— А как же тогда сегодняшнее нападение, и шрам на подбородке генерала.

— Ну, — Виктор отбросил в сторону потухшую сигарету, — за генерала, например, нападавшие и их родственники уже поплатились, а мы, мы с тобой, хрен его знает, наверное, такие маленькие люди, на которых можно и глаза прикрыть. А в принципе, Паша, я к своей безопасности давно отношусь философски, — «что на роду написано, то и будет…». А когда это случится, знает только он, — Виктор ткнул рукой в небо.

— Я смотрю, Витя, ты верующим стал, — тихо, и совсем не осуждая, заметил Павел.

— Возможно, — согласился тот — Я только здесь, в Афгане, понял, каждый человек во что-то верит, только далеко не каждый себе в этом признается. Я, Паша, ночами здесь многое передумал и переворошил из прожитого и пережитого. И может быть далеко не все, но кое-что для себя уяснил. Уяснил то, что в своей жизни человек совершает ошибок больше, чем ему отведено. Но это лишь сугубо мое личное мнение, — вздохнул Виктор и замолчал.

Костер уже давно прогорел. Под лунным светом было видно, как один из сорбозов, повесив автомат на грудь, медленно прохаживается вдоль ограждения…

…Павел вспомнил, как просыпался в Афгане новый день. На востоке, за отрогами древнего Гиндукуша, занимается заря. И только что ярко светившие звезды, как-то сразу, тускнеют. Еще немного, и они совсем исчезают с небосвода…

Залаявшая где-то там, у подъезда собака, отвлекла Павла от воспоминаний. Он поднялся со стула, посмотрел вниз. По дорожке удалялась фигура запоздавшего пешехода. Собака еще пару раз лениво взлаяла и замолчала. Снова наступила тишина.

Павел прошел на кухню, выпил еще немного коньяка и вернулся на балкон. Сел на стул и вновь посмотрел на небо. Мысли снова вернули его туда, в Афганистан. На этот раз на память пришли события, когда он попал в переделку на перевале Саланг…

Тогда он долго не мог выбраться из Хайратона, где находился в командировке. Не было ни бортов…ничего. Наконец повезло. В Кабул шла колонна с продовольствием.

Начальник колоны от греха подальше, как-никак Павел представитель КГБ, запрятал его в один из двух бэтээров сопровождения…

…Шли по серпантину, забираясь все выше и выше к пресловутому перевалу Саланг. Бэтээр, в котором находился Павел, шел замыкающим, и духи ударили сразу по нему.

Бой был скоротечным, где-то около получаса, не более. Часть шедших впереди машин были объяты пламенем. Шла ужасающая перестрелка, гремели гранаты…

Он вдруг четко вспомнил глаза моджахеда, который тогда стрелял в него…

…Павел выскочил тогда из пылавшего бэтээра через задний люк вслед за сержантом Мишкой Васиным. Познакомились в бэтээре…

…Опустошив на звук стрельбы половину магазина, Павел упал на дорогу. Мишки нигде не было. Он вспомнил, как выпав из бэтээра, они рванули вперед, а когда попали под пулеметную очередь, разбежались в разные стороны. Мишка тогда лежал за скатом, стоявшего впереди КамАЗа. Павел вспомнил, как подполз к нему. Афганка того в двух местах была вспорота, оттуда торчали клочья нательного белья. Мишка Васин был мертв. Его рука покорно дергалась от попадавших в нее пуль.

Павла страшно припекало пламя горевшего сзади бэтээра. Откуда-то, от головы колонны, неслись возбужденные крики, стрельба, уханье гранат. Похоже, там шла рукопашная. Он выскочил из-за своего зыбкого укрытия, держа палец на спусковом крючке автомата, даже не слыша, что стреляет, побежал вперед. Столкновение, непонятно с кем, отбросило его в сторону. Он уже хотел было выругаться на того, кто с ним столкнулся, но от неожиданности замер. Перед ним, вытаращив от испуга глаза, стоял запыхавшийся моджахед. Черный зрачок его автомата смотрел прямо Павлу в лицо. Сколько мгновений они рассматривали друг друга, чтобы что-то сообразить, сказать трудно. Он не слышал автоматной очереди, только видел, как моджахед, со смертельной тоской в глазах, медленно оседает на землю. Моджахеда срезал пробегавший мимо боец. Спасителя своего, Павел, к своему стыду, даже не пытался разыскать…

…Павел тяжело вздохнул, поднялся со стула и прошел в спальню. Начинался уже рассвет понедельника, а перед выходом на работу нужно было, хотя немного, но поспать. Уже в постели Павел долго лежал с закрытыми глазами, но сон не приходил и все. Он снова оказался там, в Афгане, в провинции Кандагар…

…Уазик на вертолетную площадку тогда подкатил к 5.00. Их поджидал советник командира бригады коммандос, майор Попов.

С Владиком Поповым Павел познакомился в прошлую командировку. Его общительность, смелость и решительность, уважение, с которым относились к нему в бригаде афганцы, поразили тогда Павла. Поздоровались. Виктор бросил взгляд на часы, извинился, что проводить не сможет, — спешит в зенитно-ракетную бригаду, и, пожелав удачного полета и успешного возвращения, укатил. Попов с Павлом направились к вертолету. Хотя борт и был афганским, экипаж был советский. К ним сразу подошел командир вертолета. Попов представил его Павлу, как майора Васина Егора Петровича. Второй пилот представился капитаном Никитой Мухиным. Борттехник, — старшим лейтенантом Иваном Губенко. Павел представился экипажу сам. Попов и майор сразу приступили к деловому разговору. Павел, увидев, что обсуждаемая тема к нему не имеет никакого отношения, ушел в курилку. Пыхтя сигаретой, он с интересом наблюдал, как перед раскрытой картой, которую достал из планшета майор, оба горячо обсуждали, где лучше делать посадку. Попов, который излазил этот район вдоль и поперек на земле, доказывал свое, майор, который неоднократно проводил там десантирование, — тоже свое. Наконец раздался дружеский смех. Павел понял, что сторонами наконец-то достигнут компромисс, поднялся и направился в их сторону.

Оторвавшись от земли вертолет, какое-то время завис над площадкой, затем резко пошел вправо и вверх. Сразу куда-то исчезли аэродромные постройки, люди, техника.

Вертолет шел на малой высоте. Павел наблюдал в иллюминатор, как пересекли ленту пустынной еще поутру дороги, и пошли в сторону темнеющей вдали горной гряды. Попов с борттехником сидели на противоположной лавке, и о чем-то оживленно беседовали. Павел прошелся по ним безразличным взглядом, поправил лежащий на коленях автомат, и прикрыл глаза.

Очнулся от непонятного шума. Борттехник суетился около закрепленного на треноге пулемета, ствол которого почти упирался в закрытую дверцу люка. Отодвинь ее, и пулемет готов к стрельбе. Подскочивший к Павлу Попов, сбивчиво прокричал что-то в ухо. Единственное, что уловил Павел, — вертолет попал под обстрел.

Не успел Попов от него отпрянуть, как вертолет будто ударили тяжелым молотом. Клюя носом и заваливаясь на левый борт, он едва не перевернулся. Страшный треск и скрежет, где-то там, где двигатели и винт, и почти одновременно с этим, мощный удар о землю.

Павел лежал, уткнувшись головой в бортовой иллюминатор, который на данный момент стал полом. То, что до недавнего времени было люком соединяющим кабину с салоном, было смято, и оттуда густо валил удушливый дым.

— Живые есть? — прохрипел перемеживаясь с кашлем голос майора Васина.

— Кажется да, — с трудом пробормотал пытающийся подняться на четвереньки, лежащий рядом с Павлом Попов.

— Вы живы, товарищ подполковник? — коснулся он плеча Павла.

— Ага, — промычал тот. Только, кажется, морду расквасил.

— Значит живой! — обрадовался пробравшийся к ним майор Васин.

— Мухин, Губенко! — вы живы!? — крикнул он, и снова закашлялся.

— Живой! — откуда-то сбоку донесся голос борттехника, который с трудом подавляя кашель, добавил, — правда, вот с рукой, что-то.

Второй пилот объявился сам. Выбравшийся из кабины через форточку, он прокричал откуда-то снаружи:

— Быстрее выбирайтесь! Сейчас все взлетит к чертовой матери!

Вертолет, а точнее то, что от него осталось, скособочась лежал на боку. Его покореженный винт упирался в скалу. А буквально рядом, метрах в пяти, под обрывом, гудели потоки талой воды. По обе стороны зажатого скалами пространства, где и лежал скособочась окутанный пламенем вертолет, клубился туман. Из открытого бокового люка выплескивалось пламя.