— Наведите справки, если не верите. Но на вашем месте я бы не стал искать на стороне… поскольку у вас нет выбора.

Я еще не очень ясно представлял себе, чего хотел этим добиться, но уже испытывал нечто вроде злобной радости, словно схватил его за горло. Я подошел ближе.

— Не вы ли говорили мне, — продолжал я, — что не хотите перечить отцу? Если он узнает…

Сен-Тьерри, уже направившийся было к пролому в стене, остановился как вкопанный.

— Что?!

Он шагнул ко мне.

— Повтори!

Я сильнее сжал в кармане камень с острыми гранями.

— Он может догадаться, — сказал я. — В отличие от вас я не привык лгать…

Сноп света из фонаря брызнул мне в лицо.

— Ты пьян! Пьян в стельку!

— Потуши! — заорал я.

Конечно, я был пьян. И чувствовал себя голым, беззащитным, словно пациент, распластанный на операционном столе.

— Черт побери, да выключишь ты или нет?

Левой рукой я схватил его за запястье. Фонарь упал, осветив нас снизу. Мне показалось, что он занес кулак. Моя правая рука с зажатым в ней куском кварца устремилась вперед сама по себе. Готов поклясться, что она рванулась без моего ведома, как спущенный с цепи хищник, что она инстинктивно выбрала место для удара. В плече отдалась боль. А потом не было ничего, кроме распростертой тени и света, вырывавшего из ночи замшелую плиту крыльца, сочащийся влагой ствол дуба и несколько струек дождя. Сердце мое билось с какой-то торжественной неторопливостью. Я был как в огне, несмотря на дождь, обильно орошавший мне лицо и руки. Сен-Тьерри не шевелился. Истина уже начинала брезжить в моем оцепеневшем мозгу. Я по-прежнему сжимал в руке фиолетовый камень. Положив его в карман, я подобрал фонарь.

— Сен-Тьерри, — позвал я. — Хватит, поднимайтесь!

Но я уже знал, что он никогда не поднимется. Я присел возле него. На виске у него была огромная кровавая рана — в близком свете фонаря она выглядела ужасно. Под носом широкими полосками застыли две вытекшие из ноздрей струйки крови, напоминая плохо приклеенные фальшивые усы. То была маска смерти, страшная и гротескная. Сомнений быть не могло…

Я выключил фонарь и тяжело поднялся. Я убил его. Да, я убил его! Не я сам, а нечто во мне, часть меня убила его. Вины я не чувствовал. Мозг стал работать удивительно ясно, с какой-то отрешенностью от всего окружающего. Марселина, наши тревоги, наши надежды… все это принадлежало прошлой жизни. Теперь и я был подобен мертвецу. Не пройдет и часа, как Симон кинется на поиски Сен-Тьерри. Он неизбежно придет в парк. Утром меня арестуют. Да, арестуют. Тут уж ничего не попишешь. Хотя… на меня наверняка никто не подумает. О нашей встрече Сен-Тьерри никому не сказал. Естественно будет предположить, что на него напал бродяга, проникший в парк через пролом. Чтобы навести на мысль об ограблении, мне достаточно вытащить у него из карманов все ценное; Я принялся на ощупь обшаривать его карманы, осторожно, словно опасаясь его разбудить. Там не оказалось ничего особенного: золотой портсигар, зажигалка, которую я хорошо знал — ее подарила ему Марселина, флакончик с таблетками, бумажник, платок… Небогатая добыча! Роль мародера давалась мне легко: ведь я не собирался ничего оставлять себе, все будет уничтожено. Я только пытался, сам в это не веря, обезопасить себя, выиграть время. Впрочем, к чему это, раз я не собираюсь спасаться бегством. Однако противоречия меня не смущали. Больше всего меня беспокоило то, что тело останется под дождем. Может, втащить его внутрь павильона? Если бы у меня хватило сил, я, наверное, сделал бы это. Но я был измотан. Меня начинала пробирать дрожь. Я выбрался из парка через пролом.

К счастью, машина стояла довольно далеко от ворот, так что я мог без опаски включить фары. Быстро развернувшись, я погнал в Клермон. О Клавьере я вспомнил, только выехав на площадь Жод. Если Клавьер заговорит, пиши пропало. Охватившее меня волнение было настолько сильным, что я был вынужден остановиться у кромки тротуара. Клавьер… Он знает, что я ненавижу Сен-Тьерри, что я должен ему деньги, что я любовник его жены… Когда он узнает о смерти Сен-Тьерри, он сразу догадается о моей к этому причастности. Что делать?.. Пойти и все ему рассказать?.. Он живет в двух шагах отсюда. Я взялся было за ручку дверцы. Но я и вправду безумно устал. Мне просто необходимо было лечь и уснуть… Об остальном — расследовании, Клавьере — я не хотел больше и думать. Я тронулся с места и направился к собору. Прежде всего Клавьер связан профессиональной тайной. А потом, будь у меня намерение убить Сен-Тьерри, разве пошел бы я исповедоваться к врачу? Этот довод не лишен убедительности. Нет, Клавьер, как и все прочие, не должен меня заподозрить. Я отыскал свободное место, поставил там автомобиль и пошел через площадь, по которой хлестали ветер и дождь. Я еле тащился. Ноги подкашивались от усталости. Уже войдя в прихожую, я посмотрел на часы: пять минут одиннадцатого. Мне казалось, будто эта ночь длится столетие, а она едва началась. Я направился прямиком к бутылке и сделал изрядный глоток, чтобы согреться, потом снял промокший до нитки реглан. Выкинуть столь приметный камень нельзя. И служанка, и секретарша тотчас обнаружат его пропажу. Я положил его в раковину и пустил струю горячей воды. После этого я вытащил из другого кармана вещи, взятые мной у убитого, и бросил их в ящик, которым пользовалась секретарша. Два поворота, и ключ перекочевал на кольцо моей связки. Разберусь с этим завтра. В наступившей тишине стал слышен шум льющейся воды. Она уносила кровь, топила в себе мое преступление, смывала пятно с совести. Я разделся и полез под обжигающий душ. Облачившись в пижаму и халат, я раскурил трубку. Камень отмылся. Я тщательно вытер его и вернул на прежнее место, на стол. Каждый день он будет у меня перед глазами. Каждый божий день!.. Значит, я надеюсь? А ведь надеяться я не хочу. Потому что убийство не должно оставаться безнаказанным, потому что я мерзавец, потому что так было бы слишком просто… Некто стоит у вас на дороге; один удар в висок — и проблемы как не бывало. Я уселся в кресло. Должны же быть какие-то следы, указывающие на мою причастность. Давай подумаем. Со стороны Сен-Тьерри — никаких. Он сам позаботился о том, чтобы наша встреча осталась в тайне. Что даст осмотр трупа?.. Тоже ничего. Со стороны Клавьера? Тут я спокоен. Элиана? Сен-Тьерри звонил ей, но разговор этот был лишь одним из множества других; если меня начнут расспрашивать по этому поводу, я отвечу, что Сен-Тьерри попросил меня составить смету восстановительных работ, планируемых его отцом. Невероятно! Я почти убедил себя в том, что не подвергаюсь ни малейшему риску. Более того, Марселина стала вдовой, стала свободной! Смогу ли я скрыть от нее?.. Глаза неудержимо слипались. У меня не было сил даже добрести до кровати, только мысль, взяв разбег, продолжала работать. Марселине я внушу ужас, если когда-нибудь… Вот где таилась опасность. Потому что ей тоже известно, что я ненавижу ее мужа, что я ему задолжал… Но она любит меня, она во мне уверена. Разве может закрасться ей в душу хоть малейшее подозрение?.. Она будет настолько потрясена известием о смерти мужа, что не обратит никакого внимания на мое поведение, на мою реакцию. К тому же наша встреча состоится во всеобщем переполохе, который эта ужасная смерть не замедлит произвести в замке… Не говоря уже о старике, который на этот раз уже вряд ли выдержит. Вслед за сыном — отец… Я покажусь лишь на краткие мгновения, чтобы дважды принести свои соболезнования. А Марселина достаточно консервативна для того, чтобы строго блюсти траур. Прекрасно ее зная, я был заранее уверен, что пройдет самое меньшее несколько недель, прежде чем она согласится встретиться со мной в Париже или в окрестностях Клермона. Этого времени мне вполне хватит, чтобы влезть в новую шкуру, освоиться со своей невиновностью, дать зарубцеваться порезам души. В сущности, Сен-Тьерри был отвратительным типом. Разумеется, я виноват, и крепко. Но я усматривал для себя столько смягчающих обстоятельств! И чувствовал себя настолько раскрепощенным! Это он душил меня, это из-за него я начал пить! Теперь с пьянством будет покончено. Почему бы на днях не лечь в клинику, как посоветовал Клавьер? Если у него и появятся подозрения, это послужит для него лучшим доказательством моей невиновности. И я выйду оттуда с обновленной кровью, с обновленным мозгом, навстречу новой жизни. Я женюсь на Марселине. Продам свое дело и устроюсь на новом месте — может быть, в Париже. Я осуществлю самые честолюбивые замыслы юности. Марселина не откажется стать моей помощницей. Благодаря состоянию Сен-Тьерри я сумею…