Но то в нормальном состоянии. Сейчас же любая сколь-нибудь серьезная манипуляция с пси-полем спровоцирует начало приступа. И тогда… Неизвестно, что произойдет тогда. Последствия приступов, как и их протекание, радовали разнообразием. Однако, как правило, все заканчивалось печально — для окружающего мира. Впрочем, учитывая, где я нахожусь, для меня тоже все скорее всего закончится.

Индивидуальная карта на секунду прилипла к плоской коробке служебного компа. Машина включила меня в информационную сеть Элии, перекачала часть данных в общий банк, что-то с чем-то сверила и с готовностью подтвердила — все в порядке.

Элианка задала пяток дежурных вопросов, дважды как бы невзначай скользнула прохладным пси-щупальцем по психосфере. Неожиданно умело. После чего поблагодарила за стоическое терпение, посетовала, к моему удивлению — совершенно искренне, на эти надуманные формальности при современном-то развитии техники и пожелала легкого пути.

За время разговора она ни разу не улыбнулась, но и не скатилась в подчеркнутую корректность. При этом веяло от нее искренностью и какой-то… естественностью, что ли?

А потому, выходя из регистрационного пункта, я, несмотря на пережитую нервотрепку, почувствовал душевный подъем и желание немедленно заняться работой. Есть, есть за кого бороться!

Спешить, однако, не стоило. Работа предстояла кропотливая, в чем-то занудная, а главное, надежды покончить с ней за пару дней не было. Что ж, никто и не говорил, что быть уникумом легко.

По-прежнему чувствуя себя не в своей тарелке, я не спеша прошествовал к трехэтажной конструкции. Огромные желто-коричневые диски, нанизанные на широкие оси, напоминали свежеиспеченные блины. Мне нужен третий — верхний, стоянка флаеров.

Напиток не понравился: кислый, вяжущий, рассчитанный на идиота вроде меня, позарившегося на местную экзотику. Я с сомнением поглядел на небольшую овальную дощечку, заменяющую тарелку. Тонкую, чуть вогнутую, испещренную малозаметными, но глубокими надрезами, дабы экологически чистый сок, сочащийся из свеженарезанного фрукта, не стекал на стол. Плод, хитро нарубленный четырехгранными пирамидками, обильно посыпанный черными зернышками и скрытый под невысоким слоем пенки лимонного цвета, внушал вполне оправданное подозрение. Ибо в отжатом виде служил основой для только что отвергнутого напитка. Фрукт назывался «сви» и наряду с музеем аграрного искусства служил одной из двух достопримечательностей поселка сельского типа, в котором я решил на денек задержаться.

Музей, как и полагается добропорядочному туристу, я посетил еще вчера. С мрачным видом поглазел на группу элиан, занимавшуюся сбором урожая, но на деликатное предложение присоединиться и прочувствовать всю прелесть аграрного искусства лично ответил решительным отказом, сославшись на плохое самочувствие.

Идея живого музея показалась мне не лишенной смысла. Заменить экспозицию инструментов и картинок, изображающих пашущих в поте лица предков, группой энтузиастов, наглядно демонстрирующих, как все было… Наверное, для элиан современных это выглядело познавательно. Да и почему не потратить пару часов, помогая актерам в их нелегком занятии? И руками поработаешь, и мини-лекцию от инструктора выслушаешь. Тем более что основными посетителями музея под открытым небом были учащиеся младшего и среднего школьного возраста.

Элиан постарше было четверо. Двое следили за малышней, еще двое стояли чуть поодаль и наблюдали за процессом сбора фруктов с таким вниманием, словно их отцы и отцы их отцов ничем, кроме сбора фруктов, в своей жизни не занимались, и теперь новое поколение готовилось поддержать семейную профессиональную традицию на высшем уровне.

Отстояв с четверть часа у музея-театра, я отделился от кучки элиан и сбежал в низину, где притулился небольшой, в два десятка строений, поселок. Большая часть зданий — скромные одноэтажные коттеджи. Кроме них — гостиница с ресторанчиком, обязательная для каждого поселения библиотека, стоянка и автономная метеостанция.

Планов на вторую половину дня не имелось. Отправиться в путь предстояло завтра с утра, и я, вновь нацепив маску добропорядочного туриста, заказал в ресторанчике традиционные для здешних краев блюда и десерт из плодов все того же сви…

Добавление пенки и сладких черных зернышек совершеннейшим образом изменило вкус фрукта. Я смел светло-сиреневые пирамидки за минуту, взял еще одну порцию, расправился с ней столь же быстро и после короткой внутренней борьбы не отказал себе и в третьей. Ее я лопал вдумчиво, тщательно пережевывая каждый кусочек. Подмакнув последним ломтиком остатки пенки, я покидал подносики то ли в мойку, то ли в утилизатор, мимолетно пожалел, что не могу выразить восхищение повару, подобравшему столь верное сочетание ингредиентов, и поднялся на третий этаж к себе в номер.

С номером совершенно неожиданно возникли проблемы. За две недели пребывания на Элии я успел привыкнуть к тому, что номера в гостиницах за час-другой собираются в той конфигурации, в которой желает клиент. Но то в крупных городах. В поселке же гостиница могла предложить лишь готовые комнаты. И тут свою черную роль сыграло неизбывное элианское стремление к творчеству и разнообразию. Нет у элиан такого понятия, как типовой гостиничный номер. Каждый — неповторим и уникален. И различия, к сожалению, не в деталях…

Сначала я искал ванну. Не душ с массажем и тонизирующим облучением, а нормальную ванну. Аналоги таковой нашлись в пяти номерах из тридцати. Причем один из них был занят. Остальные четыре… Остапом Бендером, возмущавшимся облезлыми коврами, я перестал ощущать себя после посещения второго. Зайдя в последний, понял, что выбирать придется по принципу наименьшего зла.

Две комнаты были отвергнуты сразу и бесповоротно. Голограммы там сплетались в узоры совсем уж немыслимой расцветки, так что после минутного пребывания шла кругом голова. Я не эксперт по пространственному дизайну, но у меня сложилось впечатление, что комнаты оформлял не слишком опытный мастер, ибо даже по элианским меркам подобная разноцветица смотрелась бездумно избыточно.

Третий номер устраивал всем, кроме кровати. Спокойно спать на подобной конструкции смог бы разве что йог. Нет, изогнуться так, как предписывали выпуклости и впадины на гелевом матрасе, я бы сумел, но хоть на минуту расслабиться в подобной позе… А администратор вполне искренне отрекомендовал это порождение мебельной промышленности как весьма полезное для ног и спины.

Последний кандидат на временное пристанище — квадратная, четыре на четыре метра, комната не имела окон. На их месте располагались две панорамные стереокартины. На одной ветер вяло покачивал пихтообразные деревья. Другая транслировала в режиме реального времени океан. Судя по темно-зеленому, почти черному небу, в ближайшее время в номере предстояло разыграться буре.

Скрепя сердце я остановился на этом варианте. Несмотря на меняющийся узор пола и ощущение, что ковер выдергивают из-под ног. Несмотря на влажный нагретый воздух, дующий из скрытых картинами кондиционеров. Несмотря на излишне резкий запах псевдохвойного леса.

Решающим аргументом стала робкая надежда, что грядущая буря принесет морскую свежесть и прохладу. Она и принесла. Правда, к ним добавился кислый аромат водорослей, который не то чтобы сильно раздражал, но воздух явно не озонировал. Хорошо хоть запаховый имитатор оказался простеньким и смешивать композиции не умел. А потому водоросли почти мгновенно вытеснили пихту…

Поднявшись в номер, я тщательно запер дверь и с помощью миниатюрного наблюдательского компа намертво заблокировал электронный замок. На всякий случай просветил помещение и убедился, что в мое отсутствие систем слежения никто не наставил. Беглое сканирование ближайшего будущего в районе входной двери показало, что как минимум в течение часа открыта она не будет. Вот и славно.

Строго-настрого наказав ментальному библиотекарю предупредить меня, если возникнет потенциальная угроза, я включил воду, скинул одежду и дал отбой маскпленке. Кожу немедленно закололо. Несильно, но это было только началом. По мере того как моментально обесцвечивающаяся масса стекала на пол, по телу распространялся зуд. Спустя пару минут, когда мой камуфляж окончательно превратился в полупрозрачную бесформенную кучу, чесаться хотелось невыносимо.