Его преосвященство архиепископ Эвиденский Валериан Светлый молился. Очи его были воздеты к ясному лику Господа, глядевшего с бесценной иконы, руки перебирали любимые янтарные четки. Тихо шевелились губы, глаза были закрытыми.

В дверь робко постучали. Его преосвященство открыл глаза.

— Да.

Вошел секретарь. В его глазах архиепископ прочитал беспокойство. Он понял, что дело важное и жестом подозвал секретаря. Секретарь подошел, склонился к уху Валериана, зашептал. Архиепископ слушал. Лицо его ничего не выражало.

— Верно знали? — спросил он.

Секретарь продолжал шептать.

— Угу. Всех?

Секретарь кивнул.

— А что его величество?

— Пока не знает, — секретарь наконец высказался вслух.

— Который час? — кротко спросил архиепископ.

— Начало восьмого.

— Ну что ж, — архиепископ вздохнул. — Предупредите его величество о моем визите.

— Слушаюсь, — секретарь удалился.

Его преосвященство некоторое время постоял, собираясь с мыслями, взглянул на икону и вышел.

— В чем дело? Почему в такую рань? — Венцлав с трудом оторвался от завтрака.

— Его преосвященство утверждает, что важное дело, — камердинер развел руками.

— Ладно, проси.

Венцлав жестом удалил слуг. Налил в бокал виноградного сока, задумчиво отпил. Откинулся на спинку кресла.

Двери растворились, пропуская архиепископа.

— Владыка! — сказал король. — Что привело вас ко мне в столь ранний час?

— У меня к вашему величеству просьба.

— Просьба? Уж не хотите ли вы присоединиться к моему завтраку? — засмеялся Венцлав. — Охотно вас приглашаю!

Архиепископ не улыбнулся.

— Спасибо, ваше величество, но у меня к вам иная просьба… — сказал он.

— Что ж, отче, — король был мрачен. — Я выполню вашу просьбу. Несмотря ни на что. Несмотря на возможный конфликт с дворянством. Вы, конечно, поторопились, принимая столь жесткие меры…

Архиепископ сделал протестующий жест.

— Ну, хорошо, не вы поторопились, а ваши люди, — согласился Венцлав. — Но это не меняет ситуации…

Венцлав сделал паузу.

— Я выполню вашу просьбу. Я — король. Но, возможно, придет час, когда мне придется просить вас. Просить о том, что не в моих силах. Я не думаю, что такой час настанет, но все же… Вот тогда… Пообещайте, что выполните и мою просьбу…

Архиепископ снял с шеи золотой крест, поднял его.

— Обещаю! — сказал он и покинул залу.

— Наливай! — кричал пьяный Хвост. — Душа вина просит!

Стол был густо уставлен яствами. Дружинники барона Линка сидели за этим столом. В конце стола угрюмо сидел воевода Валх, охватив голову руками. Несмотря на радушный прием, он был невесел. Градоправитель выслушал их с участием, велел накрыть стол для пышного ужина, но на расспросы отвечал уклончиво и помощи в расследовании не обещал. «Да и что расследовать-то?» сказал он. «Сгорел замок, что ж теперь поделаешь? Вы лучше поешьте, отдохните, а там видно будет…»

Дружинники ужинали. Они не видели, как к дому подскакал взмыленный конь, как к градоправителю вбежал гонец. Дружинники усиленно поглощали ужин. Недостатка в вине не было, языки развязались.

— А помнишь, Зарк, как мы тогда возле Столицы на засаду нарвались? Я тогда еще все твердил: «Да откуда тут разбойникам взяться? Столица под носом!» А тот, патластый, как хряснет меня топориком! Хорошо, по зерцалу попал…

— А как тогда на границе, помнишь?

— О-о-о! Век не забуду!

— Да-да, та самая кобыла! Вынесла, представляешь?

— Я тогда выхватываю меч, а мимо стрела как свистнет!

— Поверишь, сколько вина не пью, — хоть бы что!

— Купил я в тот раз себе добрый кафтан!

— Плесни-ка еще!

— Нет, что ты мне не говори, а я все равно не поверю, чтобы камень загорелся! Это чары, колдовство.

— А я ему вот этой вот рукой, прям промеж глаз!

— Хозяйка той корчмы? Ха-ха-ха!

— Тихо! — заорал вдруг Хвост и ударил кулаком по столу. — Что вы тут раскудахтались?

Но так же неожиданно его гнев сменился печалью.

— Други! — возопил он.

Воевода встрепенулся.

— Други мои! Помянем память господина барона и семейства его, в пламени погибшего! Слуга! Тащи лучшего вина, что есть у вас! Ибо негоже поминать господина барона таким пойлом! — Хвост отбросил кубок.

Слуга торопливо ушел и вскоре вернулся, неся свежераспечатанную бутыль. Хвост принял бутыль, понюхал, затем налил в бокал и попробовал.

— Вот это достойное вино! Други, подставляйте кубки!

Вино было разлито по кубкам. Хвост встал, поднял бокал.

— Выпьем же за светлую память господина барона! Упокой Господь его душу!

Дружинники поднялись со своих мест, молча выпили. Воевода присоединился к ним.

— Эх, хорошо винцо! Дивный аромат, век бы пил! — восхищался Хвост. — Эй, слуга! Да…

Конца фразы слуга не услышал. Хвост внезапно захрипел, схватился руками за горло и свалился под стол. Все оторопели. Но ненадолго. Примерно в один и тот же миг дружинники начали падать, хватаясь, кто за горло, а кто за меч. Но никто так и не успел достать меча. Последним на пол рухнул воевода. Он схватил рукой скатерть, попытался подняться, но не смог. Он сумел только прохрипеть «измена!» и затих.

Брат Ипатий продолжал идти за хромым. Хромой не спешил. Он тяжело ковылял, часто останавливался отдохнуть. Видел ли он Ипатия? Скорее всего, что да. Вот уже несколько раз он косился на незнакомого монаха, идущего за ним. Хромой сворачивал в переулки — монах сворачивал следом. Хромой входил в таверну монах дожидался его у дверей, щелкая семечки.

Через несколько часов слежки Ипатий понял, что хромой либо не местный (иначе вернулся бы домой), либо очень не хочет выдавать местонахождение своего жилища. И это еще больше укрепило в нем уверенность, что хромого нельзя упустить.

Только когда они подошли к городским воротам, Ипатий засомневался: то ли продолжать слежку, то ли вернуться? Он решил проследить, по какой дороге двинется хромой, а затем вернуться. Поэтому Ипатий покинул город вслед за хромым. Хромой шел к развилке быстро, не оборачиваясь. Он как-то странно и неуклюже размахивал посохом. И вообще, весь этот хромой был странным. На нем было надето какое-то рваное тряпье, как у обычного нищего. Но при ближайшем рассмотрении Ипатий успел заметить, что тряпье, хоть и драное, но материя совсем новая и довольно чистая, в отличие от перепревших нищенских лохмотьев. Далее. На хромом были сандалии из добротной дубленой воловьей кожи, что опять-таки вызывало удивление. Даже Ипатий, служка Капитула, носил дешевые сандалии из козьей кожи… Ну и этот посох. Хромой так им размахивал, словно первый раз в жизни пользовался.

Хромой продолжал шагать. Они приблизились к лесу, как вдруг хромой откинул в сторону посох и ринулся в заросли с неимоверной резвостью. Ах ты, сукин сын, подумал Ипатий, кидаясь следом и вытягивая на ходу из-за пазухи короткую дубинку. Догоню — пришибу! А потом, как стемнеет, притащу в Резиденцию. Там ты, голубчик, все расскажешь: и где живешь, и что на площади делал, и зачем хромым притворялся.

Но хромой оказался шустрее, чем он думал. Когда Ипатий забежал в заросли, там никого не было. Он в растерянности остановился, поглядывая по сторонам. Вверху что-то зашуршало, посыпалась кора. Ипатий поднял голову, увидел, как что-то мелькнуло, и упал. Хромой прижал его к земле и врезал кулаком по шее.

— Ну, погоди, — прошипел Ипатий, замахиваясь дубинкой.

Но удар не получился. Хромой пригвоздил ему руку к земле невесть откуда выхваченным ножом. Ипатий закричал и задергался, сбросил с себя противника. Вскочил на ноги, выдернул из предплечья нож.

— Ну, гад, — сказал он, делая шаг вперед и держа нож наготове. — Падай на землю и клади руки за голову, не то прирежу!

— Ты? Прирежешь? — голос у хромого был высокий и гадкий. — Клади нож! — он сделал странный жест.

Ипатий почувствовал, как пальцы разжимаются сами собой и нож выпал. Хромой поднял его, хищно ухмыльнулся.