— Хорошо, хорошо, баба Катя, — остановил ее Павел, легонько притрагиваясь к сухонькому плечику. Затем, посмотрев на Марию Ивановну, попросил: «Маняша, расскажи, пожалуйста, что ты там видела», — кивнул он на дверь.

— Ох, Паша, — вздохнула она, — был бы кто другой, послала бы подальше. А тебе, как бывшему военному, ладно уж, расскажу. Так вот, иду я выносить ведро с мусором, — глянь, а дверь в квартиру деда Ивана приоткрыта. Подошла, заглянула. А в прихожей темно и тихо. Окликнула деда, Мальчика, — тишина…. То бывало, как я захожу… ну соли деду одолжить, сахарку там, или косточку Мальчику, тот сразу летит ко мне и радостно лает. А тут тихо…

— Ну, а дальше? — не выдержал Павел.

— А что дальше? — недовольно повела плечами Мария Ивановна, — дальше, поставила ведро вот тут, около двери, и зашла. Включила свет и сразу увидела Мальчика лежащего за тумбочкой. Окликнула, а он не шевелится. Тронула, а он холодный. Заглянула в кухню, — никого. В спальне, тоже пусто. Прошла в зал, а там дед Иван…

— Мария Ивановна судорожно вздохнула и перекрестилась. Перекрестилась и баба Катя.

Павел на этот раз промолчал.

— Ну, вот, — снова вздохнув, продолжила Мария Ивановна, — а он бедный лежит на полу…. Коврик-то взбуровлен…. А из груди торчит ручка.

— Нож? — снова не выдержал Павел.

— Ага, я и говорю. А вокруг кровь, кровь, кровь…. Ой не могу! — вдруг воскликнула она, и закрыла лицо руками. — Потом побежала к себе и позвонила в милицию. Позвала бабу Катю и деда Василия, и вот ждем, ее… милицию…

— Ну ладно, Маша, — тронул ее за плечо Павел, — успокойся. Я вот сейчас, вынесу, — приподнял он ведро с мусором, — переоденусь и тоже подойду. А туда, — посмотрел он в сторону приоткрытой двери, — не заходите.

Оперативная группа, возглавляемая заместителем начальника уголовного розыска городского управления милиции майором Васьковым, прибыла на место происшествия через тридцать минут после вызова. Чуть позднее прибыла и группа следователей городской прокуратуры, возглавляемая следователем по особо важным делам, Моховым.

Васькова Павел знал с осени 1989 года. Познакомились на открытии мемориала воинам-интернационалистам, погибшим в Афганистане.

Бывший сержант-разведчик Шиндантской бригады стоял тогда с Павлом рядом. Рядом они были и у полевой кухни, когда поднимали «третий» тост.

Ну, а потом…. Потом у мемориала ежегодно встречались пятнадцатого февраля, в день вывода советских войск из Афганистана. Встречи постепенно, несмотря на разницу в возрасте и жизненном опыте, переросли в дружбу, которая продолжается уже более десятка лет.

С годами Васьков, казалось, не менялся. Как и в те времена, когда был студентом юридического института, так и сейчас, когда стал майором и заместителем начальника отдела уголовного розыска, все такое же моложавое лицо. Все те же взъерошенные, как у ежика, волосы. Все те же спокойные и ясные глаза. Разве, что на висках стали появляться серебряные нити.

Столкнулись они на лестничной площадке. Павел разговаривал о чем-то с востроглазой старушонкой. Рядом стояли старик-инвалид, и средних лет женщина.

Васьков пожал Павлу руку, поздоровался кивком головы с другими и, узнав, что тело обнаружила Мария, вместе с ней, и сопровождавшими его сотрудниками, скрылся за дверью квартиры деда Ивана.

— Когда это случилось, Михалыч? — спросил он судмедэксперта, который осматривал лежащее на полу тело.

— Где-то, между часом и двумя ночи. Точнее скажу сразу после вскрытия, — ответил тот, поднимаясь с колен.

— Понятно, — кивнул Васьков, и попросил одного из сотрудников пригласить ожидавшего на площадке Павла.

Уединившись на кухне, закурили. Павел подробно рассказал, что ему стало известно о происшествии от соседей, и то, немногое, что лично знал о потерпевшем.

Договорившись созвониться, Павел, сославшись на занятость, поспешил попрощаться. Выходя из квартиры, столкнулся с двумя мужчинами.

Эти двое были сотрудниками следственного отдела городской прокуратуры, которые проводили опрос соседей потерпевшего. Увидев, что Павла провожает Васьков, останавливать, и опрашивать его, они не отважились.

— Сюда, — попросил Васьков, пропуская сотрудников прокуратуры в залу.

Старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры Мохов, невысокого роста с огромной лысиной человек, какое-то время, молча, смотрел на прикрытое простыней тело, затем пробормотал что-то нечленораздельное своему спутнику и, повернувшись к Васькову, спросил:

— Когда и от чего наступила смерть?

— Около часа ночи от удара ножом в сердце.

— Следы борьбы есть?

Васьков посмотрел на стоящего рядом доктора.

— Да. Достаточно, — ответил тот, внимательно посмотрев на Мохова. — Старик попался жилистый. Под ногтями правой руки фрагменты кожного покрова. Похоже, оставил след на лице или шее убийцы…

— Личность потерпевшего установили? — Мохов перевел взгляд на Васькова.

— Да, — ответил тот. — Старик, бывший ученый — химик одной из закрытых исследовательских лабораторий, которая была в нашем городе, и прекратившей свое существование, стразу после развала СССР. По паспорту значится, как Петров Иван Захарович, возраст семьдесят пять лет, вдовец. Опознан соседями, что подтверждено, как я уже сказал, паспортными данными, и рядом других документов.

— Грабеж? — Мохов внимательно посмотрел в глаза Васькова и, явно ожидая, что тот даст положительный ответ, доверительно коснулся его плеча. Однако тут же был разочарован.

Васьков повернулся к стоящему рядом, своему сотруднику Саше Томилину, и с выражением попросил:

— Александр Григорьевич, доложи, пожалуйста, хотя и предварительные, результаты осмотра места происшествия.

— На грабеж, товарищ майор, тут не тянет, — прокашлявшись, начал излагать свои выводы Томилин. — Деньги, около пятисот баксов, кой-какие золотые вещички, — все на месте. Лежат, открыто, в ящике комода. Судя потому, — снова кашлянул он, — что по всей квартире, а в основном здесь, в зале, все разбросано, — Томилин показал на раскиданные около книжного шкафа книги, журналы, и какие-то общие тетради, — искали, или какую-то книгу, или, скорее всего, тетрадь с какими-то записями…

— Хорошо, — остановил его Мохов, — и, кивком, дав понять, что разговор окончен, скрылся в спальне, где уже довольно долго находился его сотрудник.

Через какое-то время появились оба и, не прощаясь с сотрудниками милиции, покинули квартиру. А вскоре, следом за ними, на носилках вынесли и тело деда Ивана.

Вечером Васьков и Павел встретились в «своем» подвальчике на набережной.

Столик в углу, который они считали «своим», был свободен. Зная обоих уже много лет, официант без заказа принес по сто грамм водки, два бокала пива, а на закуску аппетитное филе из жирной атлантической селедки, и на отдельной тарелочке, горку черного хлеба.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — чуть приглушенным голосом спроси Павел, когда они прикончили водку и взялись за атлантическую сельдь.

Васьков неопределенно пожал плечами, вытер салфеткой лоснящиеся жиром селедки губы и, отбросив ее в строну, закурил.

— Однозначно не ответишь, — пробурчал он, пуская к потолку колечко дыма.

— Похоже, что-то от него требовали. А когда он ответил отказом, пытались воздействовать физически. Не выдержав, тот попытался сопротивляться, ну и был убит.

— Возможно, — согласился Павел, и потянулся к лежащей на столе пачке сигарет.

— Миша, а ты не узнал, где старик вкалывал до пенсии? Может быть, все оттуда плывет?.. Все соседи говорят, что он ученый-химик…

Васьков с интересом посмотрел на Павла, буркнул что-то про себя, а вслух сказал:

— До пенсии дед работал здесь, у нас в городе, в одной «закрытой» лаборатории…. Химической, — выдержав паузу, дополнил он и продолжил. — Чем он там занимался? Все покрыто мраком. Никаких архивных документов нет, как нет и самой лаборатории. Там сейчас какое-то общество с ограниченной ответственностью, «купи-продай». Я обратился к твоим бывшим коллегам. Там мне сказали, что после развала СССР, все документы, оборудование, срочным порядком были отправлены в Москву. Все старички, в том числе и наш Петров, были отправлены на пенсию, а перспективная же молодежь, тоже была взята в Москву. Попытались найти и других старичков — пенсионеров, но дед Иван, как ты называешь нашего потерпевшего, в этой плеяде оказался последним…. Вот так-то, Александрыч…. И где теперь искать нужную ниточку, хрен его знает. — Васьков в сердцах выругался и, внимательно посмотрев на Павла, коротко добавил: «Вся надежда только на тебя…».