Генерал Гришин знакомится с документами, которые принес полковник Зверев.

— Когда выпуск школы прапорщиков? — спросил он не отрываясь от бумаг.

— Через неделю, — ответил Зверев, — потом поработаем с ним еще пару недель, и вперед…

— Так, — генерал отложил бумаги, встал из-за стола, прошелся по кабинету, и остановился напротив поднявшегося со стула Зверева, — будем считать что подготовка его закончена полностью. Завтра в 10.00 идем о нем докладывать шефу. Как ты считаешь, мы все предусмотрели, ничего не упустили?

— Думаю, что все будет нормально.

— Думаешь, или уверен полковник? Нам с тобой ошибаться нельзя никак! — генерал уставился твердым взглядом на своего подчиненного.

— Уверен, товарищ генерал, — твердо ответил Зверев, — я не помню, чтобы на нашем направлении были провалы, — добавил он вслед генералу, направляющемуся к столу.

— Сплюнь, полковник, или постучи три раза по столу, — генерал резко остановился и сам постучал три раза по столешнице орехового стола.

Он собрал все бумаги, аккуратно положил их в стопку и спрятал в сейф. Сев в кресло, поднял глаза на Зверева. Тот, словно ожидая этого взгляда, сразу же достал из папки довольно солидное дело, и молча протянул генералу.

Гришин достал из стола нераспечатанную пачку любимых сигарет «Кемел», медленно сорвал с нее скрипучий целлофан, достал сигарету, закурил, раскрыл дело и углубился в чтение.

Это было дело с материалами проверки молодого сотрудника, о котором только что шла речь.

Генерал внимательно изучал сводки наружного наблюдения, и другие материалы на сотрудника и его родственников.

— Родственники не поменяли место жительства? — неожиданно спросил он, остановив взгляд на какой — то странице.

— Нет, — коротко ответил Зверев, — проживают там же, где и жили.

— Хорошо, — кивнул генерал и подняв голову внимательно посмотрев на собеседника, добавил, — ты можешь быть свободен. Какие вопросы появятся, я тебя вызову. Иди к себе и готовься к завтрашнему дню. Вопросы, которые задает шеф, всегда неординарные, так что будь готов. Ты инициатор этой операции, тебе и отвечать… Ладно, ладно, — не беспокойся, — посмотрел он на изменившееся лицо Зверева, — я буду рядом, и, если что, поддержу.

Гонконгские часы на руке командира разведвзвода прапорщика Чумакова показывали ровно 8.00. Было душно, и солнце жгло так, будто лучи его кто-то сфокусировал через увеличительное стекло.

Утро было таким же, как вчера, и позавчера. Таким оно может быть и завтра, и послезавтра. Через пару секунд донесся звук разрыва снаряда. Его сухой раскатистый грохот говорил, что бьют из горной безоткатки. Эта безоткатка, или, как ее еще называют, — «базука», — достала уже всех. Через каждые два часа, и днем и ночью, по ней можно и часы проверять, ведет обстрел позиций роты. И так третий день.

— Одна она у них, что ли? — донеслось до него со дна окопа.

— А тебе сколько нужно? — Чумаков обернулся на голос. Но, увидев сидевшего на дне окопа своего заместителя, старшину срочной службы Тишина, возмутился: «Как!? Ты еще здесь? Кто взвод готовит? Через час выступаем!».

Еще вчера Чумаков получил приказ найти эту чертову базуку и уничтожить вместе с расчетом. Теперь с нетерпением и беспокойством ждал команды командира роты.

— Иду, иду, товарищ прапорщик, поднялся с корточек Тишин. — Взвод называется, — недовольно бурчал он, втаптывая окурок в пыль на дне окопа, — два неполных отделения, и туда же, взвод…

Пополнение ждали со дня на день. Дембелей держали до последнего, а потом пришел из батальона приказ, немедленно отправить. Вот так и оказался взвод, да что там взвод, — вся рота, — кастрированными.

— Товарищ прапорщик! — раздался из блиндажа голос радиста ефрейтора Тягунова. — Вас командир роты к себе!

— Ну вот, начинается, — вздохнул Чумаков. Он поправил бронежилет, каску и выпрыгнул из окопа. У духов был снайпер, который нет-нет, да и постреливал. Вот и бежал он петляя как заяц, в сторону рыжевшего невдалеке склона, сразу за которым и был ротный блиндаж.

Проскочив мимо бетонного квадрата вертолетной площадки, скатился в котловину, где его не мог достать уже никакой снайпер, и почти сразу столкнулся со своим ротным старшим лейтенантом Брюховым.

— По вашему приказанию… — с трудом переводя дыхание, коснулся пальцами правой руки своей каски Чумаков.

— Пришел?

— Так точно, — кивнул Чумаков, стягивая с головы каску.

— Ну, тогда докладывай…

Чумаков довольно подробно обрисовал ущелье, в которое предстояло проникнуть взводу, показал на карте предполагаемое местонахождение расчета базуки, и пути возможного отхода.

— Все понятно, — остановил его Брюхов, — обстановку знаешь, — и бросив усталый взгляд на часы, подвел черту. — Ладно, иди во взвод и жди команды. Мне еще в батальон доложить нужно.

— Понял, — выдохнул Чумаков, снова нахлобучивая на голову каску.

— Тогда давай, топай, — бросил через плечо ротный и скрылся в блиндаже.

Вернувшись к себе, Чумаков сбросил каску, смахнул с остриженной наголо головы пот, и уселся на один из ящиков, кольцом стоявших под маскировочной сетью. Посмотрел в сторону копошившихся со своим снаряжением бойцов, достал сигарету, закурил. Появившаяся на горизонте дымка, явно была предвестником пыльной бури.

Курил без удовольствия, изредка затягиваясь сигаретой. Думая о предстоящей операции, он неожиданно обратил внимание на лежащий на одном из ящиков бронежилет.

— Вот, сукин, сын, — выругался про себя Чумаков. — Еще вчера вечером дал Тишину команду прибрать, а бронежилет, как лежал, так и лежит…

…Появился бронежилет на ящике вчера утром. Прямо напротив сердца темнела небольшая дырочка. Снайпер уложил хозяина этой жилетки наповал. Чумакову, да и всем бойцам было известно, что бронежилеты, в которые они облачены, может пробить только одна винтовка, — английский «Бур» образца 1892 года, прицельная дальность которой, два километра. Вот и приходилось всем бегать и петлять по открытой местности, словно зайцам…

Команда от ротного поступила с получасовой задержкой. На выполнение задания Чумаков решил идти не взводом, а отделением. Согласовывая в телефонном режиме свое решение с ротным, постарался убедить того в нем. И после некоторого раздумья, тот дал свое согласие.

Поднявшаяся пыльная буря была кстати. Цепочку бойцов во главе с Чумаковым, почти сразу поглотило облако пыли, и через некоторое время они уже пробирались по ущелью.

Дойдя до каменного уступа на склоне ложбины, Чумаков остановился и подняв левую руку, дал знак своему заместителю. Цепочка замерла. Тишин быстро и бесшумно, как кошка, вскарабкался почти до верха уступа, на миг приподнялся, бросил взгляд вперед и, спустившись чуть ниже, призывно махнул рукой.

— Глянь, Володя, — едва слышно пробормотал тот наклонившись в Чумакову, — сейчас было не до субординации, — смотри как удачно засели. Будто специально на этой проплешине куст прилепился, чтобы за ним спрятаться. Вот там расчет базуки и сидит.

Чумаков осторожно выглянул из-за уступа. Впереди, почти на самом верху противоположного склона, четко вырисовывалась человеческая фигура.

— Снимешь его, как только дам команду брать расчет, — прошептал он Тишину. Бей одиночными, в голову. Так надежней.

Тишин исчез. Чумакову вдруг неожиданно захотелось курить. Он глянул в сторону куста, за которым находился расчет базуки и почувствовал в себе на этих духов нечеловеческую злобу, за то, что они уже столько дней не дают покоя не только ему, но и всей роте.