрительный чужак! Тем более вести о вашем дезертирстве со службы распространятся быстро, и где вас будут искать? Именно там, откуда и привезли.
Молодой человек задумался — мальчишка-то, по сути, был прав, как ни крути. Но что же оставалось делать? Просто сидеть здесь сложа руки… даже не сидеть — служить, отрабатывать лейтенантский чин и жалованье!
Помолчав, Жоакин склонил голову набок и улыбнулся:
— Вам, достопочтенный сеньор лейтенант, никак нельзя без верного слуги. Это вообще как-то странно, чтоб благородный человек, да при такой должности — и вдруг сам по себе, без прислуги.
— Это ты ко мне, что ли, в слуги набиваешься? — с усмешкой перебил Андрей.
Парнишка тотчас же кивнул:
— Угу. Именно так и есть.
— Что ж…
Молодой человек задумался — в принципе, иметь при себе знающего все местные закорючки человека было бы явно неплохо, тем более — переводчика.
— Я буду вам верным слугой всего за один дублон в неделю, сеньор!
— За дублон, о как! А серебро тебе не подойдет?
— Пиастры? — оживился парень. — Еще даже и лучше — не надо возиться с разменом.
— Не слушайте этого малолетнего пройдоху, сеньор, — неожиданно влезла в разговор убиравшая со стола посуду кухарка. — За дублон можно нанять целых двух слуг, да еще и конюха! Дублон в неделю — надо же, раскатал губу! Да он еще и украдет столько же!
— Я что же, по-твоему, похож на вора, Льота?
— Конечно, похож! Оборванец оборванцем.
— Да тьфу на тебя!
Уловив общий смысл беседы, молодой человек грозно взглянул на Перепелку:
— Ты что же, меня ограбить хочешь?
— Сеньор! — молитвенно сложив руки, Жоакин посмотрел на своего будущего господина честнейшими и преданнейшими глазами. — Я ж для вас все устрою — а это не так уж и просто, поскольку вам нужно многое. Одних батистовых сорочек — дюжину, из которых полдюжины — с кружевами, а полдюжины — простых. Еще и камзол, и панталоны, и кафтан с вышивкой, не говоря уже о треуголке с плюмажем! А шпага, пистолет, перевязь? О, здесь такие ушлые оружейники — вам запросто всучат дрянной фитильный пистоль по цене колесцового!
— Ты что же, полагаешь, я совсем слепой и не разбираюсь в оружии? — возмутился Громов.
Парнишка замахал руками:
— Что вы, что вы, почтеннейший сеньор! Просто здесь такие люди, ага. Их надо знать, торговаться — а как же вы будете торговаться, не владея языком? Да и не к лицу это благородному человеку.
— Ну ладно, ладно, убедил, — Андрей раскатисто расхохотался и прихлопнул ладонью по столу. — Считай, что ты уже принят на службу. Сегодня же получишь свой дублон, точнее — гинею…