Катарина (в сторону). О небо! Родольфо!

Родольфо (подбегая к ней). Да, Катарина, это я. На один миг. Ты одна. Какое счастье!.. — Что это? Как ты бледна! У тебя взволнованный вид!

Катарина. Еще бы! Разве можно быть таким неосторожным? Являться сюда среди бела дня, после всего, что было!

Родольфо. Ах, я слишком беспокоился. Я не мог удержаться.

Катарина. Беспокоился о чем?

Родольфо. Я вам все расскажу, Катарина, моя возлюбленная… Ах, право, как я счастлив, что застаю вас здесь такой спокойной!

Катарина. Как вы сюда вошли?

Родольфо. Ты же сама дала мне ключ.

Катарина. Это так. Но во дворец?

Родольфо. Вот как раз и это меня беспокоит. Вошел я без труда, но выйти будет нелегко.

Катарина. Почему?

Родольфо. Когда я входил во дворец, начальник стражи меня предупредил, что до ночи никого выпускать не будут.

Катарина. Никого до ночи! (В сторону) Бежать невозможно! О боже!

Родольфо. Сбиры стоят во всех переходах. Дворец охраняется, как тюрьма. Мне удалось пробраться в большую галерею, и вот я здесь. Скажи правду, ты мне клянешься, что здесь ничего не происходит?

Катарина. Нет, ничего. Ничего, будь спокоен, мой Родольфо. Все как обычно. Посмотри. Видишь сам, в этой комнате ничто не тронуто. Но только уходи скорей. Я боюсь, что может вернуться подеста.

Родольфо. Нет, Катарина. С этой стороны все обстоит благополучно. Подеста сейчас на мосту Молино, там, внизу. Он допрашивает задержанных людей. Ах, как я беспокоился, Катарина! Сегодня и у города и у дворца какой-то необычайный вид. По улицам движутся отряды лучников и венецианских солдат. Храм Святого Антония обтянут черным, там служат заупокойную службу. По ком? Никто не знает. А вы знаете?

Катарина. Нет.

Родольфо. Я не мог проникнуть в церковь. Город поражен недоумением. Все говорят шепотом. Где-то, несомненно, происходит что-то ужасное. Где? Не знаю. Во всяком случае — не здесь. Это все, что мне надо. Бедный друг, ты ничего этого и не подозреваешь в своем одиночестве!

Катарина. Ничего.

Родольфо. Да и какое нам дело, в конце концов? Скажи, ты успокоилась после волнений этой ночи? Да! Какое событие! Я до сих пор опомниться не могу. Катарина, я тебя избавил от этого сбира Омодэи. Он больше не будет тебе вредить.

Катарина. Ты думаешь?

Родольфо. Он мертв. Катарина, послушай, у тебя наверно что-то есть на душе, у тебя печальный вид. Катарина, ты от меня ничего не скрываешь? С тобой, во всяком случае, ничего не случилось?! О, твою жизнь они получат не раньше моей!

Катарина. Нет, ничего не случилось. Клянусь тебе, ничего. Только не надо, чтобы ты был здесь. Я боюсь за тебя.

Родольфо. Что ты делала, когда я вошел?

Катарина. Ах, боже мой, успокойтесь, мой Родольфо! Я вовсе не грустила. Наоборот. Я старалась припомнить эту песню, которую вы так хорошо поете. Да вот, смотрите, вот и гитара.

Родольфо. Я тебе писал сегодня утром. Я встретил Реджинеллу и передал ей письмо. Его не перехватили? Оно дошло до тебя?

Катарина. Письмо дошло, и вот оно. (Показывает ему письмо.)

Родольфо. Ах, ты его получила! Это хорошо. Всегда тревожишься, когда пишешь.

Катарина. О, все выходы из дворца охраняются! Никто раньше ночи не выйдет отсюда!

Родольфо. Никто, я уже сказал. Таков приказ.

Катарина. Ну вот, теперь вы со мной поговорили, вы меня повидали, вы успокоились, вы убедились, что если город встревожен, то здесь все спокойно. Уйдите, мой Родольфо, ради бога! Вдруг войдет подеста! Уйдите скорей. Так как ты вынужден остаться в этом дворце до вечера, дай, я сама застегну тебе плащ. Вот так. И шапку на голову. И вот что еще: перед сбирами держи себя просто, непринужденно, чтобы не казалось, будто ты избегаешь их. Никаких предосторожностей. Предосторожности могут выдать. И потом: если тебя почему-либо попросят написать что-нибудь, какой-нибудь шпион, желающий подстроить тебе ловушку, найди предлог, не пиши.

Родольфо. Почему ты мне даешь такой совет, Катарина?

Катарина. Почему? Я не хочу, чтобы видели твой почерк. Это мой каприз. Мой друг, вы же знаете, что у женщин бывают капризы. Благодарю тебя за то, что ты пришел, за то, что ты вошел сюда, за то, что ты побыл здесь. Ты дал мне радость тебя видеть! Ну вот, ты видишь сам: я спокойна, весела, довольна, со мной моя гитара и твое письмо. А теперь иди скорее. Я хочу, чтоб ты ушел. — Только одно слово еще.

Родольфо. Что?

Катарина. Родольфо, вы знаете, я себе ни разу ничего не позволила. Ты это знаешь хорошо!

Родольфо. И что же?

Катарина. Сегодня я тебя прошу сама. Родольфо, поцелуй меня!

Родольфо (сжимая ее в объятиях). О, это — небо!

Катарина. Я вижу, как оно раскрывается!

Родольфо. О блаженство!

Катарина. Ты счастлив?

Родольфо. Да!

Катарина. Теперь уйди, мой Родольфо!

Родольфо. Благодарю!

Катарина. Прощай! — Родольфо!

Я люблю тебя!

Катарина (одна). Бежать вместе с ним! О, я думала об этом. О боже! Бежать вместе с ним! Невозможно! Я бы только погубила его напрасно. О, лишь бы с ним ничего не случилось! Лишь бы сбиры не взяли его под стражу! Лишь бы ему дали спокойно уйти вечером! Ах, ведь нет же оснований его заподозрить. Господи, спаси его! (Прислушивается у дверцы в коридор.) Я еще слышу его шаги. Мой любимый! Он удаляется. Все. Конец. Да будет твой путь безопасен, Родольфо!

Боже!

Катарина (в сторону). Кто эта женщина? Женщина этой ночи!

Анджело. Вы обо всем подумали, синьора?

Катарина. Да, синьор.

Анджело. Надо умереть или выдать мне человека, который писал вам. Подумали вы о том, чтобы выдать мне этого человека?

Катарина. Я об этом не думала ни одного мгновения, синьор.

Тизбе (в сторону). Ты хорошая и храбрая женщина, Катарина!

Анджело. Тогда вам придется выпить это.

Катарина. Это яд?

Анджело. Да, синьора.

Катарина. О господи боже! Настанет день, когда ты будешь судить этого человека. Я прошу тебя простить его!

Анджело. Синьора, проведитор Урсеоло, один из Брагадини, один из ваших предков, казнил Марчеллу Гальбаи, свою жену, таким же образом, за такое же преступление.

Катарина. Будем говорить просто. Брагадини здесь ни при чем. Вы негодяй! Вы спокойно являетесь сюда с ядом в руках! Виновна? Нет, я не виновна. Во всяком случае не в том, о чем вы думаете. Но я не унижусь до самооправданий. Да вы бы мне и не поверили, потому что сами вы лжете всегда. О, честное слово, я вас презираю! Вы женились на мне из-за денег, потому что я была богата, потому что моя семья получает доходы с венецианских цистерн. Вы подумали: «Это приносит в год сто тысяч дукатов, возьмем эту девушку». А как мне с вами жилось все эти пять лет? Скажите! Вы меня не любите. Однако вы ревнивы. Вы держите меня в тюрьме. Сами вы живете не так, у вас есть любовницы, вам это позволено. Мужчинам все позволено. Со мной вы всегда суровы, всегда мрачны. Ни одного ласкового слова. Вечные разговоры о ваших предках, о дожах, которые у вас были в роду. Презрительные отзывы о моей семье. Или вы думаете, что таким образом можно сделать женщину счастливой? О, надо выстрадать то, что выстрадала я, чтобы понять, что такое женская судьба. Так вот, синьор, да, еще до нашего с вами знакомства я полюбила одного человека, которого люблю до сих пор. За это вы меня убиваете. Если таково ваше право, то надо сознаться, что мы живем в страшное время. О, вы рады, не правда ли, что вот у вас в руках письмо, лоскут бумаги, предлог! Отлично. Вы меня судите, вы мне вынесите приговор, и вы меня казните. Впотьмах. Тайком. Ядом. Вы сильнее. — Это подло! (Оборачиваясь к Тизбе) Что вы думаете об этом человеке, синьора?